– Так, Пал Иваныч, – нестройным хором промычали из-за его спины охранники. – Мы по-серьезному не хотели…

– Ну, а коли ты, Лука, его под свою «крышу» берешь, никаких непоняток быть не может. Пускай лечится, башку в норму приводит. А дальше поглядим…

При последних словах Егорыч вскинул голову и внимательно и остро посмотрел на Бурнаша.

– Не понял насчет «дальше»? – сказал санитар и, сделав многозначительную паузу, сквозь зубы выдавил: – Это ты что, авторитет свой качаешь?

– Нет, я о деле баю. И про это у нас с тобой разговор отдельный будет, – качнул головой Бурнаш. – Вполне деловой и взаимовыгодный. Без распальцовки и наездов.

– Ну если так… – пожал плечами Егорыч. – Только вот не пойму, Бурый, к чему ты клонишь.

– Пока болезный пускай в норму приходит, а я мозгами пораскину. А уж как до конца все свяжу, тогда и усядемся с тобой, Лука, прикинем общие интересы.

– Какую-то бодягу ты гонишь, – недоуменно покачал головой санитар. – Да ладно, до дела дойдет, тогда и разберемся. Но пока, как решили – никаких наездов на него.

– Слово – закон! – согласился Бурнаш и грозно покосился на охранников. – Никто его и пальчиком не заденет. Так, орлы?

– Так, Пал Иваныч, – уныло пропели хором за его спиной бодигарды, скучно рассматривая свои «пальчики».

– Слышь, Лука, – неожиданно смущенно улыбнулся Бурнаш. – Хоть убей, не могу поверить, что этот кент лучше моих парней работает. Есть желание проверить самому. Раз уж он сейчас под тобой, разрешения спрашиваю. Дай мне с ним малость потолкаться.

Лука-Егорыч на секунду задумался, а потом как бы безразлично и неохотно повел подбородком. Однако Петр сумел уловить в его глазах искорку интереса.

– Ладно, только по-короткому и без увечий, – согласился Егорыч. – А то я про твою медвежью силу слышал. Сколько народу переломал…

– Не, я легонько, – поднимаясь со стула, ласково пообещал Бурнаш. – Просто гляну, на что он годится.

Он стянул с могучих плеч спортивную куртку, скинул сланцы и потянулся, так что захрустели кости в суставах.

– Ты-то, парниша, не против подразмяться? – для порядка спросил Егорыч-Лука у Петра.

Тот, не противясь неизбежному, неопределенно дернул плечами.

– Вот и ладненько, – улыбнулся санитар, подхватил стул и отошел в сторону. Охранники последовали его примеру, освобождая место в центре палаты.

Петр снял суконную куртку, оставшись в нательной рубахе, и разулся, освободив ноги от тяжелых казенных тапочек. По примеру Бурнаша он не стал тратить время на разогрев, а лишь прошелся по суставам и мышцам, проверяя их готовность к работе. Перед ужином Петр качественно занимался «отрезами парчи», включая еще не разрешенные Лидией Анфимовной, и тело сохранило тепло и эластичность.

Во время короткой разминки работали не только мышцы и связки, но и мозг Петра. Подкорка помимо его воли или команды просчитывала противника. Впечатляющие габариты: бугры мускулов выпирают из-под майки, спина – хоть рожь цепом молоти, столбы крепких ног. Вес раза в полтора побольше, чем у Петра; ростом – на голову выше. Даже Винт, не говоря уже о Коляне с Моней, смотрелся рядом с шефом некрупным пацаном.

Каким видом боя обладает Бурый-Бурнаш, также оставалось загадкой. Такое тело под стать сумоисту или тяжеловесу классику, хотя не исключается и бокс, и рукопашный бой. Движения его не выдают явных признаков принадлежности к определенному стилю борьбы. Но для такого мощного сложения, если еще прибавить выносливость и умение держать удар, техника иногда и не важна.

Вывод из наблюдений был невеселый, но не пессимистичный: следует осторожно ввязаться в схватку, не допуская противника в ближний бой. Аккуратно провести разведку, делая ставку на подвижность, а потом… А потом видно будет! Сколь ни силен и крепок дуб, топор профессионала-дровосека завалит и исполина. Слова про дуб и дровосека сами собой нарисовались в мозгу Петра. Ему оставалось лишь принять их на веру и положиться на заложенные в нем знания и умения, о которых он в полной мере не ведал и даже не догадывался.

