Трехэтажный дом по улице Охридская врезан в крутой склон горы Дебелло-Брдо, так что окна на юг, в сторону улицы (и высоты) имеет лишь верхний этаж. Окна двух других этажей выходят только в небольшой садик. То, что дом повернут практически «спиной» к горе, я потом понимаю, и сыграло свою роль в выборе его как штаба — Дебелло-Брдо контролируется мусульманами.
Кричу: «Есть тут кто?» Навстречу выходит, тяжело поднявшись по лестнице, обнаженный по пояс невысокий усатый парень в камуфляжных штанах. На белой груди, контрастной с загорелым лицом, — большой крест на черном шнурке. Вот он, первый русский доброволец, которого я вижу в Боснии. Василий, так он представился, приглашает меня в дом. Я спускаюсь по узким цементным ступенькам в полуподвальный этаж дома — в комнате два дивана, круглый стол. На стене висит РПК — ручной пулемет Калашникова с деревянным прикладом и без сошек, на комоде лежит какая-то деталь от гранатомета. Интерьер очень оживляет гроздь боевых гранат, свисающая с люстры.
Вскоре в дом заваливает шумная компания, в массе своей — в зеленой униформе. Тут не все — часть на Олово, на «положаях». Я сначала не понимаю, где это и что значит «олово». Никаких «шварцнеггеров» не видно — так, обычные парни, среднего роста и телосложения, три человека в синих джинсовых куртках. Люди возбужденно обсуждают проблемы постановки мин, точнее — борьбы с ними. Они сыплют незнакомыми терминами — «кукуруза», «паштет». В этом слэнге мне знакома только «растяжка». Вторая тема — доброволец Крендель попал сегодня под обстрел снайпера. Удачно, пули прошли мимо, пару раз выбивая искры и крошево из асфальта совсем близко от него. Крендель — это невысокий курчавый парень в рубашке и джинсах, он в Боснии дольше всех — с девяносто второго. Я замечаю, что люди в униформе также различаются — тут находится и два наших ооновца. Унпрофоровцы, как их здесь зовут. Офицер, капитан Олег, сегодня устраивал тренировку-соревнование с французами по разминированию. Похоже, что он выиграл — нашел и разминировал все, что поставили натовские коллеги.
Добровольцы рассказывают историю появления здесь ковров. Где-то в конце мая они провели хулиганскую операцию, совершив дерзкий налет на ковровую фабрику, находящуюся на нейтральной территории в Сараево. Мусульмане такой наглости не ожидали и «проспали» рейд, но русские смогли проникнуть на заминированную фабрику и даже вывезти на грузовике хранившиеся там ковры.
В тот же вечер я «приявился» — зарегистрировался. Получил новенький карабин СКС югославского производства, который и стал очищать от смазки. Такой карабин зовется «папавка», официальная же марка — М59/66. Раньше дел я с ним не имел. Знакомый мне автомат Калашникова дали через пару дней. Знаю, читатель прокомментирует — «повысили».
Получаю от ребят инструкцию на ночь — если кто-то молча пытается войти в дом — стреляй без предупреждения. Ночные незваные гости здесь могут пожаловать только с «другой» стороны. База, где находятся русские добровольцы, располагается сразу же под крутым склоном высоты, дальше идет только нейтральная полоса.
Вечером на склоне Дебелло-Брдо сверкают светлячки. Иногда их берут на прицел, принимая за огоньки сигарет прячущихся в зарослях диверсантов. Днем в небе над Сараево видны гирлянды хлопков — это НАТОвские самолеты отстреливают тепловые ловушки, страхуя таким образом свои полеты над городом.
