- Мама, Элька вазу разбила!

- Не разбила!

- Разбила!

…Дима глаза открыл, и некоторое время лежал в темноте и оглушающей тишине. Даже часы нигде не тикали, потому что в его квартире не было механических часов, только сердце гулко колотилось. Даже не сразу понял, что это был сон, настолько явно слышал детские голоса… А вот сейчас понял, что по-прежнему один и никого рядом. Руку из-под одеяла вынул, и лоб свой потрогал. Зато температура, кажется, спала. Счастье? А то.

- Я не люблю кашу. – Эля ложкой в тарелке поводила. – Мама, можно я не буду её есть?

- Нельзя.

Элька умоляюще посмотрела на Стеклова.

- Дедушка.

Тот чашку с чаем на стол поставил, посмотрел на внучку. Подмигнул ей.

- Малыш, надо хотя бы три ложки съесть. Давай. За маму, за папу, за меня…

- Я же не маленькая!

- Конечно, не маленькая, кто же спорит.

Марина глубоко вздохнула, бросила натирать бок чайника и осторожно сглотнула. Сама понимала, что в последнее время ей с трудом удаётся сдерживаться, но иногда выдержка ей всё же отказывала, и она срывалась – либо на крик, либо на слёзы. А после стыдно становилось. Конечно, её никто не упрекал, все понять старались, даже дети не жаловались, но чувство вины от этого меньше не становилось. Вот и сейчас Элька принялась канючить, а нервы сразу натянулись до предела.

- А бутерброд будешь?

- Буду, - тут же согласилась Эля и позволила деду пересадить себя к нему на колени. Стеклов поцеловал её, а потом на дочь посмотрел.

- Мариш, всё в порядке?

Она почти тут же обернулась и с готовностью кивнула.

- Да. Только голова болит. К снегу, что ли?

- Какой снег? Тает всё.

- Ну… - Она неопределённо взмахнула рукой. Отвернулась к окну, взяла с подоконника тетрадь, пролистала. – Надо же, Антон забыл. Сколько раз говорила ему: проверяй всё ли взял, проверяй…

- Ладно, не ругай его. Мы все иногда что-нибудь забываем.

Марина на подоконник присела.

- Пап, ты на работу поедешь?

- Тебе в кафе надо?

Она кивнула.

- Поезжай, я и дома поработаю. Сейчас вызову кое-кого… - Он Эльку тихонько пощекотал. – И мы работать будем, да?

- В кабинете? – живо поинтересовалась девочка.

- В кабинете.

- А Дима не будет ругаться?

Марина осторожно втянула в себя воздух.

- Думаю, не будет, - заверил внучку Стеклов, а Марину взглядом проводил, когда она мимо прошла. Её состояние его всерьёз беспокоило. Марина была напряжена, мучилась и страдала, а пытаясь это скрыть, последние силы теряла. Николай Викторович из-за всего этого злился, но что ещё сделать, чем помочь – не знал. Он уже и с Димкой говорить пытался, и с Мариной, но они оба от него отмахивались, и, в конце концов, он понял, что лучше не вмешиваться. Хватать обоих и трясти, как груши, чтобы заставить их понять, что не дело делают, тоже не выход. Они взрослые люди и вмешиваться в их отношения может оказаться себе дороже. Только напортишь, ведь он не настолько хорошо знает их отношения, чтобы влезать между ними, даже для того, чтобы помирить. Но бывают же моменты, когда со стороны видно, какую глупость люди делают, расставаясь, даже по весомому поводу, а сказать и исправить ничего нельзя. Вот вчера Николай Викторович дочери это и сказал: со стороны виднее!

- Он же упрямый и ревнивый. А ты ещё такие сюрпризы ему устраиваешь!

- Да какие сюрпризы? – Марина всерьёз обиделась. – У меня даже в голове не было!.. Это Димка потом придумал.

- Ничего он не придумал, - Стеклов спокойно головой покачал и газету, что читать пытался, встряхнул. – Я тебе ещё раз говорю – он собственник.

- Да? – Марина обиженно поджала губы. – Зато сам он несколько месяцев мне твердил, что ревность – чувство ему неведомое!

Николай Викторович усмехнулся.

- Ну, знаешь ли, родная, я тоже всем говорю, что не бабник, но со стороны-то виднее.

