Встали. Вместо ужина, сладкий чай, больше ничего в рот не полезло. Оделись, попрыгали. Проблема N 1 — уйти с заставы незамеченными. ХАДовцы и царандой привыкли, что бойцы вечером табуном на горшок ходят, вот и сейчас все вроде бы туда. А на самом деле на мягких лапах мимо — и в заминированную промоину. Там по проделанному проходу в противоположную сторону от реальной цели. Нарезали кружок километров десять и только после этого, разделившись, подошли к хребту, каждый к своей точке подъёма. Важно не ошибиться, а ночь хоть глаз выколи. С одной стороны, здорово, с другой, заблудиться, как два пальца об асфальт. Хоть какой бы ориентир!

Только начали подъем, слышу, зовут. Подхожу, боец держится за живот и рассказывает про больные почки. Присматриваюсь — «Кротяра»! Деловой, сучонок, косил от занятий, мол, в «ленточку» некому без него сходить. Конечно, плющить жопой подушку на броне лучше, чем скакать по горам. Одного не оставишь. Потеряется — сам себе не прощу, да и голову откусят. Оставлять офицера, а как же задачи наверху? Такая злость меня взяла на его сопли, врезал по роже, только шапка полетела.

— Тебя кто сюда тащил? Сам напросился? Освобождения не будет! Раздевайся, сучок. Ещё раз присядешь, лично задушу!

Забрал его автомат, разведчик — РД. Снизу поднимается писарь. Хрясь Кроту шапку на голову и говорит:

— Ты шапку потерял, смотри, больше не теряй…

Многообещающе так сказал.

Дальше пошли молча. Только иногда чей–то шёпот и приглушенный мат. Подъём оказался тяжелее, чем я ожидал. Идём вне троп. Подняться надо на километр. На горбу по 30–40 кг. Со всем этим добром легко можно ухнуться, если неправильно поставишь ногу. Иногда движение, как по спине дракона или перевёрнутой расчёске: справа–слева обрыв. Около нуля, но под бронником всё клокочет и парит. Пот выедает глаза. Останавливаться нельзя. Не успеем до рассвета духи здесь и «упакуют». Сереет. Да когда же конец!? Сердце клокочет уже где–то в горле и отдаётся в висках. Перед глазами всё плывёт. В ботинки кто–то горячей золы насыпал. Если за этим камнем не будет вершины хребта, упаду и сдохну. Падать не стал, но привалился спиной к камню и ртом хватаю воздух. За мной держатся только писарь, связист и пара разведчиков. Остальные отстали.

Наконец подъём неожиданно закончился. С той стороны потянуло сладковатым дымком и послышался собачий брех. Отлично, ветер на нас, значит учуять не должны. В предутреннем сумраке различаю далёкие очертания Пачехака и ближе, в полутора–двух километрах, духовский лагерь. Неожиданно быстро вместе со всеми выполз Крот:

— Товарищ майор, отдайте автомат.

Не до разборов.

— Бери и дуй на своё место!

Дальше всё по нашему сценарию: одна группа на перевал, две другие по хребту охватывают духовский лагерь. Быстро светает, и разведка не успевает прихватить их охранение. Взять тёплыми, без стрельбы на этот раз не получилось. Не дошли метров двести. Как потом оказалось, очень удачно — непосредственные подступы к перевалу было одно сплошное минное поле. Разведка залегла прямо перед ним. Поднявший тревогу дух тут же поймал пулю, но с позиции охранения моментально огрызнулись несколько автоматов. Завязалась ожесточённая перестрелка. Из ожившего лагеря духи довольно точно открыли огонь из безоткаток и ДШК. Видно, что работают по пристрелянным ориентирам. Разведчики, попавшие под перекрёстный огонь, забились под камни и головы не могут поднять. Режим радиомолчания закончен, прошу доложить обстановку. Все поднялись без потерь. Закрепились на хребте, к бою готовы. Видя только разведчиков и не зная об остальных, духи решили обойти их с двух сторон и положить всех на перевале. Довольно организованно две группы человек по 30–40 резво стали подниматься на позиции взводов 7 и 9 роты. Даю команду не спешить с открытием огня, а сам запрашиваю о готовности артиллерии соседней заставы. Свои миномёты подождут. «Грузи чужого коня», — говаривал один умный артиллерист, и я загрузил. Дымовые легли точно в цель. И пожалел, что сразу не дали осколочно–фугасными. Почти одновременно с флангов ударили из стрелкового. Ухо радуют чёткие, короткие в два патрона очереди с нашей стороны. Значит, работают без паники, тогда я за них спокоен. Чего–чего, а в огневом контакте мои кому угодно фору дадут. Да и преимущество в высоте чего–то стоит. Духовские миномёты успели выплюнуть по пару мин, как их накрыл залп наших «Нон». Безоткатки заткнулись ещё раньше, а ДШК никак не угомонятся.

