Он помялся.

— Да сел… Подумал… Напряг извилины… И само вылилось.

Мне стало не по себе. (Я вспомнил чеки и квитанции, которые предъявляла после моих загранкомандировок Вероника.) Понимал ли мальчик, в какие мрачные тенеты вторгается? Каких деликатных, опасных и высоких сфер он коснулся? Уж я-то знал: в столь опасных обвинительных вердиктах все должно быть выверено досконально! Молодой человек мог быть дезориентрован недоброжелателями. Он мог угодить в пренеприятнейшую историю. Мой долг был его предостеречь.

— Конечно, тебе хочется напечататься. Понимаю, — сказал я. — Но газета должна сообщать только достоверные, проверенные данные…

Он вытаращил глаза:

— Это кто сказал?

Я продолжал тоном умудренного знатока:

— Иначе читатели перестанут ей верить. Была ли проведена экспертиза пленки? Откуда убежденность, что на ней голоса именно министра и Президента? Да и вообще: кто может прослушивать телефон первого лица в стране? А если это лажа?

— Все точно, — нетерпеливо дернул плечом он. — Проверь, нет ли грамматических ошибок. А за фактуру я ручаюсь. Ну же! Надо скорей засылать и верстать на первую полосу…

Я не знал, какие еще доводы способны его убедить.

— Что до магазинных чеков… Сам подумай: кто даст сведения о своих клиентах? Какой банк или супермаркет? Тайна вклада и там и там охраняется строжайше!

— Да ладно… Я тебя умоляю… Чеки подлинные, — перебил меня он. — Так же, как и телефонный перехват…

Он не осознавал всей степени опасности, которая грозила ему и газете. Слушая меня, Маркофьев-внук поглядывал на меня даже отчасти покровительственно.

— Ты бывал за границей? — спросил я. — Вот ты зашел в магазин. Сделал покупку. А следом за тобой явился некто и потребовал отчет о твоих тратах. Да этого любопытного просто выгонят! Чеки владелец магазина отдаст только под пыткой каленым утюгом!

Маркофьев-младший поковырял ногтем в зубах (привычка, присущая и его деду) и изрек:

— Не утюгом, а электропилой…

— Шутишь? — сказал я. — А вот мне не до шуток. Кто-то затеял затянуть тебя в рискованную передрягу… Боюсь, подстрекающие тебя к публикации люди не слишком порядочны и чистоплотны…

— Серьезная организация, — осадил меня он.

В ближайшем номере газеты статья была напечатана. Она и точно произвела эффект разорвавшейся бомбы. Вокруг все о ней только и говорили.

Редакционный шофер, подвозивший меня до дома, восклицал:

— Президенту там у них теперь не усидеть и не устоять!

Парикмахер, к которому я заглянул постричься, озабоченно интересовался у своего коллеги, трудившегося над подравниванием шевелюры клиента:

— Как думаешь, не убьют этого маленького Маркофьева? Какой смелый! Самый смелый сейчас журналист! Он, пожалуй, переплюнул и заткнул за пояс Ивана Грозного…

Тираж газеты еще больше вырос.

Через несколько дней Маркофьев-внук пришел на планерку с синяком под глазом.

— Подрался? — спросил я.

Он смерил меня презрительным взглядом и объявил:

— На меня было совершено нападение. Но меня не запугать!

По его словам, ситуация развивалась так: в восемь вечера к дому, где он проживал, подкатила пожарная машина и по лестнице, которую она выкинула, в квартиру смелого разоблачителя на двенадцатом этаже проникли люди в камуфляжной форме и масках. Они приставили Маркофьеву-внуку к горлу нож и заявили, что, если он не угомонится в своих нападках на власть, то поплатится за это. Ударили в глаз, спустились по той же пожарной лестнице, машина втянула ее в свое нутро и уехала.

— Номера были заляпаны грязью! — приводил запомнившуюся подробность Маркофьев.

Он требовал, чтобы материал о налете с целью устрашения был напечатан в специальном экстренном выпуске. Редколлегия проголосовала за это предложение единогласно. Сомнение выразил только я.

