Нашей основной задачей было пробить оборону противника, развить успех, захватить село Черкасское и двигаться дальше в направлении села Яковлево. Но наступление развивалось совсем не так, как изначально планировалось командованием. Черкасское предполагалось захватить сорок восьмым танковым корпусом к десяти часам утра, но из этого ничего не вышло. Советы слишком хорошо окопались и были готовы встретить нас всей своей мощью. Стоило признать, что их инженеры поработали на славу – оборонительные линии были настолько грамотно спланированы с учетом рельефа местности и заболоченных участков, что в начале боя основная масса танков оказалась скучена в узких, танкодоступных проходах, образовались заторы. Прибавить к этому сильный огонь их артиллерии и авиации, да еще и отвратительное взаимодействие между нашими танковыми и пехотными частями, и становилось ясно, что смять русских быстрым, сокрушительным ударом не получится.

Если в начале наступления казалось, что сосредоточенные на нашем участке сто двадцать девять танков «Великой Германии», семьдесят три САУ и двести «пантер» десятой танковой бригады сомнут любую преграду, то теперь эйфория спадала. Иваны не дрогнули и сопротивлялись не только яростно, но и умно. Отрезав в момент первой атаки боевую группу третьего батальона фузилерского полка от танковой поддержки, они покромсали наших парней в мясо…

Я ясно видел мелькавшие то тут, то там зеленые каски. В окопах пряталось огромное количество русских солдат. Отлично замаскированная советская артиллерия била теперь по нам из всех стволов.

– Командир, «С 11» просит поддержки! – сообщил стрелок-радист Вилли Херманн.

«Тигр» с этим номером двигался впереди нас и уже ввязался в жестокий бой с тремя выскочившими из укрытий «тридцатьчетверками». Русские танки накинулись на него и пытались уничтожить, норовя зайти с боков. «Одиннадцатому» пока удавалось оставаться в бою благодаря мощной броне, хорошей маневренности танка и опыту механика-водителя. Следовало поспешить ему на помощь, и я приказал Ланге дать полный газ.

Шансов у трех «тридцатьчетверок» против двух «тигров» не было, но они не собирались оставлять поле боя и лезли вперед, словно их экипажи напичкали чокнутыми самоубийцами.

Не дожидаясь моей команды, Шварц загнал в ствол бронебойный снаряд, а наводчик Зигель уловил в прицел первую цель. Спустя секунду грохнул выстрел, и в танке остро запахло пороховыми газами. Ближайший Т-34 завертелся на месте, его гусеница медленно сползала, как чулок.

Второй выстрел попал русскому танку в корпус, и «тридцатьчетверку» затянуло клубами дыма. Все произошло за считанные секунды. Люк танка откинулся, один русский выбрался наружу и начал вытягивать изнутри раненого товарища. Херманн срезал обоих из пулемета, и я увидел, как их мертвые тела безвольно скатились с брони.

Пока Шварц вставлял следующий бронебойный, Херманн полоснул очередью по вражеской пехоте, которая уже выбралась из окопов и бежала на нас. Его пулемет отсекал ее, не давая приблизиться к нам и забросать гранатами.

Вторая «тридцатьчетверка» развернула башню в нашу сторону, облако дыма вырвалось из ее ствола. Попадание было точным, снаряд ударил нам в лобовую броню, но, не причинив вреда, отскочил в сторону. Ответом им был очередной наш выстрел. Топливные баки взорвались, объяв русскую машину всепоглощающим огнем. С ними было покончено.

С третьим вражеским танком расправился «С 11», выпустивший снаряд почти в упор.

Мы снова начали выравнивать строй, но в небе раздался рев советских самолетов. Они звеньями по пять штук пикировали на нас и сбрасывали бомбы. Самолеты пролетали низко и бомб не жалели. Казалось, им не будет конца. Каждая могла превратить нашу машину в могилу для пятерых отчаянных бойцов вермахта. Взрывы поглотили округу черным дымом, атака захлебывалась. О продвижении вперед не могло быть и речи, так как спереди нас обстреливала русская артиллерия, а сверху сыпались бомбы.

