Прости меня. Люк, —подумала она. – Я ни о чем им не скажу, но и здесь оставаться, чтобы когда-нибудь прийти тебе на помощь, тоже больше не в силах. Прости меня. Очень прошу, прости...

Когда рот окончательно опустился и зубы мужчины впились в ее лоно, Клэр закрыла глаза.

Они встретились у основания скалы – Питерс как раз выходил из-за камня на песок, думая о том, что первыми устали все же ноги, – когда из-за зарослей невысокого кустарника появилась девушка, держа в руках полицейскую модель револьвера тридцать восьмого калибра. Он сразу все понял.

Всем телом качнулся в сторону, неожиданно споткнулся, но понял абсолютно все.

Девушка явно не умела обращаться с оружием и стояла, держа его перед собой в вытянутой руке, целясь не столько в какое-то конкретное место на его теле, сколько в общую массу. Она знала лишь одно: надо дергать за этот гладкий крючок, безостановочно дергать – и немедленно принялась это делать.

Поэтому, споткнувшись, Питерс, сам того не подозревая, спас себе жизнь; для него это было сродни провидению Господню. Больно ударившись коленями о камень, он тут же выправил положение тела и прицелился в тот самый момент, когда первая пуля вонзилась в песок слева от него. Когда мимо головы просвистела вторая пуля, он уже успел нажать на спусковой крючок. Третья пуля ушла к звездам, поскольку к тому временем он уже поразил девушку прямо в грудь – та рухнула на землю не далее чем в четырех футах от него, – но тут же снова вскочила, словно была не живым человеком, а картонной уткой в тире. Правда, на сей раз она уже утратила былой контроль над тем самым гладким крючком, безуспешно шарила пальцем, пытаясь отыскать его, когда повторный выстрел Питерса – и снова в грудь – окончательно свалил ее на землю.

Револьвер отлетел на песок. Питерс поднялся на ноги и подошел ближе.

Посмотрел на девушку и лишь покачал головой.

Потому что и сейчас, похоже, отчасти повторялась та же самая история одиннадцатилетней давности.

Столкнувшись лицом к лицу с бойней, подобной которой он не только не видел ни разу в жизни, но и представить себе не мог, что когда-либо увидит, Питерс испытал сильнейшее волнение, причем даже не столько от всех этих убийств – за исключением, пожалуй, того паренька, смерть которого тяжким камнем легла ему на душу, – сколько от своего собственного стремления разобраться, понять, кем были эти люди и что они собой представляли. Как могло случиться, что какие-то совершенно чуждые ему биологические виды, развивавшиеся по неким параллельным линиям и законам, и предки которых в каком-нибудь плейстоцене или еще черт-те знает где, откуда они и стали развиваться, никак не являлись его, Питерсапредками, вдруг взяли и появились в нынешней, егожизни – вот это никак не укладывалось в сознании отставного шерифа. Разумеется, он понимал, что ошибается, что на самом деле все это не так, что и в реальной действительности существуют маньяки вроде Мэнсона или Банди, однако самому ему еще никогда не доводилось встречаться с ними и потому, проживи он хоть сто лет, все равно ему этого никогда не понять.

Нет, никогда ему этого не понять.

Он стоял и смотрел на распростершееся перед ним тело, последние капли сил которого вытекали в песок, стоял и видел, как бледные, дрожащие ладони девушки потянулись вверх вдоль тела, покуда пальцы не нащупали под грязной, залитой кровью рубахой входные отверстия от пуль.

А потом принялись слабо, едва касаясь, ощупыватьих.

И все то время, пока это продолжалось, чертова девчонка продолжала улыбаться.

Вторая Похищенная купалась в теплом и влажном удовольствии, имя которому была боль.

Она помнила, что давным-давно встретила мужчину, одетого примерно так же, как был одет вот этот, что стоял сейчас над ней, и такого же, как он, большого, тяжелого. И еще она помнила – правда, уже более смутно – женщину, которая была вместе с ним. У нее было худое, изможденное лицо, разительно контрастировавшее с крупным лицом мужчины; взгляд у нее был мягкий, возможно, даже чуточку рассеянный, как бы немного обиженный и отсутствующий, но в любом случае совершенно непохожий на то, как смотрели на нее поросячьи глазки мужчины, руки которого вовсе не были мозолистыми и грубыми, настоящими мужскими руками, но которые, тем не менее щупали и били ее.

