ИЛ-18, подпрыгнув во Внукове и скользнув по гигантской дуге, коснулся земли в Ташкенте.
За пять часов полета наиболее заметным предметом там, внизу, оказалось Аральское море. Все прочее было мелко и эпизодично.
Понятно, меня, как и многих других пассажиров, для начала занимали тривиальные мысли.
Летим над древним путем скифов, половцев, татар… Ревущие моторы заглатывают бензин и время: в пяти часах нашего полета сконцентрированы месяцы и годы, долгие переходы древних всадников, ночные костры, набеги, протяжные песни, человеческие жизни, истории целых племен, которым не хватало столетий, чтобы достичь конца бесконечной степи.
Пять часов полета.
Ну и, разумеется, расчеты: 20 километров — примерно столько мог, может и сможет пробегать хорошо тренированный человек за один час. Такова же (разве чуть больше) предельная скорость всадника.
Оказывается, не больше 20 километров в час проходили и античные корабли.
20 километров в час — некая предельная норма первобытного, древнего и средневекового человека.
Поезд — в 4–5 раз быстрее. Удовлетворенно сообразив, что я разрезаю воздух почти в 40 раз скорее древних (а космический корабль в 14 тысяч раз!), наполняюсь весьма характерной (вероятно, для всех эпох) гордостью обогнавшего.
Короткие рейсы обычно не дают человеку перейти к новым размышлениям, и он выходит из машины, все еще заряженный и даже перезаряженный той самой гордостью.
Но на нашей более длинной дистанции мы успели все же сообразить и еще нечто!
Путь на земле всегда один и тот же.
Километр, тысяча, 10 тысяч километров равны друг другу во всякие эры.
S=Vt, путь равен скорости, помноженной на время.
Отчего мы торопимся? Почему так велика скорость?
Потому что времени не хватает!
У тех же пещерных художников или кочевников скорости были малы. Зато времени сколько угодно.
Ведь от питекантропа до синантропа протекло столько же времени, сколько от синантропа до нас с вами.
99,5 процента человеческой истории прошло в нескончаемых странствиях первобытных людей по планете.
Конечно, они не торопились.
Но даже если предположить, что они шли фантастически медленно: километр в год, пусть даже километр в десятилетие… Ну что ж. Земной круг — 40 тысяч километров, теоретически его можно, совсем не торопясь, обойти за 40, 100, ну 400 тысяч лет. А ведь от первых обезьянолюдей прошло больше миллиона лет.
Неторопливость, помноженная на годы, давала неплохие результаты.
Земля осваивалась и протаптывалась.
Придя к выводу, что не нужно думать о передвижениях первобытного человека слишком односторонне, мы выходим на ташкентском аэродроме, обрамленном светящимися, жаркими горами.
А вскоре новый самолет несет на юг, слегка покачиваясь и ныряя над долинами, отделяющими один хребет от другого.
Под нами центр Старого Света — центр Азии, самое сухопутное место на земле. (Логический антипод этого края — в лишенной островов южной части Тихого океана, где вода на тысячи миль удалена от всякой суши.)
Здесь родина древнейшего земледелия (дикая пшеница и до сей поры встречается в афганских горах — чуть южнее по курсу полета).
Хребты, уходя на восток, приподнимаются, разбегаясь и соединяясь в Памир и Гиндукуш, Тянь-Шань и Гималаи. Самолет едва не задевает последние, клыкастые и снеговые хребты и резко идет на снижение.
Аэродром. Неподалеку железная дорога, полосатый столб: станция Термез. От Москвы 4686 километров.
Когда умер один святой, то плот, на который положили его тело, разумеется, поплыл вверх по течению Амударьи. Но однажды плот остановился, и мертвый заявил, что дальше плыть не может, так как в этом месте проживает святой, который святее, чем он. Речь шла о мудреце Али-Хакиме, который, видно, тоже любил поговорить после смерти: когда начался плач над его телом, он будто бы поднял голову и объявил: «Трык быз!» («Мы живы!»)
Из «Трык быз» со временем получился «Термез».
Есть и другие предания об этом названии, и в каждом причудливая история края.
