В конце января, после нескольких недель кровопролитных боев, наступающие пробили бреши в немецких позициях на берегах Волхова, продвинувшись почти на сто километров. Однако бои измотали армию, в то время как немецкое противодействие все усиливалось. Расширить участки прорыва оказалось невозможным, создавалась угроза того, что противник заткнет «бутылочное горлышко». Подступала распутица, и избежать катастрофы можно было только за счет отвода армии на восточный берег Волхова. Власов как раз и предложил такое отступление, но Сталин категорически отверг его и вместо этого приказал продолжать идти вперед. Все возражения и даже полет в Москву в попытке убедить Сталина изменить приказ ничего не изменили. В итоге Власов сдался — неподчинение было бы равносильным самоубийству.
Вскоре после этого, уже 19 марта, случилось то, чего Власов так опасался: немцы блокировали участки прорыва и армия оказалась отрезанной от основных сил фронта. Власов лично принял командование армией и 21 марта вылетел в котел. 27 марта ему удалось восстановить сообщение с фронтом, пробив крошечный «тоннель» длиной километра полтора и шириной в несколько сот метров. Он вновь принялся настаивать на разрешении на отход, и вновь Сталин приказал продолжать наступление. Солдаты Красной Армии двинулись вперед «через заболоченные леса, по бездорожью, часто по пояс в снегу и по колено в воде».[28] Однако вскоре силы наступления были исчерпаны, и армии пришлось перейти к обороне.
Именно тогда в ставке Власова неожиданно появилась Мария Воронова, которая передала командующему письмо от жены. На обратной стороне конверта имелся отпечаток детской ладошки их сына — приветствие отцу и своего рода талисман для него. Это письмо было последним, которое дошло до Власова, и он сохранил его при себе до самой смерти.
В письме содержалась и такая фраза: «Были гости». Сотрудники тайной полиции обыскали его дом — несмотря на всю его безупречную службу, несмотря на награждения от Сталина. Горькое осознание этого стало одним из мотивов, побудивших Власова принять вскоре судьбоносное решение.
Мария была волевой и решительной женщиной тридцати лет, муж которой сгинул где-то в Сибири. В течение нескольких лет она помогала жене Власова по хозяйству и ухаживала за ребенком. Теперь, как она заявила, она пришла, чтобы остаться при штабе Власова и готовить ему обед. Он все еще не полностью оправился от болезни, и его жена попросила Марию позаботиться о муже. Она осталась, несмотря на нежелание Власова, которого все больше тревожила складывавшаяся на фронте обстановка.
Положение армии между тем становилось все более отчаянным. Снабжение не поступало, немецкие атаки становились все более яростными, росли потери. Однако Сталин отдал приказ об отступлении только 14 мая. Путем огромных усилий Власову удалось вывести несколько дивизий. Тем не менее 20 мая немцы перерезали все линии коммуникаций между частями Власова. Перед лицом уничтожения оказались девять дивизий и семь бригад.[29] Только в районе Ботетская — Мясной Бор — Чудово нашло смерть 14 тысяч человек. Тысячи и тысячи других утонули либо умирали от ран или от голода в заболоченных лесах. Только 32 000 удалось уцелеть — они попали в плен. Штаб Власова фактически выбыл из боевых действий, став жертвой неожиданного артиллерийского обстрела, в котором погибло или было тяжело ранено большинство штабных офицеров. Помощь не приходила — Сталин бросил его армию. Он отправил на спасение самого Власова и его штаба парашютистов, однако те не сумели отыскать штаб-квартиру командующего и сами полегли в боях.
Власов приказал уцелевшим солдатам прорываться малыми группами. Ему самому не удалось пересечь линию фронта. Долгое время — сырыми и душными ночами, знойными днями — он в сопровождении вернейших из помощников блуждал по лесам и болотам. От запаха разлагавшихся трупов становилось нечем дышать; голод изводил их — это было просто пыткой. Единственное, чего хватало в изобилии, так это времени. И Власов попытался прояснить для себя некоторые вещи, додумать до конца то, что ему раньше все как-то не удавалось. Служба, профессия, карьера — это была его жизнь, теперь наступил момент подвести некий итог. Ему вдруг стало отчетливо видно то, что раньше он вольно или невольно отодвигал от себя, то, от чего отстранялся: ошибки правительства, произвол властей, террор, бессмысленное принесение в жертву тысяч и тысяч людей, как происходило это под Киевом и теперь на Волхове.[30] Он не находил выхода для себя. Может быть, застрелиться? Из-за кого? Из-за Сталина?