Нам бы пришлось совсем плохо, если бы на советских летчиков не набросились эскадрильи люфтваффе. Завязался жестокий воздушный бой. Силы оказались равны, то один, то другой самолет с воем рушился вниз, разбиваясь о землю. Нескольким летчикам удалось воспользоваться парашютами, но их убивали еще в воздухе, и они становились похожими на куклы-марионетки, которым внезапно обрезали невидимые зрителю нитки. Как бы там ни было, люфтваффе удалось отвлечь русских от нас.

Из-за плотной завесы поднявшихся после многочисленных взрывов, дыма и пыли видимость стала нулевой.

– Какие указания, командир? – уточнил Карл Ланге.

– Движемся вперед на самой малой скорости.

– В таком дыму напоремся на что-нибудь, – засомневался Карл, – или своих парней подавим.

– Выполнять приказ! – заорал я. – Останемся на месте, нас точно подобьют. Жми!

– Мое дело маленькое, только я не вижу ни хрена, – пробурчал Ланге.

Он разозлил меня, но я не стал ему ничего говорить, не та ситуация. Главное, сейчас выжить в бою, а когда выберемся из этого безумия, обязательно устрою ему взбучку за несоблюдение субординации и слишком длинный язык.

Насчет видимости Ланге был, конечно, прав. Пришлось, рискуя получить в голову осколок или пулю, снова вылезти из люка и корректировать движение машины. Рот я прикрыл платком, но это слабо помогало – пыль проникала всюду.

Солнце стояло высоко, но казалось, что наступили сумерки. Впереди едва различались темные силуэты. Были это наши танки или вражеские, разобрать в таком бардаке с полной уверенностью не представлялось возможным. Нам ничего не оставалось делать, как медленно двигаться в этом аду среди взрывов, гари и копоти.

– Давай понемногу, не торопись! – уже спокойнее приказал я Ланге, но как мы ни старались с ним быть внимательными, все равно въехали в какую-то воронку и чуть было не воткнулись стволом в землю. Танк взревел, будто раненый зверь, и задним ходом вылез из ямы.

Я заглянул в люк проверить, как там ребята. Ефрейтор Зигель плотно прильнул к оптическому прицелу в поисках цели. Что он мог узреть в такой пыли?

– Сейчас, сейчас… – без остановки повторял он. – Сейчас достану его!

Кого он пытался достать, мне понятно не было. Но если Зигель находил цель, то уж только держись. Глаз у него острый и наметанный.

Из сектора обстрела русских удалось выбраться, но впереди нас ждали заграждения, противотанковые рвы и минные поля. Последние были очень опасны, но как в этой свалке разобрать, где они? Русские за время подготовки напихали в землю столько смертоносного металла, что страшно представить.

Мы двигались медленно, гренадеры обогнали нас и уже сражались с иванами возле их окопов, пытаясь прорваться сквозь нагромождения мотков колючей проволоки. Поддержать их огнем мы не могли, опасаясь попасть в своих. Все перемешалось на этой проклятой земле. Ох, не так планировали мы провести сегодняшний день… Молниеносной атаки не получилось, мы увязли в этом дерьме, и что самое отвратительное, не имели понятия, как действовать дальше.

– Дитрих! – закричал я командиру соседнего «тигра», в горячке боя позабыв, что по связи следует использовать только кодовые имена, данные нам на время операции. – Дитрих, не стой! Иди за нами на заграждения!

«Тигр» Дитриха подтянулся к нашему танку, и мы одновременно наехали на колючую проволоку, подмяли ее, давая пехотинцам возможность пробраться вплотную к окопам.

Я обернулся. Несколько «пантер» последовали за моим танком. Их командиры направили машины в образовавшуюся брешь. Я невольно выругался. Из-за неналаженной связи «пантеры» выбрали тактику следовать за головной машиной и вели себя, как слепые котята.

Херманн нещадно поливал красноармейцев из пулемета, а Шварц затолкал осколочный снаряд, и Зигель нажал на спуск, разворотив пулеметное гнездо русских, создававшее проблемы нашей пехоте. Гренадеры ринулись вперед. Ураганный огонь нескольких танков вынудил иванов отступать. Тех, кто не успел, гренадеры добили в окопах.

Первый рубеж мы взяли!