Граффид заметил это и улыбнулся.

– Ведь мы бойцы, ты и я. И оба забыли об этом, – ласково заключил он.

Сидя в оконной нише, Ронвен жадно слушала их разговор. То, что не удалось ей, удалось Граффиду. Она затаила дыхание и не смела пошевелиться, боясь, что все испортит и они передумают.

– Возможно, и в самом деле не будет ничего плохого в том, что я отправлюсь в Шотландию и посмотрю, как там делa, – промолвила Элейн. Сердце ее отчаянно билось.

– Ничего плохого, – уверенно кивнул Граффид. – Мы должны отправиться каждый в свою дорогу через неделю. Это часть нашего пари. Боже правый, ты хорошо на меня действуешь, Элейн. Ты права. Я свыкся с участью пленника, как каплун с ножом повара. Я совершу побег! Вернусь в Уэльс и буду бороться за то, что по праву принадлежит мне!

Он взял Элейн за руку, заставил ее встать со стула и так крепко прижал к груди, что она чуть не задохнулась.

– В Лондоне мы больше не встретимся. – Отстранив ее, он очень серьезно произнес: – Господи, благослови, спаси и сохрани мою сестренку.

– И тебя, братец. – Элейн поцеловала его в щеку. – Я еще приеду в Уэльс и привезу тебе привет от короля Шотландии.

– Да будет так! – Граффид плюнул себе в ладонь, и они ударили по рукам.

Грейсчерч-стрит, Лондон

Теперь, когда Элейн разрешила себе думать об Александре, больше ни о чем другом она думать не могла. Всем своим существом она тосковала по нему. То, что, как ей казалось, умерло в ее душе, вновь ожило.

– Ну наконец-то ты пришла в себя, – заметила Ронвен. – Я благодарна лорду Граффиду за то, что он тебя образумил.

– Ты думаешь, Александр все еще любит меня? – с сомнением в голосе спросила Элейн. Она невольно провела рукой по темени, где под пышными волосами еще остались рубцы от ожогов. Может, это и была та, настоящая причина, почему ей не хотелось позвать его? Чтобы не видеть, как побледнеет он от ужаса, увидев ее ужасные шрамы?

– Конечно, он любит тебя, – отрезала Ронвен. – Я тебе точно говорю. Любовь к тебе у него особенная. Я в жизни не видела, чтобы мужчина так любил женщину.

– Тогда почему он не приехал за мной? – Элейн повернулась к зеркалу и посмотрела на свое лицо, чего не делала уже давно. Она ощупала пальцами свой лоб: рубцы почти прошли. Вечером, при свете свечей, их почти не было видно. Портили они ее или нет? Она попыталась рассматривать себя как бы мужским глазом, придирчиво оценивая свою внешность, как никогда до этого… Но не ей было судить. У Элейн болели теперь другие шрамы, те, которые были у нее в душе. Будет ли он ждать ее, как прежде? Она смотрела самой себе в глаза, ища в них ответа, и не находила его. Повинуясь внутреннему чувству, Элейн перевела свой взгляд на огонь в камине, но и там ответа не нашла.

– Он не приехал за тобой, потому что слишком уважает тебя. Ему важно было знать, что в твоей душе по-прежнему живет любовь к нему. И он ждал тебя, может, даже готовый умереть в ожидании… – тихо сказала Ронвен. – Он все еще ждет, не теряя надежды.

– Как ты можешь это знать? – отвернувшись от зеркала, Элейн обратила свой взгляд на нее.

– Просто знаю. – И Ронвен загадочно улыбнулась. Глаза ее стали темными, непроницаемыми – такое с ней стало происходить после потрясения, пережитого ею на озере Лох-Ливен. – Александр – король Шотландии, один из немногих мужчин, кто заслужил мое бесконечное восхищение. Он единственный достоин моей Элейн. А не тот мерзавец, который зовется твоим мужем.

Элейн улыбнулась:

– Не потому ли тебе он нравится, что он король?

Ронвен ухмыльнулась. Она с такой нежностью смотрела в лицо Элейн, как давным-давно, когда та была маленькой.

– И поэтому тоже, – честно ответила Ронвен. – Но что еще важнее – он человек чести. Он будет ждать тебя до тех пор, пока сама ты не наберешься смелости отправиться к нему. А уж ты-то ее наберешься, я знаю.

– Да, кажется, теперь я готова к встрече.

– Чтобы выиграть пари у твоего брата, нам надо поспешить.