Она улыбнулась, вспомнив, как ей удалось убежать от мужчины, и как потом, ночью, в комнату вошла Женщина и забрала ее с собой.

Женщина тогда была совсем молодой, а Вторая Похищенная – и вовсе ребенком.

Она тогда никак не могла понять происходящего и потому без конца плакала и плакала, а Женщина взяла и оставила ее одну в темноте.

Это ощущение проникло в нее намного глубже, чем в других.

Сейчас же пальцы девушки чувствовали под собой жар ее тела, воспринимали тепло влажной жизни, ощущали слабое, едва заметное сердцебиение. Это была знакомая боль, слабо напоминавшая ей, кто она такая.

А потом воспоминания стали постепенно затухать. За тем призрак и привел его сюда.

Чтобы он мог понять, что происходит внизу, услышать звуки выстрелов, вдыхать запах пороховой гари и увидеть, как рухнула на землю Вторая Похищенная.

Призрак явно хотел продемонстрировать ему свою силу, заставив следовать за собой, сделав так, что он сам увидел все это.

Впрочем, Кролик тут же успокоил себя тем, что на самом деле идея прийти сюда принадлежала ему самому, а не какому-то там призраку.

И все же он притаился в тени за каменной грядой и вскоре увидел, как призрак мужчины возвысился над телом Девочки, затем протянул руку и дотронулся до основания ее горла, после чего вперевалку, словно медведь, побрел по песку в направлении пещеры.

Пошел, чтобы убить их всех, —подумал Кролик. Всех до одного.

Ему как-то не показалось странным, что призрак стреляет из револьвера, да и дыхание у него слишком уж натруженное.

В данную минуту он страшно боялся чудодейственной силы призрака, который оказался настолько сильным, что, как ни крути, все же смог привести его за собой, сумел выманить Вторую Похищенную из безопасного укрытия пещеры и убить ее, причем так же быстро, как обычно змея расправляется с кроликом.

Повернувшись, Кролик пополз вверх по гладкому камню.

Он решил не идти той тропой, по которой пошел призрак, а вместо этого побежал лесом, мимо тех мест, где мог сохраниться его запах, а когда услышал голоса людей и понял, что людей этих очень много, что все они движутся прямо на него, из одной точки, но при этом как бы цепью растянувшись в разные стороны по холмам, когда почувствовал запах – их собственный и запах масла, которым было смазано их оружие, – тогда ему уже не оставалось ничего иного, кроме как снова притаиться в зарослях кустов с подветренной стороны и надеяться лишь на то, что и они, подобно тому призраку, пройдут мимо и наконец оставят его в покое. Не тронут.

В запасе у него, правда, было еще одно, более надежное укрытие, вот только как до него добраться? Раньше они с Землеедкой и Мальчиком довольно часто им пользовались, да и располагалось оно в общем-то недалеко.

Нет, оставаясь здесь, в относительно безопасном укрытии, он мог все же переждать, пока они пройдут там, внизу.

Отсюда, с высоты скалы, ему было все отлично видно, так что он мог просидеть здесь не только всю ночь, но и весь следующий день.

А дорога до того места и в самом деле была не дальняя.

– Сюда! Сюда, скорее!

Питерс вскинул револьвер, но тут же понял, что это уже не те дикари, а кто-то другой.

Кричал явно мальчик, самый обычный мальчишка, вроде того которого он застрелил одиннадцать лет назад – не дай Бог снова повторить то же самое, —пацан, который притаился в зарослях высокой травы у самого основания скалы и сейчас махал ему рукой.

Ребенок был одет в мокрую пижаму, до бровей перепачкался в грязи и крови, сильно исцарапал лицо и руки и сейчас, чуть не плача,отчаянно махал ему рукой, и при этом пронзительно шипел, что, видимо, заменяло у него шепот.