— Хотелось бы точности, — сказал я. — Чтобы читатели не подняли нас на смех… В восемь вечера люди обычно не спят. Значит, соседи видели и пожарную машину, и людей в масках. Тем более, темнеет сейчас поздно. Странно, что они не подняли тревогу… И потом, зачем лезть в окно, если проще подкараулить неугодного в подъезде? О каком вообще доме и квартире идет речь? Если не ошибаюсь, ты сейчас гостишь у дедушки, в его особняке… Под охраной десяти омоновцев…

По лицу Маркофьева-младшего скользнула тень.

— У меня есть городская квартира… И не одна…

— Я в курсе. Но до двенадцатого этажа никакая лестница не дотянется и не достанет!

— Планерка закончена! — объявила главная редакторша (и мать пострадавшего).

Материал был опубликован. Двенадцатый этаж заменили шестым. А пожарную машину — вертолетом.

Маркофьев-внук стал ходить в камуфляжной форме и военных сапожищах. На боку красовалась кобура. Вход в его кабинет охраняли четверо дюжих молодцов. Он страшно рисковал собой — ради родной газеты. Маркофьев-основоположник мог гордиться таким самородком!

Я же получил через курьера уведомление об увольнении. Добившись аудиенции главной редакторши, я услышал:

— Мне нужен слаженный коллектив единомышленников, отщепенцы и маловеры мне не нужны.

С каким стыдом вспоминал я впоследствии те пафосные монологи, которые произносил, поучая всех вокруг… В то время, как сам должен был еще столькому научиться!

Конечно, я жил неправильно!

Иное дело — поставленный наблюдать за нравами редакции и сообщать о них Маркофьеву детектив Марина. Этот назначенный в швейцары надзиратель освоился с ситуацией весьма быстро. Когда ему привозили пачку свежеотпечатанных газет, которые он должен был бесплатно и в неограниченном количестве раздавать сотрудникам, ушлый комбинатор тут же прятал тираж в шкаф и расщедривался строго на один экземпляр в каждые руки, да и то благодетельствовал лишь симпатичных ему просителей. Тот, кто был к швейцару непочтителен или не пользовался его расположением, свежей прессы не получал. На дармовом и, в сущности, никому не нужном, бросовом материале, пустяковом факторе, Марина ухитрился построить сложнейшую систему взаимозависимостей, потачек и лишений.

* ЕСЛИ У ВАС ЕСТЬ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ ДАРМОВОЕ, БУДЬТЕ УВЕРЕНЫ: ЛЮДИ К ВАМ ПОТЯНУТСЯ. Если нет ничего — зачем вы нужны? И, уж конечно, если у вас нет ничего, вы, соответственно, ничего не получите взамен. ЧТОБЫ ПОЛУЧИТЬ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ, А ИНОГДА ДАЖЕ ВЕСЬМА МНОГОЕ, НАДО ИМЕТЬ ХОТЬ ЧТО-НИБУДЬ!

Меня из редакции попросили, зато для прочих маркофьевских сподвижников дела в полиграфическом бизнесе складывались как нельзя более удачно.

Овцехуев сделался астрологом, получил диплом об окончании кембриджской школы звездочетов и выступал со всякого рода прогнозами в отпочковавшихся от основной газеты дочерних и сыновних изданиях — женских, мужских и семейных — предрекая Маркофьеву большое политическое будущее и пугая граждан близким концом света и грядущим потопом. (Благодаря таким заклинаниям пресса и находит спрос.)

Овцехуев также составлял личные гороскопы, диагносцировал всем желающим карму и читал лекции о наследственном грехе, за который потомки преступников и негодяев расплачиваются аж до седьмого колена.

Моржуев, после того, как был пойман возле взорванного дома с набором тряпья из маркофьевского "дьюти-фри" и дал подписку о невыезде, тоже расширил сферу профессиональной деятельности: обрел статус дипломированного психоаналитика по интимным вопросам. Щедро делился данными о влиянии секса на продолжительность жизни и развеивал мифы о врожденной импотенции. В предназначенном для патриархальных кругов цветном ежемесячном журнале "Домострой и огород" и религиозном вестнике "Ты мне Лазаря не пой" (оба — детища Маркофьева) вел колонки, где приводил подробные сведения о том, что дольше тянут бренное существование женатые мужчины А в ориентированном на холостяков игривом таблоиде "Постельные радости" (тут ему была дана на откуп рубрика "Уголок между ног") неопровержимо доказывал: залог долголетия — в частой смене партнеров и партнерш.