-Спасибо, Степан. Спас.
-От них что ли?
Заржал бородач.
-Да ты едва ли не лучший боец, кого в жизни видеть довелось. Спас... Ой, не могу. Я его спас. Идиотов да, уберег. Согласен. Достал бы ты мечи, как пить дать, побил да покалечил. Как говоришь, зовут тебя?
-Даниллин Дю Лой.
-Не выговорю, прости. По нашему можно перекрестить?
Даниллин задумался, улыбнулся.
-Дю Лой будет, как у вас Ветер. Ветров, так?
-О. Совсем другое дело. Данила Ветров. Значит Дюлой это ветер?
-Лой.
-А дю?
-Титул.
-Ты знатный?
В вопросе парня проскрипело отчуждение. Даниллин легко преодолел обозначившуюся яму.
-Моего племени больше нет. Ни единого человека. Никого из родни. Я один. А титул мой отец заслужил сам. Он был из простых воинов.
-А.
Так и познакомились, спились и спелись. У Степана оказался редкостный силы голос. Даниллин даже думать о себе стал исключительно как о Даниле, Данииле Ветрове. Все шло так замечательно. До вчерашнего дня...
ОН посмотрел как друг встает на колени перед висящим в красном углу образом, торопливо и отчаянно шепчет короткую молитву, кладет земной поклон. Выпрямляется и заявляет внезапно.
-Данила!
-Да?
-Не ходи со мной. Ты чужак у нас. А боярин скажет, да и люди его, что злодействовал, ихние хари крушил, вместе со мной.
Даниил ласково взял крепыша за плечо. Сожаление, что этот короткоживущий слаб, растаяло. ОН почувствовал странную радость. Так приятно, что не смотря на страх, Степан ведет себя мужественно. О друге думает. Золотая душа у парня. Чистейшей пробы! Ответил спокойно, с тайной усмешечкой.
-А я не бил? В стороне стоял? Или мимо проходил?
Точно два подростка они уперлись лбами, нажали. Даниил был выше ростом, Степан шире в плечах. Пободались немножко, как задиристые телята. Вышли на улицу. Зверь, почуяв любимого хозяина, громко заржал, впечатал в снег копыто, выгнул шею, оглядываясь, не заденет ли? Ударил задними ногами взметывая белый фонтан. Брык! Вопль издал, оглушительный. Ржанием его назвать было трудно. Скорее трубный глас. Я! Это я! Вот я какой удалец молодой! В соседних дворах завистливо вздрогнули жеребцы, повели чуткими ушами жадно и радостно всхрапнули кобылы.
-Ишь, разрезвился.
Несерьезно укорил хозяин озорника. Похлопал по тугому крупу. Провел ладонью по гладкому боку. Друг позавидовал.
-Эх, и коняга у тебя, Данила. Царская просто.
Решив ответить шуткой Даниллин проворчал.
-Ага. А где твоя кляча?
-Туточки.
Степан сумрачно улыбнулся. Его соловая лошадка с крепкой грудью и мохнатыми ногами была очень выносливой и резвой. Невзирая на неказистую внешность. Впрочем, знатоки кобылку хвалили. Он ее как раз вывел из конюшни. Зверь потянулся к доброй знакомой, всхрапнул ласково. Мила его внимание приняла снисходительно. Она вышагивала с достоинством. Всадники неторопливо поехали навстречу с судьбой. Степан снова нахмурился, завздыхал. Даниил жевал сосновую веточку, сорванную по дороге. Лично ЕМУ ничего не грозило. Что бы там ни думал несчастный россич.
Во дворе они увидели боярские сани, десяток его холопов. Сам Карп Петрович был в тереме у молодого князя, не иначе. Степан совсем приуныл. Даниил смерил нагло скалившихся молодцев тем особенным взглядом, на которые был великий мастер. Холопы старательно поотворачивались, лыбиться перестали. А то эдак можно и до суда не дожить. Подумал каждый из них. И то верно!
Призванные на княжий суд дружинник и его чужеземный товарищ спешились. Зверь злился, чувствуя плывущие в воздухе раздражение и агрессию, направленные на его обожаемого всадника. Бешено выдувал пар из расширившихся ноздрей, косил блестящим шоколадным глазом на людей.
-Успокойся, милый. Никто твоего хозяина не обидит.
Даниил обернулся к княжеским и боярским холопам, громко посоветовал.
-Без меня к жеребцу не приближаться. Покалечит. Может и убить.
Пустое пространство вокруг коновязи увеличилось вдвое. Холопы отпрянули, наблюдая как жуткого вида чужеземец со своим бешеным животным заговорил точно с человеком. Попросил.
