Гумилев поежился, вспоминая снимки таинственных существ с прозрачными покровами, сквозь которые просвечивали синие жилы и кровеносные сосуды. Глаза без зрачков, ничего не выражающие лица… Но то, что за экстремистами, пытавшимися разрушить спокойную и счастливую жизнь человечества, стояли нелюди, было еще полбеды. Из доклада «Сома» косвенно вытекало, чего УЖЕ добились прозрачные. Это стало откровением для Гумилева.

И самое ужасное, что их план продолжал действовать, приносил отравленные плоды! Маховик разрушения запущен, гибнут люди, нормальная жизнь человечества осталась в прошлом…

– Гм… У меня все готово, – негромко произнес Китаев, встав за плечом Гумилева.

– А? – вздрогнул тот, отвлекаясь от тяжелых дум. – Готово? Ну что же, давайте начинать.

Обведя взглядом помещение лаборатории Х‑18, Степан Николаевич словно в первый раз увидел идеально белые стены, матовые плафоны освещения под высоким потолком, экраны приборов и нейрокорректор, похожий на большое, сверкающее металлом насекомое, вскинувшее лапы фиксаторов. Острый щуп аппарата казался жалом, готовым вонзиться в голову сына.

– Начинать так начинать, – Китаев перекрестился. – Ну, с богом!

Заурчал механизм саркофага, тело Матвея подъехало ближе и замерло, когда лапы фиксаторов с характерными щелчками опустились, прижав его к операционному столу.

– Запускаю гравитроны, – сообщил Китаев, водя пальцами по сенсорной клавиатуре. – Все физиологические показатели в норме. Область коррекции стабильна. Сон пациента глубокий. Ввожу первый пучок…

Матвей Гумилев пробудился с ощущением радости. Так бывало в далеком детстве – ты еще не проснулся до конца, ты только выскользнул из теплых и мягких объятий сна, но уже знаешь, что все хорошо, все в порядке. Сейчас мама войдет в комнату и скажет, улыбаясь:

– Эй, соня, поднимайся, оладушки уже готовы! Ты с каким вареньем будешь – с клубничным, малиновым или кумкватным?

«С кумкватным, конечно!», – хотел сказать Матвей, но вовремя остановился. Конечно же, он не дома. И никаких оладушек никто ему не предложит. Он не дома – а где?

Открыв глаза, Матвей огляделся. Странно. Он совершенно не помнил, как оказался в этой белой, светлой и пустой комнате. Наморщив лоб, Гумилев попытался вспомнить, что с ним произошло – и на него обрушились ужасающие подробности того боя на Градусе Забвения с пиратским фортом «Мститель», оказавшимся хитроумной ловушкой.

Матвей снова пережил шок, когда форт распался на пять акулоподобных крейсеров незнакомой конструкции, снова в его ушах прозвучала фраза Ираиды Бек: «В нас едва не попали ракетой, мать твоя черная дыра! Матвей, ты что там, заснул?».

И как наяву он увидел рой ракет, настигающий их корвет «Краб». А потом…

Потом была смерть Ираиды. И его собственная.

Матвей невольно сделал глубокий вдох – вспоминать о том, как он задыхался в стальной скорлупе скафандра «Богатырь», было крайне неприятно.

Значит, получается, он не умер? Его подобрали, вылечили. Да здравствует жизнь! Слава медикам «Беллоны»!

И тут сквозь пелену, затуманившую мозг, вдруг прорвались новые воспоминания: тумбочка с цветами и книгой «Сказки разных народов», палата медицинского отсека крейсера «Вольный», рыжеволосая девушка в белом халате, накинутом поверх комбинезона…

«С возвращением, Максим!», – сказала она.

Девушку звали Соня. Соня ван Астен.

Матвей рывком сел на кровати, схватился руками за голову, сжал виски, зажмурился…

Мозг его полнился образами, как галактика – звездами. Из череды воспоминаний то и дело возникали отдельные, особо запомнившиеся моменты – база «Армии пробуждения» на Уране, прогулка с Соней, знакомство с товарищем Альфой, статуя Справедливости, авиетка «Колибри», полет на Умбриэль, погибшая «Барракуда», поединок на арене Аэрополиса «Танцоров вечности», фотонный крейсер «Справедливый», комета «Шпитц‑11», шоу Пяти стихий, смерть товарища Альфы, сумасшедшая Анна Петровская в полицейском коптере, революция на Марсе, подготовка к атаке на Луну, подрыв «Австралии», бой со скоростными танками, мертвый Оберпротектор Гай Руднев и археоптерикс Гриша в клетке, крейсер «Вольный», Исинка…

И фигурка, подаренная Людвигом. Где же она? Ага, вот, висит на шее. Матвей сжал льва, привычно вздрогнул, пережидая волну холода.

