— Я это видела!

Выражение лица Бертолини при этих словах заставило Чекотти подумать, не приближается ли дело к развязке. Может быть, он все-таки узнает наконец правду? Он сказал:

— Взвешивайте хорошенько ваши слова, Клара… Вы уверены, что видели, как ваша сестра подошла к Таламани?

— Да… Меня даже удивило, что они не поцеловались.

Сапожник завопил:

— Только этого не хватало! Я бы ему тут же свернул шею, можете не сомневаться!

А что, если под чудаковатой внешностью Бертолини скрывался ревнивый отец, способный нанести смертельный удар человеку, который без его ведома ухаживал за одной из его дочерей? Но почему, в таком случае, была убита Джельсомина? Чекотти по-прежнему считал, что оба убийства связаны между собой, хотя и не понимал, каким образом.

— Вы слышали, Эуфразия, что сказала ваша сестра?

— Она ошибается.

Клара покачала головой, давая понять, что она уверена в своих словах.

— Как могла родная сестра вас не узнать?

— Клара стояла у окна нашей с ней комнаты… Когда я вышла на улицу, храбрость мне изменила. Я уже собиралась вернуться и признаться сестре в обмане, но в это время увидела, как кто-то остановил Таламани…

— Это был мужчина или женщина?

— Женщина… Я дала им удалиться, сама же проскользнула в наш сад и там подождала с полчаса. Потом поднялась и рассказала сестре со всеми подробностями о своей прогулке с клерком нотариуса… Клара мне поверила — она была уверена, что видела меня с Таламани.

Сапожник вздохнул:

— Вот так-то лучше!

— По-моему, тоже!

И Клара поцеловала сестру, которая вернула ей ее поцелуй. Растроганный Бертолини похлопал полицейского по плечу.

— После этого вы будете утверждать, что мои дочери не хорошие девочки?

Но Чекотти сейчас трудно было растрогать. Он прервал нежные излияния, спросив:

— Эуфразия, узнали вы ту, с кем ушел Таламани?

Страшно смутившись, она посмотрела на отца и сестру, как будто просила у них позволения ответить.

— Да или нет?

Она ответила утвердительно, но так тихо, что об этом можно было только догадываться.

— Кто это был?

— Аделина.

— Какая Аделина?

— Аделина Гамба, дочь кузнеца.

Все начиналось сначала! Инспектор готов был рвать на себе волосы! Ему придется, видно, допросить все женское население Фолиньяцаро. Он ясно чувствовал, что его водят за нос, но не решался оставить без внимания новый след, хотя сразу заподозрил, что он ложный. Он мог поклясться, что за всю историю миланской уголовной полиции ни одному полицейскому не приходилось находиться в подобной ситуации. Эти циничные девицы швыряли его, как мячик, одна к другой. Тереза, Сабина, Эуфразия и Клара казались ему видениями из кошмарного сна, ведущими вокруг него дьявольский хоровод, в котором появлялись все новые и новые фигуры.

Направляясь к кузнецу Гамбе, Чекотти мысленно вернулся к неудачам, которые преследовали его с самого приезда в Фолиньяцаро. Совсем простое дело, казалось бы, но кто-то намеренно старался его запутать. Кто? Один пункт оставался непреложным: Амедео встретил Эузебио, и они подрались на глазах у нотариуса. Что произошло во время отсутствия дона Изидоро, ушедшего за оружием? Может быть, Эузебио стал одолевать своего противника, и тот потерял голову? Как бы то ни было, он достал свой нож и нанес клерку меткий удар. Как только весть об убийстве облетела деревню, все Фолиньяцаро, где Таламани, да и нотариус тоже, не пользовались большой симпатией, объединилось на защиту Россатти, и Тимолеоне Рицотто был во главе этого движения. Но кому пришло в голову организовать всю эту чехарду с девушками? Кто пользовался достаточно большим влиянием на них, чтобы заставить повиноваться? На мгновение в уме Маттео промелькнул образ падре Адальберто, но он тут же отбросил это предположение: священник не мог защищать убийцу. Кроме того, если допустить, что никто не сожалел о Таламани, то уж Джельсомину, несомненно, уважали все. Продолжая поддерживать Амедео, хотели ли жители Фолиньяцаро выразить таким образом свою уверенность в том, что убийство старой девы было совершено кем-то другим? В общем, полицейский был вынужден признать, что он нисколько не продвинулся, с тех пор как в первый раз переступил порог кабинета начальника карабинеров.

