Литмир - Электронная Библиотека

Женни устала. Могучая жизненная энергия, исходившая от Жака, порабощала ее и в то же время истощала ее силы. Она вспомнила, что когда-то, в Мезон-Лаффите, ей приходилось уже испытывать в его присутствии это самое ощущение усталости, изнеможения, - усталости, являвшейся следствием того неослабевающего напряжения, которого он как бы требовал от окружающих, которое он почти предписывал своим голосом, властным взглядом, резкими скачками мысли.

Когда они подходили к редакции "Юманите", мимо них пробежал Кадье.

- На этот раз кончено! - крикнул он. - Германия объявила мобилизацию! Россия добилась своего!

Жак ринулся к нему. Но Кадье был уже далеко.

- Надо разузнать. Подождите меня здесь. (Он не решался привести девушку в редакцию.)

Она перешла дорогу и стала прохаживаться по противоположному тротуару. Люди, как пчелы в улье, роились у подъезда дома, куда скрылся Жак, то входили, то выходили обратно.

Через полчаса он вышел. Лицо его было искажено волнением.

- Это официально. Известие получено из Германии. Я видел Грусье, Самба, Вайяна, Реноделя39. Все они там, наверху, и ждут подробностей. Кадье и Марк Левуар все время бегают из редакции на Кэ-д'Орсе и обратно... В ответ на усиление военных приготовлений России Германия мобилизуется... Настоящая ли это мобилизация? Жорес утверждает, что нет. Это то, что по-немецки называется Kriegsgefahrzustand! Случай, по-видимому, предусмотренный их конституцией. Жорес, со словарем в руках, дает почти буквальный перевод: "Состояние военной опасности... Состояние военной угрозы..." Патрон изумителен: он не желает терять надежды! Он еще под впечатлением своей поездки в Брюссель, бесед с Гаазе и с немецкими социалистами. Он всецело им доверяет: "Пока эти с нами, ничто еще не потеряно!" - повторяет он.

Взяв Женни под руку, Жак быстро увлек ее вперед. Они несколько раз обошли квартал.

- Что будет делать Франция? - спросила Женни.

- По-видимому, в четыре часа состоялось экстренное заседание совета министров. В официальном коммюнике прямо говорится, что совет рассмотрел "меры, необходимые для защиты наших границ". Агентство Гавас сообщает в вечерних газетах, что наши войска прикрытия вышли на передовые позиции. Но в то же время говорят, что генеральный штаб решил оставить вдоль всей границы незанятую зону в несколько километров, чтобы у неприятеля не оказалось предлога для конфликта... Как раз сейчас германский посол совещается с Вивиани... Галло, которому хорошо известно положение вещей в Германии, настроен крайне пессимистически. Он говорит, что не следует обольщаться относительно смысла этой формулировки, что Kriegsgefahrzustand - это замаскированный способ провести мобилизацию до официального приказа о ней... Так или иначе, но в настоящую минуту в Германии осадное положение, а это означает, что на прессу надет намордник, что никакие выступления против войны там уже невозможны... Вот это, на мой взгляд, пожалуй, важнее всего: спасение могло бы прийти только через народное восстание... Однако Стефани, как и Жорес, упорно сохраняет оптимизм. Они говорят, что кайзер, выбрав эту предварительную меру, вместо того чтобы прямо опубликовать приказ о мобилизации, доказал этим свое желание сохранить мир. В конце концов, это вполне правдоподобно. Германия предоставляет, таким образом, правительству Петербурга последнюю возможность сделать шаг к примирению, быть может, отменить русскую мобилизацию. Со вчерашнего дня между кайзером и царем происходит, кажется, непрерывный обмен личными телеграммами... Когда я прощался со Стефани, Жореса вызвали к телефону из Брюсселя; все они, видимо, надеялись получить какое-то важное известие... Я не остался, мне хотелось посмотреть, как вы...

- Не беспокойтесь обо мне, - с живостью сказала Женни. - Сейчас же идите туда. Я подожду вас.

- Здесь? Стоя на улице? Нет!.. Давайте я усажу вас хотя бы в кафе "Прогресс".

Они быстро направились к улице Сантье.

- Добрый день! - раздался замогильный голос.

Женни обернулась и увидела позади них старого Христа с растрепанными волосами, в черной блузе типографского рабочего. Это был Мурлан.

