— Не хотим жить по прежним законам! Мы можем за себя постоять. Лежа на траве, я думал: если лоси и кабаны забредают в город, а комары и муравьи давно перекочевали и обосновались в каменных домах, то почему мне не перебраться на их место?
Когда, мечтая рухнуть в постель, я добрался до своего жилища, выяснилось, что ночью были съедены все мои соседи. Искрошенные гипсовые фигурки валялись на кафельном полу возле квартиры прочесноченной старушки; паралитика и его опоясанную лишаем жену растерзали в прихожей; свин и утка с верхнего этажа оказались освежеваны в своем же новеньком стойле, вместе с ними загрызли пришедшую к ним в гости семейную чету зебр.
Ни черных перьев, ни вороньего скелета среди обглоданных останков и полосатых шкур я не обнаружил.
На углах улиц и площадях собирались митинги. Ораторы кричали в мегафоны:
— Хотим жить по новым правилам! Хватит забивать мозги! Хватит защищать слабых! Пусть не прячутся за букву закона! Отдайте нам их — и останутся только сильные! Требуем закона для сильных, а не для слабых! Требуем свободы для сильных!
Среди демонстрантов было много ярочек и бородатых козлов. Они хором блеяли в поддержку новых правил, горячились, если с ними не соглашались. Лисицы вербовали в свои отряды мышей и цыплят. Циркулировали слухи, что в соседнем квартале в течение нескольких дней весьма успешно осуществляют местное самоуправление шакалы. Их слаженная компания придушила десяток глупых паникерш-куриц, догрызла больного (и грозившего заразить окружающих гриппом) гиппопотама, истребила семью пытавшихся ускакать в Австралию кенгуру.
Затем началось шествие. С лозунгами и транспарантами участники двигались по городу. Уже на первых метрах в суматохе и давке оказались зарезаны две юные овечки. Остовы с висящими на них полосками мяса бросили лежать на земле. Толпа текла дальше, оставляя на пути куски кровоточащей плоти. Еще после пяти-десяти шагов был задран заяц.
Демонстрацию сопровождали грифы и орлы, высматривавшие новую добычу. На деревьях каркали вороны.
Вдруг в толпе мелькнуло человеческое лицо. Морщинистый лысоватый мужчина просветленно смотрел на меня выцветшими голубыми глазами. В полукружьях под набрякшими веками чернели ужас и усталость. Я устремился к нему. И он тоже рванулся мне навстречу. Когда мы, продираясь сквозь аморфные ряды тел, приблизились друг к другу, мужчина мелко затряс головой и заулыбался. В алюминиевой миске он держал дымившуюся горячую кашу.
— Вы голодны? — спросил я. — Как вас зовут?
Он склонил голову набок и приветливо заурчал.
— Миша, Мишенька, — удалось разобрать мне. Губы мужчины тряслись, зрачки расширились.
Невольно я оглянулся по сторонам. Мимо брели сутулые слоны, шествовали еноты в траченных молью шубах, шамкали, переговариваясь, старые, вышвырнутые из своих стай пенсионеры-сурки…
Когда я вновь повернулся к своему визави, он смотрел на меня заискивающе и успел продеть в нос железное кольцо.
— Дай конфетку, а я спляшу… Дай конфету… — И он действительно пустился в пляс, стал приседать и кружиться, словно выступал на цирковой арене или на цепи у цыгана.
Я отпрянул. Вокруг веселились зайцы и ежи, белочки лузгали семечки, по мостовой неслись грифы на мотоциклах, в машинах ехали солидные ягуары и питоны…
Вороны кружили в вышине — будто кто-то огромной кистью размешивал черную краску в голубой…
Я прятался в заброшенной будочке, где летом торговали билетами на речные трамвайчики и откуда можно было, оставаясь незамеченным, наблюдать за ледяной равниной реки.
