– Ты у нас очень умный, не так ли?

– Да. Пришлось повозиться только с желтыми кусочками. Доктор сказал, что мне можно есть мороженое. До свидания. – Мальчишка бросил трубку на рычаг, прежде чем Нэнси успела ее перехватить.

Арчер улыбался, выходя из будки и шагая по вестибюлю. На душе у него полегчало, потому что маленький светловолосый мальчик, болеющий корью, пригласил его зайти в гости и рассказать какую-нибудь историю, а в это время его брат стоял у двери и ждал, когда у него появится сыпь. Пусть это и покажется странным, но ситуация в целом стала не такой уж страшной. Абсурдно, конечно, обвинять в стремлении свергнуть правительство Соединенных Штатов человека, чей четырехлетний сынишка слег с обычной детской болезнью, чья жена опасалась, как бы ее взрослые гости, заразившись корью от ребенка, не превратились в импотентов.

Маленький Клемент был его тезкой и крестником. Арчер стоял у алтаря, держа ребенка на руках, когда его крестили, принимая на себя ответственность за его благополучие… Он помнил, как тронуло его решение Нэнси и Вика назвать своего второго сына Клементом. К тому времени они знали его как облупленного, со всеми слабостями и недостатками.

И в Нью-Йорк Арчер перебрался благодаря Эрресу.

– Послушай, тебе надо отсюда уезжать, – сказал ему Эррес, проведя у него пять дней пасхальных каникул. Он и Нэнси уже восемь месяцев жили в Нью-Йорке, куда уехали после окончания колледжа. Нэнси еще не нашла работу, зато Эрреса практически каждый день приглашали в дневные радиошоу. Однако ни одному из них еще не предлагали роль в театре. – Если ты останешься в колледже, наливаясь тихой ненавистью к тому, что ты тут делаешь, – с жаром продолжал он, – то к сорока годам станешь горьким, сварливым, высохшим апельсином.

Арчер нервно улыбнулся. Нэнси и Китти пошли спать, и в кабинете они сидели вдвоем.

– Не трави душу своему старому преподавателю. У него и так хватает проблем.

– Нью-Йорк тебе понравится. – Эррес был уверен в собственной правоте. – Ты же ненавидишь это место, тебе обрыдло преподавать. Поедем с нами. Не так уж это и страшно.

«Не страшно тебе, молодому, красивому, талантливому, удачливому!» – чуть не вырвалось у Арчера. Но сказал он другое:

– А ты учел один маленький пустячок? Мне ведь надо кормить не только себя, но и жену с ребенком, которые не страдают отсутствием аппетита.

– Мы с Нэнси говорили об этом и думаем, что все можно устроить.

– Как?

– Ты можешь писать для радио.

Арчер хохотнул.

– Не смейся. Ты же не слушаешь радио, а потому понятия не имеешь, как это легко. Двухголовый зулус и тот мог бы писать для радио. Если ты умеешь печатать, Клемент, беспокоиться просто не о чем. Послушай, я уже кое с кем переговорил, и они готовы почитать твои материалы. Зарабатывать ты будешь гораздо больше, чем здесь, поселишься в городе, который тебе нравится, рядом с нами, и у тебя появится достаточно времени для того, чтобы написать новую пьесу или роман…

– Я даже представить себе не могу, с чего начать, – ответил Арчер, хотя Эррес уже заразил его своим энтузиазмом.

– Я тебе объясню, – заверил его Эррес. – Уже насмотрелся на этих сценаристов. Если у человека ай-кью[25] больше семидесяти, ему хватит пятнадцати минут, чтобы сообразить, что к чему. У меня много свободного времени, особенно летом, так что курс начальной подготовки я тебе преподам…

– Экс-студент расплачивается по счетам, – усмехнулся Арчер. – Учит экс-преподавателя, как заработать на жизнь в большом городе.

– Говорю тебе, все у тебя получится. Даже гарантирую. А если тебе нужны деньги на переезд, моя чековая книжка к твоим услугам, – беззаботно добавил он. – Расплатишься с первого миллиона.

Как выяснилось, банковский счет Эрреса похудел более чем на тысячу долларов, прежде чем Арчер начал зарабатывать деньги. А Эррес – Арчер это знал – на богача не тянул. Его отец умер годом раньше, и те небольшие накопления, что остались после его смерти, отошли матери. Но взять у него взаймы Эррес предлагал абсолютно искренне, безо всяких раздумий, словно иначе и быть не могло. Арчер, выходец из бедной семьи, подобную щедрость воспринимал как основу дружбы. «Или ты не моргнув глазом готов отдать свои деньги другу, – говорил его отец, перефразируя Полония, – или не приглашай негодяя в свой дом».

