Ни одна валюта не может, конечно, устранить негибкости некоторых видов цен. Но она может сделать невозможной политику, способствующую установлению такой негибкости, заставляя тех, кто сохраняет жесткость цен перед лицом падающего спроса, смиряться с последующим сокращением продаж.

Вся разница в подходах между господствующей кейнсианской школой и взглядами, лежащими в основе моих рассуждений, заключается, в конечном счете, в трактовке феномена ригидности цен и заработной платы. Кейнса привело к его точке зрения убеждение, что усиливающаяся ригидность, т. е. негибкость заработной платы есть непреложный факт, который надо принять и последствия которого можно смягчить, просто приспосабливая уровень денежных расходов к некоей ставке заработной платы.[121] Я утверждаю с тех пор, что такое приспособление денежной массы к ригидности некоторых цен и, в особенности, к ригидности ставок заработной платы, должно сильно увеличить сферу распространения подобной ригидности и, в долгосрочной перспективе, полностью разрушить функционирование рынка.

Всякая инфляция очень опасна именно потому, что многие люди, включая многих экономистов, считают умеренную инфляцию безвредной и даже полезной. В политике, однако, есть несколько ошибок, по отношению к которым имеет смысл применять старую максиму principiis obsta.[122]

Удивительно, но факт: самоускоряющийся механизм любой организованной инфляции до сих пор не понимается даже некоторыми экономистами. Первоначальный общий стимул, обеспечиваемый ростом денежной массы, объясняется, главным образом, тем, что цены и, следовательно, прибыли оказываются выше, чем ожидалось.

Все предприятия преуспевают, включая даже тех, которые должны были бы обанкротиться. Но это может продолжаться только до тех пор, пока непрерывный рост цен остается для всех неожиданным. Как только люди научатся учитывать его, даже непрерывное повышение цен с одним и тем же темпом не будет больше давать стимулов, которые оно давало вначале. Денежная политика сталкивается тогда с неприятной дилеммой. Чтобы поддерживать ту степень деловой активности, которая создана ею при помощи умеренной инфляции, приходится ускорять темпы инфляции и повторять это снова и снова с нарастающей силой всякий раз, когда существующий темп инфляции становится ожидаемым. Если правительство этого не делает и либо прекращает ускорение инфляции, либо вовсе ее останавливает, экономика оказывается в намного худшем положении, чем в начале процесса. Инфляция позволяет накапливаться ошибкам, которые в нормальных условиях быстро устраняются, а теперь их нужно будет ликвидировать все одновременно. Кроме того, она вызывает дезориентацию производства и отвлекает трудовые и другое ресурсы, направляя их на те виды деятельности, которые могут поддерживаться только благодаря дополнительным инвестициям, финансируемым за счет продолжающегося увеличения денежной массы.

Сейчас уже всем стало понятно, что тот, кто контролирует общее предложение денег в стране, в большинстве ситуаций способен обеспечить почти мгновенное облегчение безработицы, пусть ценой ее значительного роста позднее. Политическое давление на такое агентство должно быть непреодолимым. Эту угрозу понимали некоторые экономисты, стремившиеся ограничить денежные власти барьерами, которые те не смогли бы нарушать. Но с тех пор, как некая школа теоретиков путем профессионального предательства или по невежеству купила себе временную популярность, политический контроль за денежной массой стал таить в себе слишком большую опасность для всего рыночного порядка. С другой стороны, какое бы политическое давление ни оказывалось на самые крупные частные эмиссионные банки, чтобы заставить их смягчить условия кредита и расширить обращение своей валюты, ясно, что если немонополистический институт уступит такому давлению, он вскоре перестанет входить в число крупнейших эмитентов.

«Денежная иллюзия», то есть вера, что деньги представляют постоянную ценность, могла появиться только потому, что было бесполезно заботиться об изменениях ценности денег, так как с этим ничего нельзя было поделать. Как только люди получат возможность выбора, они станут внимательно следить за всевозможными изменениями в ценности различных доступных им валют. Все должны знать и будут знать, что за деньгами нужен глаз да глаз, и предупреждения о подозрительности той или иной валюты будут рассматриваться как похвальное, а не как антипатриотическое деяние.

Лишение правительства возможности противодействовать последствиям монополистического повышения заработной платы и цен путем увеличения денежной массы переместит ответственность за полное использование ресурсов туда, где она и должна быть, то есть туда, где принимаются решения, служащие действительной причиной их недоиспользования: я имею в виду монополистов, договаривающихся о ставках заработной платы и ценах.

Пора понять, что попытки использовать инфляцию для борьбы с безработицей, порождаемой монополистическими действиями профсоюзов, просто отодвигают увеличение безработицы до того момента, когда темпы инфляции, необходимые для поддержания занятости путем непрерывного увеличения денежной массы, станут невыносимыми. Чем скорее мы сделаем невозможным принятие таких вредных мер,[123] тем лучше будет для всех, кого это касается.

Предлагаемая схема обещает в действительности нечто большее, чем просто предотвращение инфляции и дефляции в строгом смысле этих терминов. Не все изменения в общем уровне цен вызываются изменениями денежной массы или ее неспособностью адаптироваться к сдвигам в спросе держателей на деньги, а только такого рода изменения и могут называться, собственно говоря, инфляцией или дефляцией. Правда, в наши дни маловероятны масштабные одновременные изменения в предложении многих важных товаров. Это случалось, когда колебания в размерах урожая могли вызывать нехватку или переизбыток большинства главных видов продовольствия и тканей. И даже сегодня, быть может, в военное время в островной или осажденной врагами стране можно себе представить острый недостаток (или переизбыток) продуктов, на производстве которых специализируется страна. По крайней мере, если бы индекс товарных цен, от которого зависели бы размеры эмиссии в стране, основывался главным образом на внутренних ценах, то такая практика могла бы приводить к изменениям в предложении денег, направленным на нейтрализацию ценовых колебаний, вызываемых неденежными факторами.

Читатель может быть еще не вполне убежден, что в конкурентной денежной системе, которую мы здесь рассматриваем, общая дефляция будет столь же невозможной, как и общая инфляция. Опыт, кажется, действительно показал, что в условиях глубокой неопределенности или тревоги о будущем даже очень низкие процентные ставки не могут предотвратить сокращения объема банковских кредитов. Что бы мог сделать банк, выпускающий собственную валюту, когда он оказывается в такой ситуации, и когда товарные цены в его валюте грозят упасть? И насколько сильна будет заинтересованность банка в приостановке такого падения цен, если эти обстоятельства так же воздействуют на конкурирующие с ним финансовые организации?

Разумеется, не составит труда провести дополнительное размещение денег в тот период, когда публика стремится к высокой ликвидности. Эмиссионный банк, однако, не будет заинтересован брать на себя обязательств поддерживать посредством скупки более высокую ценность своей валюты, чем та, по которой он ее выпускал. Можно предположить, что для того чтобы поддерживать прибыльные инвестиции, банк начнет покупать процентные ценные бумаги, тем самым вложив наличность в руки людей, желающих инвестировать, а также понизит долгосрочные процентные ставки, с аналогичным результатом. Организация с очень большим объемом обращения валюты может даже счесть выгодным начать покупать с целью создания запасов товары, относящиеся к группе, тенденция к падению цен, на которую особенно сильна. Этого будет, вероятно, достаточно, чтобы противодействовать любой тенденции к снижению общего уровня цен, вызванной собственно экономическим процессом, и этот результат, если он будет достигнут, есть, вероятно, все, чего вообще можно добиться любым контролем за денежной массой.