18. На следующий день готы без всякого труда разбили ворота башни и совершили переход, так как никто им не препятствовал. Велизарий, все еще не зная, что случилось с охраняющим отрядом, взяв с собой тысячу всадников, отправился к мосту на реке, с тем чтобы выбрать место, где им лучше всего будет стать лагерем. Когда они были близко, они встретились с неприятелями, уже перешедшими реку, и против воли принуждены были вступить в бой с некоторыми из них. И с той и с другой стороны шел конный бой. Тут Велизарий, хотя вначале и старался держаться в безопасном месте, не смог устоять там, где следует находиться военачальнику, и стал сражаться в первых рядах, как простой воин. И из-за него в этот день все дело римлян подверглось величайшей опасности, так как вся тяжесть войны лежала на нем одном. В [77] этот день Велизарий был на коне[23], очень привычном к бою и знающем, как спасать сидящего на нем всадника; он был темного цвета (дымчатый), вся же морда головы до ноздрей ярко белая. Греки называют такого коня «фалион», а варвары «балан». В него и в Велизария большинство из готов старалось попасть и дротиками и другими метательными орудиями по следующему основанию. Перебежчики, которые накануне перешли на сторону готов, увидав Велизария сражающимся в первых рядах и понимая, что если он погибнет, то тотчас же и у римлян погибнет все дело, стали кричать, приказывая стараться попасть в пегого коня. Отсюда это слово разнеслось по всему войску готов, причем, как бывает при большом смятении, меньше всего старались расспрашивать, в чем дело, и даже многим было совсем неизвестно, что это Велизарий. Однако полагая, что не случайно поднялся такой приказ и переходит от одного к другому, оставив всех остальных, большинство стало бросать копья в одного Велизария. Равным образом те из готов, которые отличались доблестью, охваченные великим честолюбием, старались пробраться к нему возможно ближе, чтобы схватиться с ним в рукопашном бою, и, охваченные сильным гневом, поражали его и копьями и мечами. Сам Велизарий всех тех, которые выступали против него, убивал одного за другим. В такой опасный момент особенно ярко проявилась любовь к нему его копьеносцев и щитоносцев: все, окружив его, проявили такую доблесть, какой, думаю, до этого дня не проявлялось ни к какому иному человеку. Выдвинув свои щиты перед военачальником и его конем, они принимали все стрелы на себя и отражали нападавших, отталкивая их от Велизария. Так вся эта схватка была направлена на одного человека. В этом тяжелом столкновении из числа готов пало не меньше тысячи человек, и при этом все это были люди, сражавшиеся в первых рядах; пали многие лучшие из близких к Велизарию, в том числе Максенций, его телохранитель, совершивший много славных дел против врагов. Велизарию же в этот день выпала такая счастливая судьба [78], что он не был ранен и не был даже поражен стрелой, хотя вся битва была направлена на него одного.
Наконец, римляне с обычной доблестью обратили в бегство врагов, и огромное количество варваров бежало, пока не достигло своего лагеря. Там пехота готов, будучи совсем неутомленной, двинулась против неприятелей и без большого труда отразила их; с другой стороны, когда на помощь коннице готов выступили другие конные отряды, римлянам пришлось усиленно бежать, пока они не поднялись на какой-то холм и не остановились там. Их догнали здесь всадники варваров, и конное сражение завязалось вновь. Тут Валентин, конюший Фотия, сына Антонины, дал ясное доказательство своей доблести: он один ворвался в толпу врагов, задержал натиск готов и спас бывших с ним. Так они бежали и достигли укреплений Рима, причем варвары преследовали их до самых стен, в которых находятся ворота, называвшиеся Саларии. Римляне, испугавшись, как бы вместе с убегающими не ворвались в город и враги и не оказались внутри укреплений, совершенно не желали открывать ворот, хотя Велизарий громко им это приказывал и с угрозами кричал на них. Дело в том, что те, которые смотрели на них через отверстия укреплений башни, не могли его узнать, так как все его лицо и голова были покрыты грязью и пылью, а кроме того, нельзя было и ясно рассмотреть: день уже клонился к вечеру. Сверх того, римляне думали, что Велизария уже нет в живых, так как те, которые при первом бегстве, повернув тыл, бежали, сообщили, что Велизарий умер, славно сражаясь в первых рядах. Вся толпа неприятелей, устремившись в большом числе и охваченная сильным воодушевлением, задумала перейти ров и напасть там на отступающих. Римляне, оттесненные к стене, находясь по эту сторону вала, стояли, тесно прижавшись друг к другу Те же, которые находились внутри укреплений, чувствуя себя без начальника и совершенно неприготовленными, в страхе и за себя и за город никак не могли помочь своим, хотя те и находились в таком опасном положении. [79]
Тогда Велизарий решился на следующий решительный поступок, который, сверх ожидания, спас положение римлян. Подбодрив словами, обращенными ко всем тем, которые были с ним, он внезапно напал на неприятелей. Среди них и раньше был большой беспорядок, так как было уже темно и они преследовали кто как мог, когда же они увидали, что отступавшие нападают на них сверх ожидания, предположив, что им на помощь вышло из города другое войско, они, охваченные великим страхом, все стремительно бросились бежать. Велизарий, не дав себе увлечься преследованием, быстро повернул к стенам. Римляне, при виде этого почувствовав смелость, приняли и его и всех бывших с ним в город. Такой-то опасности подвергся Велизарий и все дело императора; битва, начавшаяся рано утром, окончилась к ночи. В этой битве выделился своею доблестью со стороны римлян Велизарий, а со стороны готов Визанд Бандаларий; когда битва кипела вокруг Велизария, то Визанд, сражаясь в первых рядах, прекратил бой не раньше, как, получив тринадцать ран по всему телу, упал. Считая, что он уже умер, товарищи оставили его без внимания, хотя и были победителями, и он остался там лежать среди убитых. На третий день, когда варвары стали лагерем очень близко от укреплений Рима, они послали некоторых из своих, чтобы они похоронили своих убитых и воздали им полагающиеся благочестием погребальные почести; разбирая тела лежащих, они нашли и Визанда Бандалария еще дышащим, и один из товарищей просил его сказать им хоть слово. Так как он не мог говорить — его внутренности от голода и от жара, вызванного другими страданиями, страшно горели — он дал знак влить ему в рот воды. Когда он напился и пришел в себя, его подняли и отнесли в лагерь. За это Визанд Бандаларий получил великую славу среди готов и, очень чтимый, прожил еще долгое время. Вот что случилось на третий день после битвы.
Тогда, оказавшись в безопасности вместе со своими спутниками, Велизарий собрал на стены солдат и почти весь римский [80] народ, велел жечь частые костры и бодрствовать всю ночь. Он сам ходил вокруг по всем укреплениям, давая различные распоряжения; между прочим для каждых ворот он назначил отдельного начальника. Державший охрану так называемых Пренестинских ворот Бесс, отправив к Велизарию вестника, велел ему сказать, что город занят врагами, вошедшими в него через другие ворота, находящиеся по ту сторону Тибра и носящие название святого Панкратия. Услыхав об этом, окружающие Велизария советовали спасаться возможно скорее через другие ворота. Но Велизарий не испугался и утверждал, что это известие неосновательно. Он быстро послал за реку Тибр нескольких всадников; они, осмотрев все места около этих ворот, сообщили, что не нашли там ничего опасного для города. Тогда Велизарий послал начальникам каждых отдельных ворот приказ: если они услышат, будто враги вошли в город через другую часть укреплений, не посылать туда подкреплений и не покидать места своей охраны, но спокойно оставаться; обо всем этом он позаботится сам. Сделал он это для того, чтобы вследствие ложных слухов они опять не пришли в смущение. Когда римляне были еще в большом волнении, Витигис отправил к Саларийским воротам одного из своих начальников, по имени Ваки, человека очень известного. Придя туда, он бранил римлян за неверность готам и упрекал за измену, которую, как он говорил, они совершили и перед родиной и перед самими собой, за то, что могуществу готов предпочли греков, которые не в состоянии их защищать; ведь раньше они никого из них не видали приходящими в Италию, кроме как трагических актеров, мимов и морских разбойников. Много таких слов сказал Ваки и, так как никто ему не отвечал, он вернулся назад к готам и к Витигису. С другой стороны, и Велизарий вызвал большой смех у римлян, так как, избегнув с трудом неприятелей, он приказывал им быть смелыми и презирать варваров, говоря, что он убежден, что победит их силою. Почему он дошел до такого убеждения, будет рассказано в дальнейшем. Была уже глубокая ночь, а [81] Велизарий еще ничего не ел; тогда жена и те из родственников, которые были с ним, с трудом заставили его съесть кусок хлеба. Так провели эту ночь обе стороны.
