Уходят фронтовики, не жалуются, не просят, не сгибаются. Смотришь на них — и душа переполняется гордостью. Это наши люди, наши отцы, наши учителя. Но и обидно за них. Что ж ты, Русь, так неласкова к своим сыновьям, жизни за тебя не жалевшим?

* * *

Ещё один ветеран моего полка (уж простите, каждый офицер, откомандовавший полком, считает этот полк своим) Лукашевич Юрий Богданович. Полковой разведчик, в апреле 1945 года в Австрии с одной противотанковой гранатой привёл в штаб целый взвод из дивизии «Эдельвейс» с полным вооружением и с офицерами в придачу. Командир корпуса на представлении к Герою написал: «Слишком фантастично»! Лукашевич получил «солдатский орден» — медаль «За Отвагу». Стоял в почётном карауле, когда бургомистр Вены вручал комдиву ключи от города. Пил двухсотлетнее вино, которым монахи главной кирхи города угощали бойцов, «бравших» её так аккуратно, что ни единым выстрелом не поцарапали. Говорит, что и доныне в день освобождения Вены в той кирхе звучит молебен в честь гвардейцев 357 полка.

Отвоевал честно. А после Победы догнала его в Австрии бумага по линии СМЕРШа. Арестовали как шпиона. Как же — фашистский холуй, помогал немцам сжигать односельчан!!! Почти 700 человек сожгли фашисты в здании школы на 23 февраля 1943 года, когда стали мстить мирным жителям на оккупированных территориях за свой разгром под Сталинградом. Погибла в огне и мать Юрия Богдановича. И он был в той школе, но выполз и проскочил между пулемётами. Прятался у чужих и родственников, пока фронт не докатился. Пошёл служить. Пока геройствовал в Венгрии да Австрии, органы расследовали злодеяния фашистов. По злому умыслу или случайно (полдеревни — однофамильцы, Лукашевичи) причислили его к тем, кто с повязками полицаев винтовками загоняли своих на костёр. Судил трибунал. Тех, кто не поверил и вступился за Лукашевича на следствии, в 24 часа отправили в Союз. А чтобы сомнений не было, прицепом обвинили в воровстве и растрате. Ведь, по их мнению, не мог враг по определению не воровать и не вредить! Двадцать пять лет лагерей! Правда, через семь с половиной лет после смерти Сталина освободили и обвинение сняли, оказалось, был виновен другой — Лукашевич, но не Юрий.

Забыл обиду, учился, работал, защитился. Когда пришло время не только реабилитировать, но и заплатить за труд в лагерях, подал заявление. Ответ — вершина цинизма: дескать, вам не положено, вы же сидели не за то, что односельчан жгли, а за растрату!!! И аккуратненько на приговор ссылаются, на четвёртый пункт обвинения, забывая, что за любой из первых трёх грозил расстрел. Молодому парню было не до джемперов и квашеной капусты. Он только хотел доказать, что не враг, не предатель и не шпион. Тогда никто не послушал. Была бумага, а что по сравнению с ней человек?! Но сейчас, когда выяснилось, что это навет — зачем делать вид, что судили проворовавшегося заведующего полковой лавки? Почему за растрату отправили в лагерь для предателей??? В лагерь, где нечеловеческий труд до полусмерти, до опухших коленей и шатающихся зубов! Только за то, что с разрешения командира дивизии отпускал в полковой лавке офицерам до получки на «запиши»… Да комдив первым бы защитил комсомольского вожака, которого сам же бросил навести порядок в полковой лавке и разрешил отпускать товар в долг. Но одно дело — защищать своего бойца, и совсем другое — заступиться за предателя! Можно было нарваться и на обвинение в заговоре!!!

И никто в России не захотел разобраться не по букве, а по духу и понять… Сейчас ветеран живёт и верит, что правда победит, но надеется на Страсбург. Пишет историю своего казацкого рода и меня увлёк — вот и рассказываю вам…

* * *

Да, такие они — наши герои. Встретишь в толпе — и внимания не обратишь. А ты подойди и послушай… Пока они живы… Наши фронтовики…

«Мятежный полк»

За державу обидно.