Галдя и взбаламучивая снежные буруны, птицы начали опускаться на скользкий наст. А вскоре возле парапета мелькнула знакомая фигура в яркой куртке и спортивной шапке с помпоном… Сомнений быть не могло — это спешила на очередной слет пернатых Рита.
Подождав, пока участники собрания рассядутся и утихнут, я вышел из укрытия.
— Я согласен, — сказал я. — Я хочу стать таким, как вы. Одной из вас.
Птицы, склонив головы, думали. Большинство взирало на меня благожелательно и с поощрением. Но одна отделилась от стаи и сварливо прокаркала:
— Ты швырял в меня камешками на похоронах!
Я потупился. И сделал шаг по направлению к Рите.
— Хочу быть с тобой. Но, кажется, ситуация складывается не в мою пользу. — Рита взмахнула рукой. Это был почти приказывающий жест. И сразу на заупрямившуюся ворону налетела пара ее соплеменниц. Я узнал их: они жили на тополе против моего балкона.
— Значит, согласен с нашими правилами? И обязуешься их выполнять? — спросила Рита. Я кивнул.
— Приготовься, — сказала она. И, вытащив из кармана хлебную корку, швырнула ее под ноги. Я послушно наклонился и подобрал кушанье, а потом отправил его в рот. Рита удовлетворенно зажмурилась. Она стянула с головы вязанную шапочку и пятерней встопорщила черные волосы. Всклокоченная и гордая, несколько раз обошла вокруг меня, что-то бормоча.
Я ощутил: происходит необычное. А затем осознал — перья, покрывшие мое тело, не помещаются в пиджаке, рвутся наружу из-под пальто. Еще мгновение, и одежда расползлась по швам. По рядам ворон пронесся нестройный гвалт, похожий на вздох не то облегчения, не то разочарования.
Рита смотрела с ужасом.
— Что-то не так? — спросил я.
Именно в этот момент из-за поворота реки показалась ватага мальчишек. Тот, что бежал первым, на ходу подхватил ледышку и запустил ею в самую гущу стаи. Вороны, громко горланя, поднялись в воздух. В лицо мне ударил ветер, взвихренный их крыльями.
Мальчишка схватил вторую ледышку и швырнул ею прямо в меня. Пружинистые перья смягчили удар, но все равно грудь обожгло болью. Снег окропился бурыми ягодами моей крови.
— Быстрей, быстрей, — твердила Рита. — Что с тобой происходит? Покружив над скованной льдом рекой, вороны перешли в наступление. Они бросились в атаку на ребят с остервенением и расчетливой беспощадностью. В стороны летели клочья шапок и шарфов, мальчишки пытались закрыть лица руками, но вороны впивались им в запястья, вырывали ногти и норовили проклюнуть глаза. Паренек, швырявшийся ледышками, рухнул на колени, именно на него был нацелено острие изогнувшейся в воздухе серпом черной тучи.
— Не вздумай, не вздумай заступиться! — запоздало крикнула мне Рита. Но я уже принял решение и ринулся наперерез, вторгся в стремнину птичьего потока, отсек его жало. Град ударов обрушился на мои плечи и голову. Я упал в снег. Вороны, пикируя, пронзали клювами окровавленные крапинки рядом со мной. И почему-то не трогали меня.
— Что ты наделал, — прокаркала Рита.
Быстро, будто обугливаясь, она обрастала пепельными перьями. Взмахнула руками-крыльями и взмыла в воздух.
Стая удалялась, истаивая в городской дымке.
Мальчишки хвастались ранами и собирали разбросанную одежду.
— Ух ты, белая, — изумленно воскликнул один из них, склонившийся надо мной. — Ребята, вы видели когда-нибудь белую ворону?
Тут до моего помутившегося сознания стало доходить. Почему бандитки не прикончили меня. В спешке и ярости они просто не могли различить на снегу моих белых перьев, видели лишь набрякшие кровью пятна.
Что ж, иногда вовсе неплохо — быть белой вороной.