Через пару дней сделал свою первую «экскурсию». Один матерый боец, по кличке Жириновский, сводил новичков, и меня в том числе, к центру города.[12] Проходим по Еврейскому Кладбищу, обходим простреливаемый открытый участок огородом. Следующий — пробегаем. Мне выпадает бежать третьим… Снайпер может успеть пристреляться. Ну, ничего. Проскочили. На домах висят «смертовницы» листовки с указанием имен погибших и дат их жизни. Спускаемся ниже и оказываемся среди многоэтажных домов. Опять бежим через простреливаемый участок, он начинается сразу за укрытием — небольшой стеной, сложенной из красного кирпича без раствора. Затем мы идем через подземный гараж и попадаем в «прифронтовой» дом — в буквальном смысле этих слов. Где-то внизу, на первом или втором этаже, находится положай — сербская огневая точка, укрепленная мешками с песком. Несколько сербских бойцов, два пулемета — в том числе чешский «Бренн». На стенах наклеены цветные картинки, в основном девушек, вырезанные из журналов. Невооруженным глазом виден французский пост — в бинокль в деталях разглядели белый танк на пневмоходу с маркировкой «UN». Башня его повернута в нашу сторону. UNPROFOR, то есть «United Nations Protection Force», фактически защищает здесь мусульманские позиции. Выясняем, что перед домом и на его крыше установлены мины. Поднимаемся выше, где лучше обзор. Этот дом обстреливается мусульманами с двух сторон — с тылу стреляют с возвышенных мест Еврейского кладбища. Постоянно гремят выстрелы, как будто бы кто-то молотком забивает гвозди. Перебегаем от стенки к стенке, быстро минуя оконные пролеты. Я поднимаю брошенную прежними хозяевами за ненадобностью книгу по истории. Тем же путем возвращаемся назад. Замечаю, что новички — к которым отношу и себя, еще не освоившие основ сербского, пытаются общаться с сербами на странной смеси всех языков, им известных, белорусского, украинского, английского. Они полагают, что существует только два языка — русский и иностранный.
Один из добровольцев — Петр (далее — «Крученый», сам он с Западной Украины), бывший в отряде в тот момент за старшего, взглянув на меня в первый же день, сказал, что уже встречал меня в Боснии ранее. Мой дух уже был здесь??? «Этого не может быть, я тут впервые», — ответил я и тоже согласился, признал, что лицо Крученого мне знакомо. Стали вспоминать различные точки бывшего СССР, где мы могли пересечься. Не нашли. Разгадка пришла через несколько дней. Я сфотографировался на сербскую военную книжку. «Надень мои очки, глянь в зеркало — и сравни это с моей фотографией,» сказал я. Оказалось, что мы были очень похожи, а когда одинаково очень коротко постриглись и побрились, то были почти как близнецы. Петруха был лишь чуть ниже, плотнее, в левом ухе у него — белая серьга (единственный сын в семье).
Пятнадцатого июля девяносто четвертого мы, группа из четырех человек во главе с Кренделем, уехали на положаи под Олово. Перед этим на базу подъехало еще двое парней. Один из них (далее — «Тролль») приехал, по его словам, бороться с агрессивным исламом или что-то в этом духе. Бывший водитель троллейбуса (за что он и получил кличку), а ныне скульптор, резчик по дереву. Это был худощавый и невысокого роста, светловолосый веснушчатый мужчина за тридцать, вспыльчивый, с разукрашенными синими узорами руками. Все эти наколки, правда, были не тюремными, а так, следами юношеского баловства. Слова «агрессивный ислам» в устах этого с виду простого работяги несколько шокировали меня и я высказал ему свою точку зрения о причинах и виновниках этого конфликта.
Добирался скульптор в Боснию извилистым путем, получив югославскую визу в Польше. Перед этим тоже намучался с получением загранпаспорта. Перед приездом на Еврейское Кладбище Тролль вместе с сербом по имени Медрах ездил в Сербскую Краину, к Драгану, но там было затишье, и ему порекомендовали ехать в Сараево. Имя Драгана, командира диверсионного сербского отряда, воевавшего под Книном, символ храбрости и везения, гремело тогда от Загреба до Белграда. Его имя было созвучно слову «Дракон». Драган — это худощавый брюнет лет сорока, ветеран Французского Иностранного Легиона. База его отряда была в 1994 году в селе Брушка, к северу от Бенковца. Группа Драгана очень хорошо себя показала еще в 1991 году под Дубровником и Вуковаром. Ядро отряда составляло два-три десятка опытных бойцов, вокруг которых группировались еще несколько десятков парней, обучавшихся мастерству разведчика и диверсанта. Правой рукой у Драгана был русский — по имени Василий, позже в том же 1994 году при проведении разведки в тылу у хорватов подорвавшийся на мине-растяжке и страшно посеченный осколками. Василия вывозили из Книна в Белград. Драган смог увести свое подразделение в Боснию в августе девяносто пятого, прорвавшись сквозь хорватские клещи. В 1996 году, используя свои связи по Легиону, Драган увел свой отряд в Заир. Через несколько месяцев он вывел его без потерь!. Тролль рассказывал нам, как сербы хорошо относятся к русским. В пути они с сербом действовали по следующему алгоритму. Серб просил у местных жителей воды, потом говорил: «Эй, рус, пойди сюда!» Услышав «рус», жители дома накрывали на стол и угощали руса, а заодно и его попутчика, серба.