«Белое солнце пустыни»

В один день лучший 357 полк 103 дивизии стал «мятежным». Мы уже год входили в состав Белорусских Вооружённых сил, ковали, как могли, боевую готовность, но служили, не присягнув новому государству. И тут яйцеголовым националистам в Минске срочно захотелось, что бы офицеры присягнули. И не просто так, а в день «великой исторической» победы литовско–белорусского войска под Оршей над одним из полков Ивана Грозного. Оказывается, было в истории и такое. Мы для себя давно решили, что один раз уже присягали, в том числе и народу Белоруссии, второй раз не будем. Разбираться прибыл сам министр обороны Козловский. Я находился в отпуске, поэтому отвечать пришлось моему заму Владимиру Петрову. Вот, что он рассказал:

— Это что? — спросил министр с порога, указывая на портрет генерала Грачёва, который в числе других был установлен на полковой аллее Героев. — Почему министр обороны чужого государства красуется в полку Белорусских Вооружённых Сил?

— Это наш командир дивизии, под его командованием мы воевали в Афганистане.

Ответ был «неправильный», поэтому последовал новый вопрос:

— Вы кто?

— Заместитель командира полка подполковник…

— Я спрашиваю, вы кто по национальности?

— Русский.

— А жена?

— Жена русская… и сын тоже русский.

Начальник штаба, на беду министра, оказался украинцем. Его жена и дети тоже. От «большого» ума или от растерянности Козловский спросил:

— Вы можете увести полк в Россию?

Петров, не моргнув глазом, ответил:

— Легко. Нужен приказ и шесть часов времени…

Как они забегали!!! Кто сдирал таблички с ленинских комнат, кто портрет Ленина из комнаты начальника караула. Министр обороны приказал соседнему командиру танкового полка блокировать полк в случае попытки выхода… Тот пришёл уточнить у нас — что за маразм. Он может завести первый танк только на третьи сутки! Мы его успокоили, налили сто грамм и сказали:

— Волею случая пена и шваль на разломе великой страны поднялась до неведомых для себя высот — министры! — и пытается оправдать своё существование. К сожалению, мы не нужны России и никуда не собираемся. Успокойся.

Когда я вернулся из отпуска, меня ждал сюрприз. В полку на правах дежурного подвизался один из заместителей Министра обороны Республики Беларусь. Следующее известие тоже было не из приятных: командира дивизии, русского генерала Калабухова, заменил белорус Хацкевич. До сих пор мне было абсолютно параллельно, какой национальности мой сослуживец, командир или подчинённый, а здесь я впервые задумался. Открываю приказ комдива и получаю первый за последние пять лет службы выговор. Ни за что! Просто, чтобы понимал, что у них не забалуешь и — «вам здесь не тут»!

Это была последняя капля. Написал рапорт. На следующий день прилетел НачПО: «Да ты у нас первый кандидат на выдвижение, полк лучший и т. д.». Я положил приказ комдива на стол, прикрыв приказную часть. Тот прочитал повествовательную и говорит:

— Так… полк трижды упоминается, как лучший. Ценный подарок можешь и не получить, а благодарность обеспечена.

Прочитал про выговор, говорит:

— Это какая–то ошибка…

— Ошибка служить в такой армии и под началом такого командира. Он меня ещё в глаза не видел, а уже в грязь втаптывает.

Боровуха был первый гарнизон, где я, будучи командиром полка, получил свою первую квартиру. Коллектив полка блестящий. Служилось с удовольствием. Но вместе со мной восемьдесят восемь офицеров и прапорщиков положили на стол свои рапорта на следующий день. Не остановили ни посулы о вышестоящих должностях — сразу через две ступени — ни возможность улучшить жильё. Не остановила и неопределённость перспектив в России.

На третий или четвёртый день прибыл в полк «на дежурство» бывший командующий Белорусским военным округом генерал–полковник Костенко, теперь заместитель министра обороны. Он разительно отличался опытом и кругозором от пигмеев, которые дежурили до него. Посмотрел на развод полка, задал несколько вопросов по существу и говорит:

— Мне всё ясно. Командир, как тебя зовут? Пойдём, Володя, в кабинет к тебе, поговорим.