Анна Петровская. Невеста. Стоп, Анна! Аннушка, Анютка… Его невеста, самая родная, самая любимая – и пропавшая, похищенная экстремистами с борта планетолета «Юрий Речников»… Она жива! Она спасла его, Матвея Гумилева, старшего лейтенанта «Беллоны», от казни Пяти стихий!

Но за что его должны были казнить?! Что он совершил?

И тут перемешанные в яркий коктейль воспоминания вдруг, словно получив команду извне, выстроились по ранжиру и пронеслись перед мысленным взором Гумилева в нужном порядке.

Он задохнулся от ужаса осознания произошедшего, горло сдавил спазм, сердце перестало биться, по спине потекли струйки ледяного пота.

– Господи… – прошептал Матвей, раскачиваясь из стороны в сторону. – Господи, что я наделал… что со мной сделали… Аня… Соня…

Тревожно запищали приборы. «Умная кровать», подключенная к единому лечебно‑диагностическому комплексу, выпустила мягкие лапы зажимов. Тончайший инъектор выдвинулся из подголовника, но потрясенный Матвей даже не заметил укола. Спустя несколько секунд препарат подействовал. Матвей обмяк, откинулся на подушку и вновь уснул.

Эпизод 8 Между небом и землей

Станция «Амур», штаб‑квартира корпорации «Кольцо»; борт корабля «Надежда»

В соседнем помещении лаборатории Х‑18 академик Китаев, отодвинув стойку с дисплеями, удивленно развел руками.

– Степан Николаевич, это феноменально и удивительно. Первый случай в практике.

– Что, что происходит?! – рявкнул Гумилев‑старший, напряженно вглядываясь в экран, на котором шла трансляция из палаты, где находился Матвей.

– Понимаете, нейрокоррекция прошла успешно. Мы возродили в вашем сыне его личность, личность Матвея Степановича Гумилева. Но… – Китаев в замешательстве подергал себя за бороду.

– Что «но»? Да говорите же, черт вас подери! – Степан Николаевич готов был вцепиться в щуплого академика. – Что с моим сыном?!

– Видимо, это особенности строения его мозга… – пролепетал Китаев. – Он… понимаете, он обрел личность Матвея Гумилева, но полностью сохранил все воспоминания о том, как был другим человеком, Максимом Верховцевым. И теперь…

– Это не опасно? – быстро спросил Степан Николаевич.

– Ну‑у… как вам сказать. Если психика вашего сына выдержит, это в чем‑то даже забавно…

– Что значит «если»? Что значит «забавно»?! Вы что, в бирюльки тут играете?! – взревел Степан Николаевич.

– Извините. Я могу провести повторную нейрокоррекцию, – поспешно заверил Гумилева Китаев. – Только…

– Что «только»?! Вы можете говорить толком и изъясняться проще? Речь идет о моем сыне!

– Давайте дождемся его пробуждения. Во сне состояние шока, который он пережил, обретя воспоминания двух разных людей, пройдет.

– Погодите, – сердито засопел Гумилев, – так в нем теперь что, две личности?

– Сначала я тоже так подумал, – кивнул Китаев. – Но посмотрите вот на этот дисплей. Видите – зеленая линия, обозначающая альфа‑активность мозга, только одна. У пациентов с двумя и более личностями – бывают и такие – можно увидеть две и более линии.

– То есть Матвей просто помнит то, что с ним было, когда он… ну, был как бы не в себе, был сомнамбулой? – уточнил Степан Николаевич, успокаиваясь.

– Именно.

– Хм… – президент корпорации «Кольцо» задумчиво потер подбородок и пробормотал: – Может, это даже и неплохо…

– Значит, Аня была здесь, – Матвей помешал ложечкой в стакане, сделал глоток. – Как же ты допустил, папа?

– Ну, виноват, виноват, – Степан Николаевич развел руками. – И главное, старый я дурак, сам ведь, своими собственными устами, дал команду исину «Черной стрелы» Надежде выполнять все приказы Анюты. Тут как раз началась ваша операция по захвату Луны, меня срочно вызвали…