Или другая ситуация. Невеста поссорилась со своим возлюбленным. В ярости рвет его фотографию, выбрасывает дорогой подарок. И вспоминается мысль С. Эйзенштейна: когда девушка, которой изменили, «в сердцах» рвет в клочья фотографию, уничтожая «злого обманщика», она в мгновенности повторяет древнюю операцию уничтожения, изъятия из своего сознания человека через уничтожение его изображения.
Изображение и человек в архаическом сознании были едины, поэтому колдун, совершая магические действия, например, протыкая чучело иглами, фактически имитировал убийство ненавистного человека или зверя (духа и т. п.). Такая расправа, свержение идола равносильны убийству, освобождению от злого рока и т. п. Причем изображения человека и его символы неотделимы.
Следуя этой мысли, можно понять, почему та же девушка не только рвет фотографию жениха, но и уничтожает знаки его существования (особенно власти). Она сжигает его письма и ломает подаренные им украшения.
А отчего в Италии в канун Нового года выбрасывается старая мебель? Может быть, она вызывает воспоминания о неприятностях прошедшего года, избавление от которых символизирует рухлядь, выброшенная за окно.
Но магия может не только вредить, есть и лечебная магия, ритуалы защиты и элементы проявления любовной, военной и другой магии. Отдельные элементы магического ритуала проявляются в той или иной степени и в современной жизни. Только ли из-за соображений гигиены носит врач белый халат?
Один мой знакомый, крупный терапевт, признался, что без накрахмаленного халата он теряет очень много в отношениях с больными.
Нет ли в современном этикете ухаживания элементов любовной игры, нередко схожей с ритуальными сценками из любовных встреч птиц, животных? Конечно, трудно узнать в подношении букета цветов ритуал жертвоприношения, а в многочисленных подарках (конфет, духов) — ритуал угощения, нанесения на тело ароматических веществ и т. п. Можно перечислить десятки фильмов, других произведений искусства, в которых мотивы бегства возлюбленной и погони любимого составляют основное действие. К ним относится и хранение знаков внимания возлюбленных (вспомните «Гранатовый браслет» Куприна). А между тем, это опять-таки идет из прошлых обычаев.
Неправильное соблюдение ритуала или нарушение табу были чреваты для человека в древности массой неприятностей. Возможно, некоторые из них не только травмируют психику, но и обладают реальной опасностью. Табу на поедание определенного продукта может быть результатом его ядовитости.
Любовная магия включает табу на ухаживание за другими мужчинами или женщинами, которые рассматриваются как потенциальные соперники, а лечебная магия — табу на определенные виды пищи, род занятий или прежние привычки. Во всех случаях можно усмотреть реальный вред нарушения запрета, который, однако, у древних был неосознан. Магия, ритуал, табу и в современном сознании имеют существенное значение, и, так же как и у древних, они соседствуют с логическим взглядом на мир. Меняются их формы, символы, однако основа остается той же.
И потому мы продолжаем изучать особенности мышления, которое принято называть архаическим. Символы его иррациональны и эволюционно древни, но они, очевидно (в контексте этого сознания), очень важны для человека. Почему в сознании столь живуче то, что мы называем пережитком, суеверием?
На эти вопросы, конечно, можно получить ответ в многотомных трудах Дж. Дж. Фрэзера (книга «Золотая ветвь») о происхождении языческих ритуалов, особенностей магии у разных народов.
Но — только частично. Для полноты ответа нужно знать особенности нашего архесознания.
На расстоянии более ста километров на восток от Чуфут-Кале, в лесах Старого Крыма, затерялись замшелые стены монастыря Суруб-Хач. Он очень хорошо сохранился. На камнях церкви — искусно вырезанные «хачкары» свидетельства «жития» об усопших. Кельи, монастырский сад с родниками, прикрытыми лианами. Вдоль дороги, ведущей в монастырь, кустарник и деревья.
Но листьев на них почти не видно — ветки сплошь увешаны разноцветными лоскутками. Одни уже истлели, другие привязаны только недавно. Да и мы не удерживаемся и вешаем на деревья ленты, носовые платки, словом, хоть что-нибудь. Вновь срабатывает высокая сила внушаемости, ритуала. По существу, совершается жертвоприношение, истоки которого уходят в глубокие века.
