И прибавлял, весь погруженный в думы о своих избирателях:

— Пока хлопочешь, нервничаешь, беспокоишься, вычисляешь, за кого голосовать, ты — незрел. Но когда осознаешь: все будет одинаково, кто бы ни победил, кого бы ни выбрали, ибо все будут стремиться к одному, набиванию собственных карманов, значит, не стоит вообще думать на эту тему, тогда ты вполне готов к продолжению жизни и сохранению себя среди оглоедов и дуроломов.

Он говорил:

— Кто бы ни победил — разницы нет!

Мы катили на роликах по набережной Москвы-реки, и Маркофьев балагурил:

— Ерунда, Ивану меня не взять. Я — опытный аферист, а он — начинающий.

— Ты не забыл, ради чего мы все это затеяли? — спрашивал он. И напоминал. — Ради обретения волшебного, неземного острова. Корсики… Ну, так и не будем портить нервы пустяками. Не будем портить нервы на пути в рай.

Обсуждая и осуждая подлость Грозного, Моржуев и Овцехуев наперебой восклицали:

— Так я и знал!

— Я знал, что этим закончится!

Маркофьев же философски изрекал:

— СБЫВАЮТСЯ ТОЛЬКО ХУДШИЕ ПРОГНОЗЫ, ОПРАВДЫВАЮТСЯ ТОЛЬКО ХУДШИЕ ОПАСЕНИЯ.

Нет, не напрасно он себя успокаивал.

На каждом своем брифинге наш конкурент трезвонил о тайных предложениях, сделанных ему Маркофьевым, раздавал ксерокопированные копии документов, соглашений, которые Маркофьев предлагал ему подписать. Публиковал списки многочисленных жен моего (и своего бывшего) друга. Это было отвратительно, поскольку сговор между ними был тайным.

* ЕСЛИ ВСТУПАЕТЕ С КЕМ-ЛИБО В СЕКРЕТНЫЙ СГОВОР ИЛИ СОВЕРШАЕТЕ КОНФЕДИЦИАЛЬНУЮ СДЕЛКУ — НИКОГДА НЕ РАССЧИТЫВАЙТЕ НА ПОРЯДОЧНОСТЬ ПАРТНЕРА. Такого понятия ни в делах, ни в жизни не существует.

Контрольный вопрос. Какой подложенной свиньи следовало теперь ожидать Ивану Грозному?

Ответ. Правильно, что помощники и газетчики через некоторое время сдадут с потрохами и его — следующей бригаде разоблачителей.

Поэтому: НЕ НАДО ЖЕЛАТЬ СОСЕДУ: "ЧТОБ ТЫ СГОРЕЛ!", ПОСКОЛЬКУ ПОЖАР МОЖЕТ ПЕРЕКИНУТЬСЯ НА ВАШЕ ЖИЛИЩЕ.

Так и случилось. Грозный заполыхал, превратился в живой факел, от которого все шарахались. (Но об этом — дальше).

Пока же Маркофьев пытался с негодяем-предателем и двурушником увидеться и договориться заново, но — безуспешно. И ему оставалось лишь огрызаться. Он тряс перед избирателями платежными ведомостями, в которых стояла подпись Грозного — а суммы за сотрудничество с нашим объединением продажный писака получал немалые — но Маркофьеву верили как-то вяло. Людские симпатии и антипатии изменчивы и под стать капризам погоды и моды.

Теперь уже не Маркофьев, а Иван находился в центре внимания прессы и ТВ. Все издания в унисон твердили о смелости, неподкупности и крайне опасной для жизни журналиста неуступчивости в конфликте с властями. Направо и налево Грозный раздавал резкие, хлесткие интервью. Каждое его слово тиражировалось многомиллионными тиражами и эфирными сигналами. (Это было неудивительно: связи в многочисленных средствах массовой информации у него накопились преогромные. Да и не только в этих кругах он считался своим.)

На предвыборных плакатах Иван был запечатлен в обнимку с директором ФСБ и руководителем службы внешней разведки. Втроем они являли собой живописную монументальную группу, перевитую, к тому же ленточкой с надписью: "Возьмемся за руки, друзья!"

Напрасно Маркофьев кричал с трибун:

— Раз он такой смелый, зачем ему такие защитники?

Никто его доводов не слушал, да и не хотел услышать. Грозный же, норовя окончательно подкосить соперника, кричал надрывно:

— Не могу допустить и не допущу, чтобы во власть пришел жулик и авантюрист Маркофьев! Сограждане! Лев уже не просто готовится к прыжку! Он уже прыгнул и выпустил когти!