В итоге все обернулось как нельзя лучше. Эррес убедил продюсера сериала, выходящего в эфир пять раз в неделю, дать Арчеру шанс, первые три или четыре недели, пока чаша весов колебалась, тактично наставлял его на путь истинный, а потом помог устроить банкет по поводу подписания полугодового контракта. В строке «Еженедельный гонорар» стояло: триста долларов. Героиней сериала была молодая иммигрантка из маленькой страны на севере Европы. В жилах девушки текла королевская кровь, но она старалась не афишировать свое высокое происхождение, дабы не привлекать к себе внимание завистников и насмешников.

Программа требовала непрерывного потока сентиментальных соплей и слюней, ибо девушка, говорившая по-английски с сильным акцентом, убегала от соблазнителей, боролась с искушениями, из-за незнания языка попадала в пикантные ситуации, оправдывалась перед полицией, искала и находила работу, да еще болела множеством болезней, которые реального человека превратили бы в инвалида, а то и отправили бы на тот свет. Для Арчера это был адский труд. «Мой естественный стиль, – говорил он Эрресу, – что-то среднее между Маколеем[26] и передовицей «Нью-Йорк таймс». Мои идеи о том, как должны вести себя персонажи, почерпнуты у Джеймса Джойса и Пруста. Я никогда не страдал болезнью Брайта и не пытался соблазнить двадцатилетнюю иммигрантку. Я действительно верю, что невинные всегда страдают, а миром правит зло. Поэтому я не могу сказать, что меня распирает уверенность в собственных силах, когда в понедельник утром я сажусь за пишущую машинку, зная, что до вечера пятницы мне надо закончить сценарии пяти душещипательных эпизодов по пятнадцать минут каждый. Однако сентиментальности во мне не меньше, чем в любом другом сценаристе, работающем по шестимесячному контракту. На следующую неделю у меня наготове прекрасная идея. Маленькая Кэтрин (программа называлась «Юная Кэтрин Джоргенсон, гостья из заграницы») едет в Калифорнию. Там ее застигнет землетрясение, и ее арестуют за грабеж, когда она войдет в горящий дом, чтобы спасти старого калеку, не встающего с инвалидного кресла. Должно хватить на десять передач, с арестом, допросом в полиции, встречей с репортером-циником, который под влиянием девушки пересмотрит свои взгляды на жизнь, и судом».

Арчер мог шутить об этом с Эрресом, но, оставаясь один на один с пишущей машинкой, частенько впадал в тоску. Иной раз он как бешеный барабанил по клавишам, а потом мог долгие дни тупо смотреть в противоположную стену, не в силах выдавить из себя ни единой мысли. Арчер налегал на спиртное, кричал на Китти и Джейн, у него разболелся живот, спал он плохо и, просыпаясь утром, не чувствовал себя отдохнувшим. Он пошел к врачу, тот прописал ему таблетки от язвы, но сказал, что едва ли они помогут, и посоветовал взять отпуск. Параллельно Арчер писал новую пьесу, но и с ней ничего не выходило.

Когда же началась война, Эррес заглянул к нему, чтобы сообщить, что его посылают на военную базу в Техасе. Нэнси с младенцем-сыном вскоре уехала к нему. Дела с Кэтрин Джоргенсон, гостьей из заграницы, шли все хуже, поскольку нерадостные вести с полей сражений действовали на Арчера угнетающе. В 1943 году Арчер отправился на призывной пункт. Среди молодежи он выглядел патриархом. Арчера не удивил отказ армии принять его в свои объятия, но уходил он с тяжестью на душе, чувствуя, что ни на что не годится. Арчер буквально заставлял себя сесть за пишущую машинку, а однажды, просидев два часа и не напечатав ни буквы, он расплакался. Сидел в маленькой комнатке, не в силах остановить катившиеся по щекам слезы, и боялся, что Китти зайдет и застанет его в таком непотребном виде. Он уже подумал о том, чтобы пойти к психоаналитику, но и это пугало его. И что скажет ему психоаналитик? Найдите работу, в большей степени соответствующую вашему характеру, принимайте на ночь секонал, скажите мне, испытывали вы ненависть к отцу… Впрочем, денег на психоаналитика у него не было.