Мы не оставляем все, мы оставляем только часть себя, освобождаясь от болезни, от чувства вины или питая надежду. И когда уходим от травмирующей ситуации, перенеся ее на деталь своей одежды, свою жертву, наступает ощущение катарсиса: очищения, легкости. Но если нет священных деревьев или мест, где может быть принесена реальная или мнимая жертва, не беда: многие оставляют надписи. Вопреки здравому смыслу, эти надписи покрывают почти все места паломничества туристов. Это и деревья, и скалы, и памятники, и пещеры: «здесь были… (имярек) из… год».
Но почему? Все становится понятным, если мы вспомним, что в архаическом и регрессивном сознании имя отождествляется с человеком. Или другой ракурс.
Скажем, школьник, выходя к доске, кладет в качестве защиты амулет-пятак в ботинок. И сколько мы ни будем убеждать мальчишку, что его тройка доказывает хоть какие-то знания, он будет все объяснять пятаком в ботинке. Он не знает ничего о святых мощах, талисманах, магии чисел, ему достаточно веры в силу монеты. И завтра на экзамене срабатывает это поверье уже не только у него, но почти у всего класса. Все убеждены, что Иванов избежал двойки именно благодаря пятаку. Действие и результат связываются неким второстепенным символом автоматически, если только они успешны.
Как говорил наш видный этнограф В. Б. Иорданский, архаическое сознание не «хуже», не беднее, чем научное, логическое мышление, но его можно сравнить с готическим храмом, громада которого скрыта сложной игрой контрфорсов, запутанным смешением орнаментальных деталей и скульптур, тогда как внутри собора удивляет ясность его конструкций, их функциональная красота.
Паралогический тип мышления является своеобразной антитезой логическому мышлению, он апеллирует преимущественно к аффекту и зашифрован символикой подсознательной.
Может быть, этот тип мышления в принципе связан морфологически с недоминантным полушарием головного мозга? Действительно, как показали обстоятельные исследования специалистов по функциональной асимметрии, прошлое время и подсознательная деятельность связаны именно с правым, недоминантным полушарием.
И этот синкретизм (единство «видеть, слышать, понимать») присущ человеку в детском возрасте, когда страшный образ из мультфильма воспринимается ребенком как реальная угроза и легко оживает в сновидении, этот же синкретизм виден и в эволюции практически всех культур, в древнем обрядовом действе, в котором текст, жест и ритуал неотделимы друг от друга.
Еще в 1930 году одесский психиатр Е. А. Шевалев опубликовал свое исследование «О паралогическом мышлении», в котором показал близость детского и магического мышления, а в описании синкретизма подчеркнул, что для этого феномена характерны недифференцированное объединение восприятия и мифологической поэтики, преобладание защитной силы формул или символов, замена естественных элементов сверхъестественными, доминирующее значение веры.
Однако, так же как и в логическом мышлении, в архаическом есть свои законы. Это в принципе иная логика, основанная на строгой символической структуре и иерархии. Некоторые из этих законов теперь известны. В частности, это закон бинарной оппозиции, то есть деление на добро — зло, правое — левое, свет — тень, мужское — женское («янь — инь»). Ребенок сначала не различает этих понятий, затем противопоставляет их и лишь затем видит весь их спектр.
В зашифрованном виде законы архаического мышления содержатся в мифах и сказках. В них прослеживаются магия загадки и отгадки, обмена (в частности, обмена добром на добро), числовая магия (определенное число дней, лет, препятствий, испытаний, и даже голов у Змея Горыныча). Тут вам и семь дней недели и семь дочерей и еще множество «семерок». Поразительно и сходство персонажей сказок в различных культурах, столь же поразительно сходство большинства эпосов. Это единство человеческой культуры демонстрирует единство генезиса человеческого сознания. Нетрудно, однако, видеть, что архаическое, магическое или, как мы его определили, мифопоэтическое мышление, имея столь большое значение у современного человека, есть чрезвычайно важный фактор, который органически сосуществует с логическим, научным мышлением. И это — изучение исключительно важно, ибо с архесознанием связаны истоки религиозности, мистики и, если хотите, этологии человека особенностей его жестов, мимики и вообще «неосознанных» действий. В этом же кроются предпосылки к разгадке некоторых психопатологических состояний.