Он повернулся, пригляделся, и вдруг воскликнул:
– Володя!.. Привет!
Это был Николай Полищук. Владимир порывисто поднялся к нему навстречу, и они обнялись. А потом отодвинулись, разглядывая друг друга. У Николая было уже две средних полоски старшего лейтенанта на рукаве. На груди сверкала Геройская Звезда, а рядом орден Ленина.
– Ты где присел? – спросил его Владимир.
– Нигде пока, – пожал плечами Коля.
– Давай к нам! – Владимир повернулся к Ильченко. – Товарищ майор! Не возражаешь? Друга встретил старого. Год не видались!
– Какой разговор! – сказал тот, пододвигая Николаю свободный стул, и замахал рукой официантке.
Николай сел и всмотрелся в друга. Владимир сильно изменился… Не в орденах дело, хотя и в них, конечно, тоже. Седой совсем стал. И этот шрам… А глаза потухли. Что-то случилось…
– Ч т о случилось? – спросил он.
– Ты о чем? – переспросил Владимир. И понял, о чем его спрашивает друг. А потом посмотрел на Николая и вдруг такая боль отразилась в его глазах, что Коля почувствовал ее почти физически:
– Воздушно-десантную бригаду, в которой она служила, в первый же день, как началось, выбросили на Харбин… – у Владимира перехватило горло. – Сказали, погибла…
– Та-а-ак… – протянул Коля. – Ты т о ч н о знаешь?! Может ошибка какая?
– Мне товарищ написал, с Дальневосточного. Он служил с ней рядом.
Майор переводил непонимающий взгляд с одного на другого, а потом вдруг вник. Кивнул сам себе и поставил в ряд три рюмки. И молча всем налил. И они выпили не чокаясь…
'Такая вот война…' – подумал Ильченко. И так больно ему стало… И хорошо, что никто не услышал этой боли. Он отвернулся…
– Ну, а ты когда успел? – спросил Владимир, мгновение спустя, Колю, кивнув на Золотую Звезду.
– Указом от двадцать девятого августа, за таран, – просто ответил тот. – А старлея, месяц назад дали.
– Таранил, значит, – сказал Владимир. – Пропеллером?
– Не-а… На скорости консолью рубанул по крылу. И сам тоже упал… Там такое было! Слыхал, как они на Владик ходили?.. По сотне бомбардировщиков за раз! И сотня истребителей в прикрытии. Такая мясорубка была!.. Вовку Малахова помнишь?
– Ну.
– Расстреляли в воздухе, когда он на парашюте выбросился из горящей машины.
– Сволочи!
– Я у самой земли открыл, все никак не мог вращение остановить, а то и меня бы тоже, наверное, – сказал Коля.
– Такая вот война, – сказал Ильченко и опять отвернулся.
А что тут еще скажешь… И не надо.
Владимир налил всем и встал. Как самый младший по званию из присутствующих, он поднял тост:
– З а С т а л и н а!
И все встали…
– З а С т а л и н а!!
И слова эти разнеслись по залу глубокой, низкой волной. И посыпались стулья, падая. И все вставали, один за другим. И все поднимали рюмки и бокалы. Ребята повернулись к залу. И Золотые Звезды засверкали на их груди…
– З а С т а л и н а!!!
И все, кто их видел. Все, кто в этом зале был. Все подняли бокалы вместе с ними!.. В с е!.. Ради этого можно было умереть!.. И они выпили! Все вместе! А потом захлопали… И эти аплодисменты, стоили, дороже всего на свете.
Владимир сел и склонил голову. Нет, он не пьян… Просто у него больше ничего нет. Не было. И не будет! Никогда! Кроме Сталина!
– А знаете что, ребята? – Ильченко разлил по новой из графина. – А давайте теперь, за вас, за Сталинских Соколов! И морских, и сухопутных…
Владимиру этот тост показался смутно знакомым… Но был он так красив! И за это нельзя было не выпить. Они и выпили.
– Ну, вот, а потом меня подбили… – Ильченко опять рассказывал свою историю, но уже обращаясь к Николаю. – Иваненко, помкомвзвода, рядом шел. Буксир завели по быстрому, пока самураи не набежали… Ну, и вытащили меня. А пока ехали, еще один экипаж подобрали из соседней роты. Вывезли. Обгорели ребята здорово. Это у нас обычное дело, – майор махнул рукой и поднял голову.
