– Погоди, – сказал мальчик. – Я ружье принесу…
– Не надо, – сказал Сэм. – Он уже не в силах двинуться.
И верно. Сэм дотронулся до головы, до отощалого тела, но пес лежал на боку не шевелясь, и желтые глаза были открыты. В них не было злости, они выражали не куцую обозленность зверька, а холодную лютость, почти безличную, как лютость бурана и стужи. И глядели они мимо Сэма и мимо мальчика, следившего в щель между бревнами.
Сэм дал псу поесть. Пришлось поначалу поддерживать ему голову, чтобы он мог лакать мясной отвар. На ночь Сэм поставил псу в сарае миску с бульоном и кусками мяса. Когда вошел утром, миска была пуста, а пес лежал, уже повернувшись на живот, подняв голову, уставя холодные желтые глаза на отворяющуюся дверь, – и, не изменив выражения этих холодных желтых глаз, даже не зарычав, прыгнул, но промахнулся, подвели ослабевшие мышцы, так что Сэм успел палкой отбить нападение, выскочить наружу и захлопнуть дверь, на которую, неизвестно когда собравшись для нового прыжка, тотчас же бросился пес, словно двух недель голоданья и не бывало.
В полдень они услыхали, что кто-то гикает по-охотничьи в лесу, направляясь к ним от лагеря. Это оказался Бун. Он подошел, понаблюдал в щелку непомерного пса, что лежал, высоко держа голову и отрешенно, дремотно помаргивая желтыми глазами, – воплощение несломленного, неукротимого духа.
– Нам бы проще его выпустить, – сказал Бун, – а взамен поймать Старого Бена и натравить на этого сукиного сына.
Он повернулся, надвинулся на мальчика своим докрасна обветренным лицом:
– Собирай манатки. Кас велит ехать домой. Хватит, насмотрелся уже на чертова конегрыза.
Пролетку Бун оставил на въезде в низину; в нее был впряжен мул, не из лагерных. К ночи мальчик был уже дома. Он рассказывал брату:
– Сэм снова станет морить его голодом, пока не сможет войти к нему и дотронуться. Потом кормить начнет. А потом, если потребуется, опять примется морить.
– А зачем? – спросил Маккаслин. – Толк какой? Даже Сэму никогда не укротить этого зверя.
– Он нам не нужен укрощенный. Он нужен нам, какой есть. Только пусть поймет в конце концов, что ему не выйти из сарая, пока он не подчинится Сэму, нам. Он, и никто другой, остановит Старого Бена и не даст ему ходу. У него уже и кличка есть. Мы назвали его Львом.
Наконец пришел ноябрь. Они вернулись в лагерь. Стоя во дворе вместе с генералом Компсоном, майором де Спейном, братом Уолтером и Буном среди ружей, одеял, ящиков с провизией, он увидел Сэма Фазерса и Льва – идет по дорожке от конюшни старик индеец в потертой овчинной куртке поверх ветхого комбинезона, в резиновых сапогах и в шляпе, которую носил прежде отец мальчика, а рядом важно ступает великан пес. Гончие бросились было навстречу и осели, кроме все еще не наученного жизнью кобелька. Он подскочил ко Льву, виляя хвостом. Лев и клыков не оскалил. На ходу ударил по-медвежьи лапой, так что визгнувший кобелек отлетел кувырком шага на три, а Лев вошел во двор и встал ни на кого не глядя, безучастно и сонливо помаргивая.
– Вот это да, – произнес Бун. – А потрогать его можно?
– Можно, – сказал Сэм. – Ему все равно. Для него и люди и зверье – пустое место.
Мальчик приглядывался. Два года затем он все приглядывался к этой паре с минуты, когда Бун погладил Льва по голове и, присев, стал ощупывать костяк и мышцы, щупать силу. Словно Лев был женщина – или, пожалуй, женщиной был из них Бун. Второе верней, когда сравнить – большой, важный, сонного вида пес, для которого, по выражению Сэма, люди и зверье – пустое место, и горячий, грубый, коряволицый человек с примесью индейской крови в жилах и с разумением под стать ребенку. Бун взял на себя кормежку Льва, оттеснив и Сэма, и дядюшку Эша. И не раз видел мальчик, как, присев на корточки у кухни под холодным дождем, Бун кормит Льва. Потому что Лев и кормился, и спал отдельно от других собак, но лишь в следующем ноябре им стало известно, где именно ночует Лев; до тех пор все думали, что он спит в своей конуре около хижины Сэма, но как-то Маккаслин чисто случайно коснулся этого предмета в разговоре с Сэмом, и тот просветил его. Вечером майор де Спейн, Маккаслин и мальчик вошли с лампой в комнатушку, где спал Бун, – тесную, затхлую, шибанувшую в нос густым духом немытого Бунова тела и его мокрой охотничьей одежи, – и спавший на спине Бун захлебнулся храпом, проснулся, рядом с ним приподнял голову Лев, глянул на них из своих холодных, дремотных желтых глаз.