Вообще-то основал город Александр Македонский и, будучи человеком прямым и бесхитростным, назвал его Александрией, как и десятки прочих. Затем в честь греко-бактрийского царя Деметрия Александрия стал Дармамитрой, из Дармамитры потом получился Дарент, и где-то чуть позже Термез.
Однако легенда, восходящая к Кушанскому царству (Индия, начало нашей эры), объясняет, что этот город получил имя «Та-ла-ми», что означает «по ту сторону реки» (очевидно, город долго не сдавался завоевателям), а от «Та-ла-ми» до «Термез» совсем недалеко.
В одном названии смешались легенды местные, греческие, кушанские, индийские; а если добавить еще арабов, персов, Чингисхана, Тимура, то мы получим некоторое представление о пестрой, многослойной истории края, «что в семи днях караванного пути от Бухары на юг и восток…».
Если представить время чем-то овеществленным, то, пожалуй, горы и долины Тохаристана — у Сурхана и верхней Амударьи — переполнены, буквально дыбятся от времени.
Совсем недавно, после дождей, забуксовала машина и вывернула колесом великолепную базу античной колонны.
Близ Денау — столицы здешних субтропиков — было заболоченное место. Вдруг оно само собой разболотилось, и обнажились остатки кушанского города. Ему почти 2 тысячи лет. Сейчас начались раскопки.
В фундаменте старинного дома нашли замурованное «на счастье» изваяние Будды.
После удара крестьянского кетменя из земли выскочил полный комплект старинных шахмат.
Века перемешиваются, стили сплетаются. Захватив легкую доску — переносной мост через бесконечную сеть арыков, — можно подойти вплотную к пыльно-бурой башне V века. В музее статуэтки, изображения, сочетающие индийскую извилистость с античной стройностью. Всего в нескольких часах езды отсюда, у Шахрисябза, родины Тимура, возвышаются исполинские пилоны недостроенного дворца, которым свирепый император хотел поразить вселенную. А рядом, в деревнях, и сейчас встречаются «нездешние» лица! прямые потомки мастеров, насильно вывезенных Тимуром из Индии. На чудесных кушанских фресках, открытых несколько лет назад археологом Л. И. Альбаумом, изображены люди, спокойные, расслабленные; в руках чаши, опахала, на лицах блаженство: их, верно, обвевает ветерок, доносящий ласковое бульканье арыка.
Но что такое греки, кушаны, Тимур по сравнению с первобытными тысячелетиями?
Тут в горах, совсем неподалеку, всемирно знаменитая пещера Тешик-Таш, поселение древнейшего человека. Рядом открытая еще до войны Мачайская пещера со множеством каменных орудий (большая часть пещеры завалена громадной каменной глыбой, за которой, без всякого сомнения, таятся ненайденные сокровища).
Ребята с учителями ходят в горы, ищут, собирают рассказы, легенды о пещерах-дворцах, пещерах с мраморными стенами, о пещерах, куда могут войти сотни "овец, о загадочной «верблюжьей пещере».
Мы же мечтали увидеть самую древнюю живопись этого края. Она была открыта еще до войны благодаря усилиям прежнего директора музея, ныне пенсионера, Гавриила Васильевича Парфенова. Об этой находке хорошую книжку «Зараут-сай» написала 15 лет назад художница А. Рогинская, которая копировала древние рисунки. Однако после войны почти никто из исследователей не изучал интереснейшие рисунки, во многом оЬи оставались необъясненными, нерасшифрованными.
Специалисты хотели посмотреть и подумать. Для этого мы и отправлялись в горы. (Мы — это археологи Александр Александрович Формозов, Тамара Георгиевна Салихова, Гулям Дадабашев и при них автор этой книги.)
В изделиях старинных мастеров, будь то изумительная сагана (гробница) Али-Хакима или сложный орнамент, покрывающий стену, доску, глиняный сосуд, если хорошенько искать, найдется недоделка: там не хватает завитка, тут на 999 повторяющихся узоров один как бы недорисованный. Старые мастера это делали нарочно: не бывает законченного труда на этом свете, и тот, кто дорисовал все узоры, уже не ищет продолжения работы и объявляет смерти, что ему нечего делать на земле.