-Веди себя хорошо.
Снял перевязь с мечами, приторочил к седлу. С оружием перед князем на суду не стоят. А доверять два драгоценных клинка старой булгарской стали кому чужому Даниил не собирался. Не совсем безмозглым был. Зверь прижался темной, прекрасно вылепленной головой к плечу человека. Даниил похлопал ладонью, погладил, ласково оттолкнул.
-Все.
Отбросил на спину капюшон. В Моске их изредка носили только священники. На странный головной убор многие косились. Но не здесь и не сейчас. Даже длинные волосы, затянутые в тугой гладкий хвост не спровоцировали насмешек. Характер чужеземца и причина ЕГО появления здесь, вызывали если не уважение, так справедливую опаску. Степан давно привязал кобылку. Неторопливо отряхивал рукавицей снег с обуви. Даниил спросил у друга.
-Нас позовут? Здесь будем ждать?
Бородач пожал плечами.
-Откуда ж мне знать. Первый раз попал на суд.
-Ты дружинник. Разве не видел судов ни разу?
-Видел.
-Ну и?
Степан коротко вздохнул.
-Князь выйдет сюда. Сам.
-А говорил, не знаешь.
В расслабленном поведении Даниила была некая нарочитость. Сейчас все во дворе молчали, слушали их разговор.
-Спел бы что ли.
-А?
-Спой, говорю. Что-нибудь душевное.
Степан посмотрел на друга, точно на спятившего. Покачал головой.
-Ну, ты даешь.
-Про ночь, например. Во всю глотку не ори, конечно. Не в чистом поле.
Теперь Степан тоже улыбался. Белые крупные зубы, одного переднего не достает, борода в тугих колечках, пышные усы. Россыпь золотых крапин на лице, не исчезающих даже зимой. Зря ли жена дразнила его Солнцем Меченым? Эх!
-Была не была!
С размаха хлопнул себя по бедру отороченной мехом красной рукавицей. Снял шапку, запрокинул к небу голову.
-Ой, разгулялись, разгулялись.
В темном небе облака да тучи.
Звезды сокрылись, мое сердце сжалось.
Что добра молодца мучит?
Что добра молодца мучит?
Такого певца в Моске Даниил больше не встречал. Пока во всяком случае. Голос заполнил двор, не рвущийся в надсадном крике, спокойный, чистый. Верхние ноты певец брал легко, растягивая звонко, переливчато. Мелодия, полная скрытой страсти, расправила крылья, устремилась к небу. Даже враги невольно заслушались.
-Ой, мне есть повод закручинить
Плетью коня погоняя.
Не задержалась беда, приключилась.
Коршун голубку терзает.
Коршун голубку терзает...
Из распахнувшихся дверей на крыльцо выплеснулась группа дружинников, вышел и сам князь. Степан то ли не расслышал, то ли хотел допеть.
-Ой, я стрелу спущу заветную.
Вострую, напиться черной кровушки.
Ой, призову любодея к ответу.
Не пожалею головушки.
Не пожалею головушки.
Ой, разгулялись, разгулялись.
В темном небе облака да тучи.
Звезды сокрылись, мое сердце сжалось.
Что добра молодца мучит?
Что добра молодца мучит?
Странная вышла песня. Горькая до невозможного и сильная. Напоследок голос взметнулся яростно и неистово.
-Мучи-и-и-и-ит...
Нота тянулась невероятно долго и звонко, не теряя глубины, да откуда такой запас дыхания у парня? Даниил покрылся мурашками, так невероятно красиво закончил Степан петь. Даже головой встряхнул, отгоняя наваждение. Кто-то из свиты князя громко вздохнул в наступившей пронзительной тишине.
-Ай да молодец, обидчик мой.
Зло проскрежетал боярин.
-Здоров глотку драть.
Князь покосился на Карпа Петровича с толикой неодобрения. Сел в подставленное слугами креслице. Велел боярину коротко.
-Стань там. Рядом. Судить вас буду. По завещанному дедами обычаю, по своему праву.
Даниил рассматривал безусое почти мальчишеское лицо Владимира. Румянец на гладких щеках от мороза, или волнения? Прямая спина, гордо задранный подбородок. Щенок еще, совсем щенок. Хотя... От свеев отбился, задал перцу степным бандам на дальней границе, и если дружина не ворчит, слушается, если на улицах Моски порядок, может и не безнадежен юный правитель. Возмужает, наберется мудрости. Только доживет ли Степан, бывший холоп, поднявший руку на боярина до этого? Тем временем князь обратился к Карпу Петровичу.