Власов продолжал скитаться, ожидая уготованного ему судьбой. Возможно, какой-то шанс перейти линию фронта еще имелся. О сдаче в плен он как-то не думал. За несколько недель его отряд сократился до Марии, начальника штаба армии Виноградова и денщика последнего.[31] Когда голод стал особенно невыносимым, они пришли просить хлеба на одинокий хутор. Положение к тому моменту стало совершенно безнадежным, и они решили отдать себя на милость селян. Может быть, крестьяне согласятся спрятать их и будут подкармливать, пока немцы не уйдут подальше и пока не появится возможность перейти линию фронта.
11 июля Власов и Мария зашли в небольшую лесную деревушку Туховежи, тогда как Виноградов с денщиком решили попытать счастья в соседнем селе Ям-Тесово. Все знаки различия они сняли. Шинель свою Власов отдал Виноградову, который был ранен, страдал от лихорадки и которому поэтому все время было холодно. В деревне Туховежи староста согласился помочь и поместил их в лишенный окон сарай пожарной команды, а потом донес немцам. Восстановить дальнейшие события помогает рассказ переводчика германского 38-го корпуса Клауса Пёльхау, который повествует о странных обстоятельствах пленения Власова:
«На рассвете 12 июля офицер разведки корпуса капитан фон Швердтнер разбудил меня, сказав, что прошлым вечером около села Ям-Тесово двое патрульных застрелили Власова, тело которого надо опознать. Несмотря на несколько скептическое настроение, — мы уже несколько недель искали Власова и не раз и не два звучали ложные тревоги, — мы отправились туда немедленно. Когда проезжали через Туховежи, русский староста попросил нас взять двух партизан, которых поймали накануне вечером, когда они пришли просить хлеба. Поскольку нашей задачей было опознать убитого, мы обещали заняться партизанами на обратном пути.
В Ям-Тесово, куда перенесли тело, командир стоявшей там части доложил о взятии в плен легко раненного денщика убитого. Первым делом мы решили допросить пленного, подтвердившего, что он и правда был денщиком Власова. Как он сказал, вместе с поварихой Власова они несколько недель бродили по лесам в надежде перебраться через фронт к своим. Голод время от времени вынуждал их заходить в села, где, как они предполагали, не было немцев. Так же они поступили и на сей раз, однако в них стали стрелять, и Власов погиб. Что же случилось с поварихой, денщик не знал.
На трупе была шинель генерал-лейтенанта, сходились и прочие приметы, даже золотой зуб, значившийся в «ориентировке на поимку». У нас не было оснований сомневаться, что перед нами не Власов, и мы, заполнив соответствующие документы, передали тело для погребения. Сделали донесение в штаб корпуса по рации.
На обратном пути мы уже проехали Туховежи, как вдруг вспомнили о задержанных партизанах. Мы вернулись, и староста подвел нас к зданию, которое было заперто, но оставалось без охраны. Мы поставили двух солдат с автоматами перед входом, а когда староста открыл дверь, я прокричал по-русски в кромешную темноту, чтобы все, кто находится там, выходили наружу. Кто-то немедленно откликнулся басом на ломаном немецком:
— Не стреляйте, генерал Власов!
Затем в проеме появился человек, удивительно похожий на того, похоронить которого мы только что распорядились. На нем была офицерская форма без знаков различия, и он протянул мне документы в тонкой сафьяновой коже с личной подписью Сталина, которые подтверждали, что перед нами заместитель командующего Северо-Западным фронтом[32] и 2-й ударной армией. Затем он достал из кармана брюк бельгийский пистолет и протянул его капитану фон Швердтнеру. Когда я спросил, что за женщина рядом с ним, он ответил, что она повариха. Я сказал ему, что мы только что опознали одного убитого как Власова и что особой приметой являлся золотой зуб. Власов указал на свой золотой зуб, находившийся на том же месте, как и у убитого, и предположил, что тот, должно быть, начальник его штаба, полковник Виноградов, внешне чем-то похожий на него, Власова. Мы все еще не были полностью убеждены, и на обратном пути капитан фон Швердтнер задавал ему множество каверзных вопросов, ответы на которые рассеивали наши сомнения.
Высказывания Власова позволяли сделать вывод, что он осознал безнадежность своего положения и предпочитал плен самоубийству. Он спросил, должен ли был генерал, по мнению немцев, в подобной ситуации застрелиться. Швердтнер ответил, что сдача в плен не есть позор для генерала, который до последнего момента вел в бой свои войска и сражался. В штабе корпуса сначала не хотели признавать нашего пленного за настоящего Власова. Но все встало на свои места, когда якобы денщик Власова признался, что просто хотел защитить генерала, а на самом деле являлся денщиком Виноградова. На следующий день мы под надежной охраной отправились в штаб 18-й армии в Сиверскую. Генерал-полковник Линдеманн, командующий армией, непосредственный оппонент Власова в боях на Волхове, принял Власова вежливо, как подобает. Генералы подробно обсудили ход сражения».[33]