– Брось, Бун, – сказал Маккаслин. – Псу здесь не место. Ему же утром гнать Старого Бена. А он разве что скунса сможет еще учуять, если целую ночь продышит твоим запахом.
– Мне мой запах пока не мешает, – сказал Бун.
– А хоть бы и мешал, – сказал майор де Спейн. – От тебя чутья не требуется. Уведи пса. Пусти его под дом, к остальным собакам.
Бун сказал, подымаясь:
– Да он убьет на месте первую, которая чихнет на него, или зевнет, или ненароком заденет.
– Не волнуйся, – сказал майор де Спейн. – Никто из них и во сне не рискнет ни чихнуть, ни толкнуть его. Выведи его на двор. Завтра он мне нужен с незабитым чутьем. Старый Бен перехитрил его в прошлом году. Вряд ли ему удастся это снова.
Бун сунул ноги в грязных подштанниках в башмаки и, не зашнуровывая, не пригладив всклокоченных со сна волос, как был, повел Льва из комнаты. Прочие вернулись в залу, где Маккаслин и майор де Спейн снова сели за покер. Немного погодя Маккаслин предложил:
– Хотите, я пойду проверю.
– Не надо, – ответил майор де Спейн. – Принимаю ставку, – сказал он Уолтеру Юэллу. И опять Маккаслину: – А если и пойдешь, то мне не говори. Первый признак того, что старею: меня уже злит невыполнение отданного мной приказа, даже если я знал наперед, что отдаю его впустую… Пара, мелкая,
– сказал он Уолтеру Юэллу.
– Совсем мелкая? – спросил Уолтер Юэлл.
– Совсем, – ответил майор де Спейн.
И, лежа под своими одеялами в ожидании сна, мальчик тоже понимал, что Лев уже вернулся на Бунов тюфяк, проночует там и сегодня, и завтра, и все ночи следующей ноябрьской охоты и той, которая будет за ней. Ему подумалось: «Интересно, почему Сэм смолчал. Он мог бы не отдавать Льва, пусть Бун и белый. Ни майор, ни брат ему б не отказали. А главное, его рука легла на Льва первая, и Лев хозяина помнит». Выросши, он и это понял. Додумался, что так и следовало. Таков порядок. Сэм – патриций, вождь; Бун, низкорожденный, – его ловчий. Ходить за собаками полагалось Буну.
В то утро, когда Лев впервые повел стаю на Старого Бена, в лагерь явились откуда-то семеро костлявых, изможденных малярией болотных жителей, промышлявших енота капканами или же сеявших хлопок и кукурузу на полосках, что окаймляли низину; одетые немногим получше Сэма Фазерса и куда хуже Теннина Джима, они еще с ночи пришли во двор со своими старыми дробовиками и винтовками и, присев на корточки, терпеливо дрогли под дождем. Самый речистый из них сказал (Сэм Фазерс рассказал потом майору де Спейну, что все лето и осень они захаживали в лагерь в одиночку, по двое, по трое – постоят, поглядят на Льва и уйдут):
– Доброе утро, майор. Мы слыхали – вы нынче собираетесь пускать синего кобеля на того двухпалого медведя. Мы хотим посмотреть, если вы не против. Стрелять не будем, разве набежит на нас.
– Милости просим, – сказал майор де Спейн. – Пожалуйста, стреляйте. Медведь не столько наш, сколько ваш.
– И то правда. Мне с него причитается: не одну корову ему скормил. И подсвинка три года назад.
– И мне причитается, – сказал другой. – Только не с медведя.
Де Спейн взглянул на него. Тот дожевал табак, сплюнул:
– Телка у меня пропала. Хорошая телочка. Прошлый год. После нашел ее в том виде примерно, как вы своего жеребенка в июне.
– Вот как, – сказал майор де Спейн. – Что ж, милости прошу стрелять зверя из-под моих собак.
По Старому Бену в тот день не дали ни выстрела. Охотники его не видели. Он был поднят в сотне шагов от прогалины, где показался мальчику летним полднем три года назад. Мальчик стоял меньше чем в четверти мили оттуда. Он слышал, когда собаки подозрили медведя, но не уловил незнакомого голоса, который принадлежал бы Льву, и сделал вывод, что Льва там нет. Гон по Старому Бену шел гораздо быстрей, чем прежде, и высокая, тонкая истерическая нота отсутствовала, но даже это не подсказало истины. Уже вечером Сэм разъяснил ему, что Лев гонит без голоса.