А лучше бы не надо…
Потому что в этот момент мимо них проходили музыканты и певица… Которая. Взглянула ему в глаза и улыбнулась… Е м у! Так нежно!
Ильченко онемел…
Яркая, безнадежно красивая блондинка в роскошном длинном платье, с прической как у немецкой киноактрисы Греты Гарбо… Не з е м н а я женщина.
Когда музыканты заиграли, она запела нежным контральто:
…Забыть тебя не так уже легко мне!
Забыть твой взгляд, забыть твой смех, обман!
Жить мне одной без тебя невозможно!
Не верю я тебе, твоим слезам!..
Танцплощадку перед небольшой сценой в центре зала сразу же заполнили пары.
И голос певицы, и все остальное, как весьма обтекаемо показал рукой майор, было очень даже, как бы это сказать! И ребята вдруг увидели, к а к это бывает. Когда к человеку приходит любовь с первого взгляда…
– Жаль пригласить нельзя, – вздыхал Ильченко. – Петь-то некому будет.
– А пусть музыканты одну песню без слов сыграют, – предложил Владимир.
– Точно! – ухватился за эту мысль майор. Он хлопнул рюмку вне очереди, встал, одернул свой серый френч, и направился к конферансье, притулившемуся недалеко от сцены возле столика администратора.
А под высокими сводами плыла грустная мелодия и разрывала душу:
…Признайся мне! В твоей слепой измене!
Признайся мне! За правду все прощу!
Ты и я в слезах любви найдем забвенье!
Их запить хочу, измену, грусть свою…
– Ну, а ты, Коля! Ирину не забыл еще? – спросил Владимир.
Коля помотал головой. У него так щемило сердце от этой песни! Он обхватил голову руками… Нет! Зачем он об этом говорил… Нет! Причем, тут Володя… Нет! Ирину он не забудет никогда! И н и к о г д а, и никого больше не полюбит!.. Почему-то он знал это совершенно точно.
– Ты, не понимаешь, Володя… Я даже не знаю, какая у нее теперь фамилия! Как мне ее найти, если я не знаю, какая у нее фамилия?!.. Нет, ты скажи!.. Как?! Как я могу ее найти?!.. Как? – повторял он снова и снова.
А мелодия, отражаясь от мраморных стен, печально бродила по залу, между столиков. Чудесный голос проникал прямо в душу и терзал ее, и терзал… А может, певица так проникновенно пела о своей собственной горькой любви?
…Признайся мне! Пока еще не поздно!
Признайся мне! Но не жалей меня!
Ты провинился! Поправить все возможно!
Твоя! Признайся мне! Прощу тебя!..
Владимир смотрел на друга и сосредоточенно размышлял…
Они уже выпили два графина на троих. И мысли у него были ясные. Хотя как-то потихоньку начинали крутить виражи… Надо найти Ирину, решил он… Да, но как? Как найти человека, если не знаешь его фамилию? Нет фамилии, нет и человека… Владимир посмотрел на Колю, сидящего, уставившись в одну точку. Надо найти Ирину, решил он… Стоп! Выходим из виража! Он наполнил рюмку и выпил.
И, как ни странно, это помогло!
– Был такой древний грек, – начал он издалека.
И Коля, подняв голову, недоуменно взглянул на него.
А Владимир продолжал:
– Его звали Ар-хи-мед. Так, вот, он как-то сказал 'Эврика!' – и Владимир хлопнул товарища по плечу. – Я знаю, как найти твою Ирину!..
А у того в глазах вдруг загорелась безумная надежда. Он вдруг поверил, что способ действительно есть, и Владимир его з н а е т!
– Значит так! Берешь отпуск. Едешь в Оренбург… Общагу ты знаешь? Знаешь!.. Во-первых, если она сначала поменяла фамилию, а потом съехала оттуда, то в домовой книге есть запись. Во-вторых, если она сначала съехала, а потом поменяла фамилию… Стоп!.. Так!.. В любом случае ты знаешь ее девичью фамилию! Есть фамилия, значит, есть и человек! Это раз! И, вообще, наверняка, она сначала вышла замуж, и только потом уехала из Оренбурга!.. Короче, покупаешь конфет и обходишь все ЗАГсы по списку. И просишь, чтобы они посмотрели, какую фамилию взяла такая-то и такая-то! Ты же Герой! Да они землю будут носом рыть, чтобы ее для тебя найти!.. Ты, пóнял?!