Бурнаш, выждав, когда Петр закончит разминку, шагнул навстречу. На лице авторитета читалась уверенность в своих силах и некая затаенная усмешка. Огромные руки-лапищи, полусогнутые в локтях, были готовы схватить, сжать, разорвать непокорного.

Неожиданно для себя – импульс мозга дал команду помимо его воли – Петр шагнул навстречу и, вместо того чтобы уходить, лавировать, проводить разведку, двинул вперед свои ладони, встретившиеся с ладонями Бурнаша. Их пальцы сплелись в крепком замке. Скрытая усмешка на лице авторитета проявилась, превратившись в пренебрежительную улыбку. Дичь по своей воле забралась в капкан, который сейчас захлопнется и сломает ей хребет.

– Потанцуем, малыш! – торжественно объявил Бурнаш, и его губы расплылись еще шире.

– Потанцуем, – спокойно согласился Петр, чем вызвал недовольство партнера, мгновенно стеревшее улыбку с лица.

Глаза Бурнаша зло сверкнули. Не привык он к столь вольной реакции людей, удостаивающихся его внимания.

Бурнаш поудобнее перехватил и стал медленно сжимать пальцы, сдавливая утонувшие в его широких ладонях руки хиляка-соперника. Он, видимо, скоро ожидал отчаянного крика боли и корчи упавшего на колени тела. Однако неожиданно и совсем непривычно человек-гора почувствовал, что кисти противника вовсе не поддаются, не хрустят, и суставы не гнутся от его стальной хватки.

Рука «психа» словно окаменела, застыв бетонным монолитом.

Да каким там бетонным – еще в юности Паша Бурлаков ударом кулака отламывал куски от плиты перекрытия и крошил их пальцами на мелкие кусочки. От этого нехитрого действия его друзья были в восторге. А сейчас ему явилось чувство, что он сжимает кусок неподдающегося холодного гранита. Таким же холодным и отстраненным было и лицо «психа».

Так продолжалось секунд тридцать. На лице Бурнаша злость уступила место недоумению. От напряжения его щеки стали наливаться свекольным отливом. Он уже не знал, что делать дальше. В подобную игру Паша играл не единожды и всегда выходил победителем. Впервые в жизни ему попался соперник, который не сломался под натиском недюжинной силы его рук.

Бурнаш уже хотел ослабить давление, переведя все в шутку, как вдруг ощутил, что пальцы его противника ожили и шевельнулись. Они медленно стали усиливать нажим на фаланги его пальцев. Гигант почувствовал сначала легкую боль, которая с каждой секундой нарастала, заполняя косточки и суставы кистей. Скоро она стала невыносимой. Бурнаш попытался было отстраниться, освободить руки, однако это ему не удалось. Словно острые иголки пронзили мышцы и нервы, буквально парализовав тело.

Казалось, еще мгновение, и он завопит от боли, упадет на колени, как вопили и падали его поверженные соперники. Авторитет, держась из последних сил, умоляюще посмотрел в глаза Петра… И тот принял его просьбу. Пальцы медленно ослабили хватку, вернув Бурнашу свободу. Руки мужчин наконец расцепились, освободив связку.

Стоявшие за спиной шефа охранники, похоже, так и не поняли, что же произошло. Ну, сошлись мужики, пальцы в замок сложили, постояли пару минут и опустили ручонки. А вот Егорыч-Лука разобрался в текущем моменте, хотя и не подал виду, а лишь сдержанно и одобрительно качнул головой. А что не одобрить-то? Ведь он только что определил, что Петр находится под его «крышей». Мелочовка, конечно, эти игры, однако приятно, что подопечный не осрамился.

Свекольный цвет лица Бурнаша медленно спал, оставив лишь след румянца на толстых щеках. При всех своих недостатках авторитет умел проигрывать. Правда, и раньше с ним подобное редко случалось, а последнее время – вообще сошло на нет.

Он привык добиваться своего и в боях, и в делах. Не пасовал ни перед превосходящим его соперником, будь это человек или карательный орган, ни перед обстоятельствами. И нынешняя отсидка в психушке была вовсе не проигрышем, а лишь являлась несложным тактическим ходом.

Внимательно оглядев свои руки, он несколько раз согнул и разогнул пальцы, проверяя их целость. Недоверчиво хмыкнув под нос, Бурнаш поднял взгляд на Петра. В его глазах не было ни злости, ни удивления.