Он всюду ездил с гитарой и, обливаясь слезами, пел про Афган и Чечню, про то, что все мы мало говорим друг другу комплиментов. Ему вторил хор нанятых цыган и ансамбль песни и пляски бывшей советской, а теперь российской, но от этого не менее сурово выглядевшей на сцене армии, ему нестройно подтявкивали некоторые из переметнувшихся на его сторону сатириков-юмористов… Исполнительница народных песен Сивухина впрямую заявила, что культуру в условиях тотального кризиса доверия к власти способен защитить только сам не чуждый вокальных притязаний Иван, а не заезжий прохиндей с чемоданом, полным долларов. Но потом, когда Маркофьев отвалил ей из этого чемодана половину зеленоватых купюр, снова запела под балалайки и баян душещипательную, посвященную мужскому обаянию Маркофьева шлягерную композицию "За околицей", где наличествовали вызывавшие рыдания всей женской половины населения строки:

Сняла решительно,

А он не попросил…

Если еще совсем недавно победа Маркофьева на выборах не вызывала сомнений, теперь она подернулась дымкой неосуществимости. Можно было плюнуть на пиррову затею, тем более, мой друг-фантазер постоянно придумывал и изобретал все новые направления деятельности — для завоевания целого мира, а не жалкой депутатской должностишки, но не таков был Маркофьев, чтобы упускать добытое, отказываться от достигнутого, бежать от трудностей. Погрязший и изрядно поднаторевший в обманах, интригах, плетении заговоров Грозный был для него раздражающей мулетой, ярящей препоной, которую следовала смести с дороги…

— Учись у этого скота, — говорил мне Маркофьев. — Учись, пока я его не обыграл.

И еще он говорил:

— Грозный думает, что меня обхитрил. Хрен ему с маслом! ХИТРОСТЬ — ПРИЗНАК ГЛУПОСТИ. Кто и кого может обмануть? Если все видят друг друга насквозь и уже заранее могут сказать, кто и что сделает, какой шаг совершит, поступок предпочтет, кульбит выкинет…

— Что отличает человека от животного? — рассуждал Маркофьев. — Прежде всего — вуалирование. Затемнение неприглядных сторон своей деятельности. Юмор. Хотя берусь утверждать, что у животных есть чувство юмора! Язык. Но животные, рыбы и птицы общаются между собой. Главное же отличие — ИНТРИГА. Умение человека ее плести, в то время как животные этого дара начисто лишены. Бросить словечко кстати, стравить, подтасовав события, двух до того неплохо ладивших людей, изобрести такой мотив невинному поступку, что у слушающего это истолкование волосы зашевелятся от ужаса

Он говорил:

— Люди собираются на избирательных участках, отдают голоса депутатам, которые сулят лучшую жизнь. А если бы за кандидатов из числа людей голосовали животные? Все эти лисы, зайцы, медведи, тигры, львы и киты, которых люди притеснили донельзя, так, что дальше некуда? Кого из отстаивающих права сильных выбрали бы зверюшки, рыбки, птички? Боюсь, никого. Люди заботятся только об устройстве своих дел…

Наблюдая избирательные представления и концерты Ивана, оценивая его рекламные плакаты и телевизионные ролики, снятые по моим сценариям о Маркофьеве, я склонялся к мысли, что приравнивание людей к дрессированным цирковым или диким животным не столь уж неправомерно. Чем отличались агитирующие покупать жвачку и пиво исполнители — от танцующих лошадей и наряженных в цилиндр обезьян, которые, по команде хозяев, за кормежку, исполняют затверженные па и трюки, творят ужимки и гримасы, осуществимые только путем вышколенной и затверженной тренировки? Чем отличались от этих исполнителей зазывальщики и агитаторы, манившие проголосовать за того или иного кандидата? А толпы, которые покорно шли к урнам, разве не напоминали зайчишек в паводок на островке? Некуда им было деваться… Но вдруг непостижимым образом они превращались в парнокопытных и могли взбрыкнуть…

Благодаря усилиям Грозного наружу выплыли факты о свинофермах под Чернобылем, контактах с Клаудией Шиффер и Йокой Оной, продаже с молотка здания института… И кормлении мурены специально привозимыми лобстерами. Напрасно Маркофьев кричал, что лобстеры были заморожены и с закончившимся сроком годности, картинки его роскошной жизни производили на неизбалованных деликатесами выборщиков малоприятное впечатление, а то и отпугивающий эффект.