Жак тотчас же сказал ему:

- Германия мобилизуется!

- Да, черт возьми! Знаю... Этого надо было ожидать. - Он плюнул. Ничего не поделаешь... Ничего не поделаешь - как всегда!.. И теперь уже долго нельзя будет что-либо сделать! Все должно быть разрушено. Чтобы можно было построить что-нибудь Порядочное, вся наша цивилизация должна исчезнуть!

Наступило молчание.

- Вы идете в "Прогресс"? - спросил Мурлан. - Я тоже.

Они прошли несколько шагов, не обменявшись ни словом.

- Ты обдумал то, что я сказал тебе сегодня утром? Ты не удираешь? продолжал старый типограф.

- Пока нет.

- Дело твое... - Он запнулся. - Я только что из Федерации... - Он окинул молодую девушку испытующим взглядом и пристально посмотрел на Жака, Мне надо сказать тебе два слова.

- Говорите, - сказал Жак. И, положив руку на плечо Женни, пояснил: Говорите свободно, здесь все свои.

- Хорошо, - произнес Мурлан. Он ткнул двумя мозолистыми пальцами в плечо Жака и понизил голос: - Получены секретные сведения. Военный министр подписал сегодня приказ об аресте всех подозрительных лиц, занесенных в "список Б".

- Гм! - отозвался Жак.

Старик кивнул головой и процедил сквозь зубы:

- К сведению тех, кого это интересует!

Он заметил, что Женни сильно побледнела и смотрит на него с ужасом. Он улыбнулся ей.

- Успокойтесь, красавица... Это не значит, что всех нас сегодня же вечером поставят к стенке. Приказ выпущен на всякий случай. Они хотят, чтобы в тот день, когда им заблагорассудится убрать всех нас подальше и совершенно безнаказанно организовать резню, - чтобы в этот день им осталось только отдать распоряжение своим бригадам особого назначения... В предместьях уже работают шпики. Говорят, был обыск в "Драпо руж" и в "Лютт". Изакович чуть было не попался нынче утром во время уличной облавы в Пюто. Фюзе засадили в тюрьму; его обвиняют в том, что он автор "Окровавленных рук", - знаешь, воззвания против генерального штаба... Будет жарко, надо быть к этому готовыми, ребятки.

Они вошли в кафе. Жак усадил Женни в нижнем зале, где почти не было публики.

- Закусите с нами, - предложил Жак типографу.

- Нет. - Мурлан поднял руку, указывая на потолок. - Я на минутку загляну туда, узнаю, что слышно... Сколько глупостей, наверно, наговорили там сегодня, начиная с утра... До свиданья. - Он пожал руку Жака и еще раз пробормотал: - Поверь мне, мальчуган, утекай отсюда!

Перед тем как уйти, он посмотрел на молодую пару с неожиданно доброй и дружеской улыбкой. Они услышали, как затряслась винтовая лесенка под его гулкими шагами.

- Где вы ночуете сегодня? - с тревогой спросила Женни. - Не в тех меблированных комнатах, адрес которых они вчера записали?

- Ну, - сказал он небрежно, - я не уверен даже, что они оказали мне честь занести мое имя в черные списки... Впрочем, не беспокойтесь, я и сам не намерен появляться у Льебара, - добавил он, видя ее тревожный взгляд. Мой саквояж я оставил сегодня утром у Мурлана. Что же касается документов, которые могли бы меня скомпрометировать, то они в пачке, оставленной у вас.

- Да, - сказала она, глядя на него. - У нас дома вы ничем не рискуете.

Он не садился. Он заказал чай, но у него не хватило терпения дождаться, пока его подадут Женни.

- Вам удобно здесь?.. Я иду в "Юма"... Не уходите отсюда.

- Вы вернетесь? - спросила она прерывающимся голосом. Ее вдруг охватил страх. Она опустила глаза, чтобы он не заметил ее смятения. И почувствовала, что рука Жака опустилась на ее руку. Этот немой упрек заставил ее покраснеть. - Я пошутила... Идите! Не беспокойтесь обо мне...

Оставшись одна, она выпила несколько глотков принесенного ей чая горькой жидкости, пахнувшей ромашкой. Затем, отодвинув чашку, облокотилась на прохладный мрамор.

53
{"b":"139797","o":1}