Марина замерла, моргнула в растерянности.

- Папа.

- Что?

Она присела.

- И что мне делать?

Стеклов глаза от газеты поднял, посмотрел на дочь и очки на кончик носа сдвинул.

- Позвони ему.

- Он не отвечает.

- Давай я позвоню. Мне ответит.

Марина невесело призадумалась, затем головой покачала, отказываясь.

- Нет.

- Почему?

- Потому что я не знаю, что ему сказать! Оправдываться, прощения просить, умолять вернуться? А если он не хочет?

- Как же, не хочет он.

- Но дело ведь не только в ревности, пап.

- В тебе? – Стеклов выразительно посмотрел на неё.

Марина голову опустила. В ней? Может быть и в ней. Раз все об этом твердят. Димка винит её в том, что она не забыла бывшего мужа, папа говорит, что она слишком много думает о других и быстро обиды забывает, а Игорь намекает на то, что Гранович её бросил и этого следовало ждать. Мол, нечего с чужими мужиками связываться. Это так смешно прозвучало из его уст: чужие мужики. А с кем ей связываться, со своими? С какими, интересно?

- С ним. С ним! – Тома даже кулаком в воздухе потрясла, угрожая, видимо, именно Игорю. – Ты что, не понимаешь, на что он тебе намекает? Дашка-то отставку получила.

Марина глаза на подругу вытаращила, а потом с опаской выглянула из кухни, проверяя, нет ли поблизости детей. Потом к Томе вернулась.

- С чего ты взяла?

- Интересное кино. Игорёша снова ко мне за стенку вернулся. Один.

Марина к стене привалилась, задумавшись.

- Это ещё ничего не значит.

- Всё это значит. – Тамара чая себе подлила. – Стервец такой. Ведь натуральный стервец, Марин. Здоровается, как ни в чём не бывало! И своего добился, с Димкой тебя развёл.

- Да? Значит, Игорь виноват? – Марина невесело усмехнулась. – А то ведь все винят меня. Я виновата, что в дом его впустила, виновата в том, что Димку не удержала.

- А я тебе сколько раз говорила, что нужно вам с Грановичем всё выяснить. А ты всё тянула чего-то. Вот тебе и результат.

- А если он не хочет? Если он не хочет выяснять?

- А какой мужик хочет? На то мы, женщины, наверное, и созданы, чтобы мозги им на место ставить. А то ведь так и будут бегать, охотники фиговы.

Марина всё-таки улыбнулась, а потом к столу вернулась. Посмотрела на тарелку с печеньем, Димка его так любит, и она его испекла специально, но сама так и не попробовала. Только смотрела, а на душе кошки скребли.

- Я сама не знаю, как так получилось, Том, - призналась Марина. – Я не хотела ничего плохого. Я… я так его люблю, и об Игоре я совсем не думаю. Если бы думала, то точно бы Игоря в своём доме не оставила. А Дима решил всё наоборот. Он не понимает, что нам всем нужно учиться существовать рядом, общаться, а если я от Игоря прятаться буду… Не могу я от него откреститься, у нас дети. А Димка ревнует. Представляешь, просто в лице меняется, как видит Игоря.

- Тебя это удивляет?

- Не особо. Я сама ему много об Игоре рассказывала. И о том, как жили, и о том, как он ушёл. Но это не злость, это именно ревность. И папа говорит, что собственнический инстинкт, но мне как-то не верится. Не такой Димка человек.

- А ты не думаешь, что они без тебя очень многое между собой обсудили? – Тамара выразительно брови вздёрнула и сунула в рот ложку с вареньем. – Ты же мне рассказывала, что они разговаривали. И может, у Димки твоего повод появился так ревновать?

- Думаешь, Игорь?..

- Да больше, чем уверена, Марин. Он просто сияет с тех пор, как Гранович уехал. И если бы не твой отец, ты бы его не выгнала отсюда.

- Я просто с ума схожу.

- Марин. Но ведь он позвал тебя в Москву, - понизив голос, сказала Тамара. – Чего ты сомневаешься.

- Позвал? – Марина лишь горько усмехнулась. – Он позвал, когда других доводов у него не осталось. И я даже нет ему не сказала, Тома, а он обиделся, уехал, да ещё эту с собой прихватил!..