— Как «грачи»?^[39] — спрашиваю у авианаводчика.

— Заправляют, скоро будут.

— Поторопи!

Вышел на связь комбат.

— Радиообмен слышал. Держись. На подходе дивизионная батарея залпового огня. Готовь задачи.

Тут меня жадность и подвела. «Ща, — думаю, — я ваши ДШК заткну». Даю координаты цели и наблюдаю солидный перелёт.

— Ближе четыреста!!!

Опять перелёт.

— Ещё ближе четыреста!!!

Следующий залп пришёлся прямо по хребту в районе перевала, где залегла разведка.

— Ё–ё–ё… твою… су–у–уки, — это было первое, что сказал в эфир батальонный разведчик Иван Лусевич, но для меня это всё равно прозвучало, как песня.

— «Ураган», стой! Прекратить огонь!!! Вы что там, на огневой, совсем охерели?!! — это я артиллеристам и совсем не по уставу, — Ваня, ты как?

Пока он молчал, я слышал, как по позвоночнику катится струйка пота. Наконец:

— Вроде целы, но оглохли и обос… Мало духи с двух сторон, так ещё и свои с тыла!!! Короче, больше не надо такой «поддержки».

А ДШК, как будто издеваясь, опять забубнили по перевалу. Достали, суки!

— На подходе пара «грачей», — наконец доложил авианаводчик.

Душки в лагере, чувствуя недосягаемость нашего стрелкового, вели себя достаточно вольготно. Во всяком случае, передвигались в полный рост. Пара отработала красиво. Сначала две «капли» долго висели в воздухе, а потом, соприкоснувшись с землёй, смешали в кучу людей, железо и камни. Второй повторил маневр ведущего, но положил бомбы немного в сторону. Вслед выходящему из пике ведомому ушли две трассы ЗГУ. К ним у пернатых особая любовь, поэтому во втором заходе они отвели душу НУРСами.^[40] Непривычно наблюдать за полётом СУ–25 сверху вниз. Когда рассеялся дым, ЗГУ замолкли, а ДШК с ещё большим остервенением ударили по перевалу. А потом вдруг поперхнулись на полуслове. Секунд через тридцать рявкнули ещё раз и… синхронно замолкли окончательно.

Позже я узнал, что под шумок артиллерийского и авиационного налёта два брата–акробата старшие лейтенанты Миронов и Сидоренко спустились с перевала и подобрались к укрепрайону на прицельную дальность. Только душок на гашетку, а тут выстрел из СВД. Наводчик с дыркой во лбу и сел. Подскакивает другой — та же картина. Больше желающих не нашлось. Эта пара подействовала на духов гораздо сильнее артиллерии и авиации. Позабивались в щели и молчат. Высматривают. Иногда появляются, но мечутся перебежками, как помойные коты. Зауважали, блин…

С флангов доложили, что духи, подобрав убитых и раненных, отходят. У нас все целы. Разведка выскочила из–под огня, посеченная камнями, оглохшая, но живая. Одному досталось даже от ДШК, но то ли рикошет, то ли на излёте, но жив курилка. Рюкзак и бронник сделали своё дело. Через неделю стриг меня, тот синяк так и остался во всю спину, тазиком не закроешь!

«Осмотреться, закрепиться, перезарядиться»… Духи шуршат за обратными скатами своей горушки, куда не достаёт артиллерия. Стаскивают туда раненных и убитых. Даю команду разведчикам проверить. Для себя понимаю: главное не дать им увести реактивную установку. Но никто из наших её на духовских позициях не видел. Может, её уже здесь нет? Об этом не хотелось думать. И ещё понимаю, если духи продержатся до темноты, ночью уйдут и унесут всё тяжёлое оружие. Этого допустить нельзя.

Даю команду готовить «Лавину». Это не «Ура!» в одну шеренгу, держи интервал и равнение! А передвижение от укрытия к укрытию попарно, один бежит, другой страхует. Благо, всё отработано внизу и никому не надо ничего объяснять. Оставив на хребте тяжёлое вооружение и небольшое прикрытие, группы стали спускаться вниз, сжимая кольцо вокруг укрепрайона с трёх сторон. Для отхода оставлен один проход, но и он — сюрприз! — перехвачен двумя РПК и огнём миномётов.