Чекотти, может быть, и не обладал блестящим умом, зато он отличался редким упорством. У него не было ни малейших иллюзий относительно того, что происходит в данный момент. Он не сомневался, что за занавеской каждого окна, мимо которого он проходит, скрываются люди, насмешливо наблюдающие за ним и точно знающие, куда он идет. Но эти мужчины и женщины ошибаются, если воображают, что они могут заставить его отступить. Несмотря на давление со стороны комиссара Рампацо, инспектор твердо намеревался оставаться в Фолиньяцаро сколько понадобится, изобличить убийцу Таламани и Джельсомины, а также сорвать маску с того, кто приводил марионеток в движение. Черпая силу в этой уверенности, он готовился выслушать все небылицы, которые ему преподнесет Аделина Гамба, и почти весело спрашивал себя, к кому она его отошлет. Кто бы это ни был, скорее всего, очередная девушка, он пойдет к ней, а потом к следующей и так далее! Ведь, в конце концов, число молодых девушек в Фолиньяцаро не было бесконечным! Понравится это им или нет, но он всю ночь будет стучать в двери домов и разговаривать с разными Лидиями, Антониеттами, Марами или Жозефинами, пока не дойдет до последней, и вот тогда-то…

Кузнец жил на восточном краю деревни. По мере того как Маттео приближался к его дому, он чувствовал, что его раздражение проходит и уступает место какой-то насмешливой растроганности. В самом деле, все эти плутовки, которые высмеивали его с таким лукавым простодушием, были прехорошенькими. Особенно Сабина… К сожалению, она была обручена с этим верзилой-каменщиком, с такой легкостью вертевшим тяжелую дубину для разбивания камней. Жаль… А собственно, почему? Что за новости! Инспектор мысленно выругал себя за эту минутную слабость. Не собирался же он влюбиться в какую-то деревенскую красотку только потому, что она казалась ему привлекательной? Брак был подходящим делом для других, для глупцов. Что касается его, то он дорожил своей свободой, своим спокойствием… Поэтому следовало как можно скорее уехать из Фолиньяцаро, но не раньше, чем он сумеет увезти с собой убийцу. Несмотря на упреки в собственный адрес, Маттео, сам того не замечая, насвистывал «Ты романтична» пока не дошел до кузницы Гамбы…

Там, казалось, никого не было. Маттео позвал:

— Эй!.. Есть здесь кто-нибудь?

Никто не ответил. Он вошел в пустую кузницу, посмотрел на молот, на наковальню. Они напомнили ему каникулы, проведенные когда-то в деревне где жила его бабушка.

— Вам что-нибудь нужно, синьор инспектор?

Он увидел ту, которая к нему обратилась. Она стояла, окруженная солнечным нимбом, похожая на фею из сказки. Лицо ее было в тени, и он пошел к ней навстречу, желая поскорее увидеть его. Подойдя ближе, он обнаружил, что она красивее всех девушек из Фолиньяцаро, которых он видел до сих пор, и обрадовался, сам не зная почему. Она улыбнулась.

— Мой отец и брат ушли в Домодоссолу. Я одна. Но ведь вы хотите говорить именно со мной, синьор инспектор, не правда ли? Меня зовут Аделиной.

— Да, действительно, с вами… А как вы догадались, что я полицейский инспектор?

— Потому что я знаю вас… Ваше имя Чекотти… Маттео… Маттео Чекотти.

Маттео никогда еще не приходилось слышать, чтобы его имя произносили таким образом. Это было какое-то воркованье, смягчавшее тоническое ударение, наводящее на мысль о любовных признаниях.

— Маттео очень красивое имя…

Инспектор почувствовал смущение.

— Я слежу за вами, с тех пор как вы приехали в Фолиньяцаро.

— Следите за мной? Почему?

— Потому что вы мне нравитесь… Пойдемте в сад, если хотите. Там разговаривать будет удобнее, чем на кухне.

Он пошел за ней, понимая, что она взяла на себя руководство военными действиями, но не сопротивлялся, чувствуя себя растерянным после ее неожиданных слов. Остановившись перед капустной грядкой, она сказала ему с прелестной улыбкой: