— А теперь — групповой снимок! Располагайтесь ближе друг к другу!

Надо было спешить. Как незаметно пересечь гостиную? Она сняла пальто, свернула его, сунула под мышку, рассчитывая, что красное платье послужит ей надежным камуфляжем, поможет слиться со средой. Держась возле стены, она стала пробираться к двери сквозь гущу гостей, ныряя за спасительное прикрытие спин и юбок. Питер командовал на другом конце комнаты.

Она выскользнула в коридор, остановилась — чтобы надеть пальто и вытащить свои сапоги из груды ампутированных ног, попавших в газетную ловушку, — и стремглав бросилась вниз по лестнице. На этот раз он ее не поймает — она ему не дастся. Стоит позволить ему догнать ее и нажать на спуск, и она навсегда окаменеет, застынет навеки в той позе, в какой ее настигнет щелчок затвора.

Этажом ниже она остановилась и надела сапоги; затем побежала дальше, держась за перила. Она чувствовала, что тело ее немеет, сдавленное тесным платьем и нейлоновым поясом с металлическими пластинками; каждый шаг требовал напряжения всех сил. «Наверно, я пьяна», — решила она. Странно, но она не чувствовала себя пьяной. Она отлично помнила, что происходит с сосудами у пьяного человека, выходящего на мороз. Но уйти отсюда было важнее, чем беречь сосуды.

Она добралась до пустого вестибюля. Никто ее не преследовал, но ей послышался какой-то звук, похожий на легкий звон стекла; будто стекляшки звякали на люстре. Это вибрировали флюоресцентные лампы в ярко освещенном пространстве вестибюля.

Она вышла на улицу и побежала по скрипучему снегу, стараясь побыстрее перебирать заплетающимися ногами, но не забывая о том, как важно удерживать равновесие, — зимой даже горизонтальные поверхности обманчивы, а ей ни в коем случае нельзя было падать. Ведь Питер, может быть, выслеживает ее, крадется сзади по заснеженным, скрипящим, пустым улицам — как он подкарауливал своих гостей в ожидании удобного момента для щелчка, как он черной, зловещей тенью подстерегал и ее, следя за ней прищуренным глазом целящегося стрелка; этот стрелок скрывался под разными обличьями и ждал ее на роковой позиции, — убийца-маньяк со смертоносным оружием в руках!

Она поскользнулась на льду и чуть не упала. Выпрямившись, она обернулась. Никого. «Спокойно! — сказала она себе. — Не нервничай». Облачка пара, вырывавшиеся у нее при дыхании, мгновенно замерзали в холодном воздухе. Она пошла медленнее. Если раньше она бежала, не разбирая дороги, то теперь точно знала, куда идет. «Все будет хорошо, — подумала она, — надо только добраться до прачечной!»

За весь долгий путь ей ни разу не пришло в голову, что Дункана может не быть в прачечной. Когда наконец — едва дыша от усталости, но радуясь, что все же добралась, — она отворила стеклянную дверь и вошла, ее постигло разочарование: прачечная была пуста. Мэриан отказывалась верить своим глазам. Она стояла перед длинной шеренгой белых стиральных машин и не знала, что делать. До сих пор она думала только о предстоящей встрече с Дунканом и дальше этой встречи не заглядывала.

И тут она увидела дымок, поднимавшийся из-за спинки одного из кресел в дальнем углу. Это мог быть только Дункан. Она сделала шаг, другой, приблизилась к нему.

Он так глубоко ушел в кресло, что почти утонул в нем; взгляд его не отрывался от круглого окошка ближайшей стиральной машины. В машине ничего не было. Мэриан опустилась в соседнее кресло, но Дункан не поднял глаз.

— Дункан, — позвала она.

Он не ответил.

Она сняла перчатки и, протянув руку, коснулась его запястья. Он вздрогнул.

— Я пришла, — сказала она.

Он посмотрел на нее. Глаза его еще глубже обычного ушли в глазницы; лицо казалось мертвеннобледным, бескровным в свете флюоресцентных ламп.

— В самом деле. Сама Алая Женщина. Который час?

— Не знаю, — сказала она. — У меня нет часов.

— Что ты здесь делаешь? Ты должна быть на вечеринке.

— Я не могла больше там оставаться, — сказала она. — Мне надо было обязательно найти тебя.

— Зачем?

Ей не удалось придумать разумную причину.

— Просто чтобы побыть с тобой.

Он поглядел на нее с подозрением и затянулся сигаретой.

— Слушай, тебе надо вернуться. Вспомни о своем долге. Этот… как его?.. жених, он тебя хватится. Ты ему нужна.

— Нет, тебе я больше нужна, чем ему.

Сказав так, она тотчас уверовала в это. И исполнилась сознания своего благородства. Он усмехнулся.

— Ничего подобного. Ты считаешь, что меня надо спасать. Но ты ошибаешься. Кроме того, я не хочу, чтобы начинающие благотворители проверяли на мне свои способности.

Он снова уставился на стиральную машину. Мэриан теребила свои перчатки.

— Я вовсе не пытаюсь тебя спасти, — сказала она, но тут же поняла, что он ловко провел ее и она противоречит самой себе.

— Значит, это я должен тебя спасать? От чего? Я думал, у тебя все продумано. Ведь тебе известно, что я неспособен на спасательные операции.

Судя по его тону, он был доволен своей беспомощностью.

— Поговорим о чем-нибудь другом, — в отчаянии взмолилась Мэриан. — Пойдем куда-нибудь.

Она не могла оставаться здесь; глядя на шеренгу стеклянных окошечек и вдыхая угнетающий запах мыла и отбеливателя, она не могла даже разговаривать.

— А чем тут плохо? — сказал он. — Мне тут нравится.

Мэриан захотелось взять его за плечи и хорошенько встряхнуть.

— Ну, как ты не понимаешь! — воскликнула она.

— А! — сказал он. — Вот ты о чем. Значит, настала решающая ночь: сегодня или никогда! — он достал еще одну сигарету и закурил. — Ко мне идти нельзя, сама знаешь.

— Ко мне тоже нельзя, — сказала она, тотчас подумав, что, в сущности, ничто не мешает им пойти к ней: все равно она скоро съедет с квартиры. Вот только Эйнсли может внезапно появиться… или Питер…

— Останемся здесь. Это будет даже интересно. Мы, например, могли бы забраться в стиральную машину и занавесить окошко твоим красным платьем, чтобы к нам не заглядывали любители непристойных зрелищ…

— Перестань, — сказала она, вставая.

Он тоже поднялся.

— Ладно, уговорила. Пора мне, наконец, выяснить все до конца. Куда пойдем?

— Наверное, — сказала она, — придется снять номер в каком-нибудь отеле.

Она плохо представляла себе, как им удастся все это обставить, но была убеждена, что откладывать уже нельзя. Другого выхода не было.

Дункан цинично усмехнулся.

— Хочешь, чтобы я выдавал тебя за свою жену? С такими серьгами? Мне не поверят. А тебя обвинят в том, что ты пытаешься совратить малолетнего.

— Ну и пусть, — сказала она. Подняв руку к уху, она начала снимать серьги.

— Ладно, не снимай пока, — сказал Дункан. — Весь эффект пропадет.

Когда они вышли на улицу, Мэриан поразила ужасная мысль.

— О, боже, — сказала она, остановившись.

— В чем дело?

— У меня нет ни цента!

Ну конечно: собираясь к Питеру, она не думала, что ей понадобятся деньги, и взяла с собой только вечернюю сумочку, которая теперь лежала в кармане ее пальто. Мэриан почувствовала, что неукротимая энергия, которая довела ее до прачечной и помогла преодолеть инерцию Дункана, внезапно иссякла. Теперь она была беспомощна — и бессильна что-либо предпринять. Ей хотелось заплакать.

— По-моему, у меня есть, — сказал Дункан. — Я обычно ношу с собой деньги. На всякий случай. — Он начал рыться в карманах: — Держи.

Она подставила руку, и он выложил из кармана плитку шоколада, несколько аккуратно сложенных шоколадных оберток, белые тыквенные семечки, пустую пачку из-под сигарет, грязную бечевку с узелками, два ключа на цепочке, комок жевательной резинки, завернутый в бумагу, и шнурок для ботинка.

— Не тот карман, — сказал он.

Из другого кармана появилась горсть мелочи, тут же рассыпавшаяся по тротуару, и несколько смятых ассигнаций. Подобрав мелочь, Дункан пересчитал деньги.

— В самый роскошный отель мы не пойдем, но на комнату с койкой хватит. Не в этом районе, впрочем: здесь все расплачиваются чеками. Надо ехать в город. Похоже, что наше приключение будет скорее из любительского фильма, чем из цветного широкоформатного боевика.