– Мне не жалко потерять шесть пенсов…

Ронвен упрямо помотала головой:

– Надо отправляться сейчас же. Разве ты не понимаешь, что тебя могут остановить?

– Кто, Граффид?

– Нет, не Граффид. Де Куинси! – резко сказала Ронвен. – Он приходил сюда, видел тебя, ты разговаривала с ним. Он хорошо тебя знает и все доносит королю. Не доверяй ему, сокровище мое. Он наверняка попытается вернуть тебя к себе. Я в этом уверена! – В ее глазах вспыхнули искры ярости. Ронвен не видела ее мужа, когда он приходил к Элейн, но чувствовала его присутствие, как чуют нечистую силу, пробравшуюся в дом, – а дом тот она все еще считала своим. – Позволь, я начну укладывать вещи. Поедем скорее! Чего еще ждать?

Минуту Элейн молчала, потом кивнула головой. Чего ждать, в самом деле? Она желала Александра, желала так сильно, что не понимала, как могла жить без него все это время.

Тауэр

Граффид глянул из окна во двор. Внизу под ним было три этажа. При лунном свете булыжники, которыми был замощен двор, казались камешками в земле, а легшие на стены тени – глубокими проломами. Обычно в ночную пору звери, что содержались в королевском зверинце, начинали беспокоиться. В тишине Граффид хорошо слышал рычание леопарда. По ночам зловонные испарения, поднимавшиеся от рва, и промозглый, пахнувший илом ветерок с реки перемешивались с ветрами, дувшими издали, и тогда Граффид, глядя в окно, воображал, что он вдыхает холодный, свежий воздух родной Ир-Виддфы.

Граффид повернулся и посмотрел на своих друзей. Они сидели у камина, склонившись над шахматной доской, – два уэльсца, Ион и Эмрис; они, вместе со многими его друзьями, добровольно согласились разделить с ним тюремное заточение и изгнание с родины. При Граффиде был и его сын Оуэйн. Посещение Элейн растревожило душу Граффида. Расставшись с ней, он еще долго стоял, глядя все в то же окно, пытаясь высмотреть ее внизу, пока она будет покидать Тауэр. Собирался ли он в самом деле выиграть пари или хотел подзадорить ее вновь попытать счастья в этом сером, неприглядном мире? Он и сам не знал. Просто Граффид не мог видеть свою сестру такой. Кроме того, он догадался, что настоящей причиной ее нежелания ехать в Шотландию была ее боязнь вызвать у Александра отвращение к ней при виде рубцов на ее лице и голове. Но они были почти незаметны. Красавицы при дворе Генриха, которых Граффид встречал в королевских покоях, скрывали гораздо более серьезные телесные недостатки, по сравнению с которыми шрамы Элейн были просто пустяком. Наоборот, они придавали особую прелесть ее порывистому, необузданному характеру и одухотворенной красоте. Граффид не знал, любит ли ее Александр как прежде, это предстояло узнать ей самой. Но если она так уж сильно стремилась к нему, то должна была сама бороться за свою любовь!

Граффид вздохнул. По натуре он был бойцом, но теперь весь задор из него вышел. Слишком многое было против него – воля отца, удачи Даффида и, в довершение всего, союз Даффида с королем Англии Генрихом. Казалось, над ним тяготел злой рок.

Вздохнув, Граффид снова высунулся в окно, опершись локтями о широкий подоконник. Мысль о побеге ему еще ни разу не приходила в голову. Все знали, что из Тауэра без помощи друзей и больших денег сбежать невозможно, и даже в таком случае это было очень нелегко. Но теперь, когда он смотрел во двор, который был далеко внизу, у него в голове постепенно начал созревать план. Только бы суметь спуститься, а там в глухих потемках под стенами можно пересидеть до рассвета. А когда откроют тяжелые ворота, чтобы впустить в крепость повозки, которые каждое утро доставляли в Тауэр из Лондона съестные припасы, там все будет просто. Надо будет смешаться с толпой, найти разгруженную повозку, направляющуюся в город, залезть в нее и спрятаться там под пустыми мешками. Он сомневался в том, что стража в Тауэре надежно охраняет крепость. Да и кого им тут было опасаться? Не его ли, уже немолодого, толстого уэльсца, который мирно жил-поживал в Тауэре два с половиной года, не помышляя ни о каком побеге? Элейн была права. И почему он только не попытался сбежать два года тому назад?