Судьи и тренеры развели драчунов, игра возобновилась. Еще через две минуты раздался финальный свисток, и толпа зрителей высыпала на поле, чтобы поздравить своих любимцев.

– Мне пора. – Нэнси встала. – Я должна встретить Вика у раздевалки, а он всегда выходит первым. Не задерживается ни на минуту. – Она потрясла фляжку, приблизив ее к уху, и улыбнулась, увидев, что Арчер и Китти наблюдают за ней. – Вик любит выпить после игры.

– Тренер об этом знает? – спросил Арчер.

– Я уверена, что знает. – Нэнси пожала руку Китти. – До свидания. Спасибо вам за компанию.

– Передай мистеру Эрресу, что на последнем ряду сидела его преданная болельщица. И бурбон пришелся очень кстати, особенно во второй половине игры.

– Обязательно передам. Я знаю, ему будет приятно услышать об этом.

– Ты думаешь, он сегодня напьется? – спросил Арчер, хотя и отдавал себе отчет, что не следует задавать такой вопрос.

– Скорее всего, – беззаботно ответила Нэнси и сложила плед.

– Что же, желаю вам хорошо провести сегодняшний вечер.

– Спасибо, мистер Арчер. – Девушка вышла в проход между секторами и по лесенке спустилась вниз, унося с собой плед и фляжку с остатками бурбона, предназначенного для ее любимого, который сейчас снимал в раздевалке пропитанный потом свитер. Арчер смотрел, как она уходит, счастливая, юная, лишившаяся невинности, и думал о том, что пропасть между ним и молодежью становится все глубже.

Домой он шел медленно, держа Китти за руку. Он поцеловал жену, когда они поднялись на крыльцо, даже не зная, что его к этому побудило. Лицо Китти похолодело от ветра, кожа пахла хризантемой, осенью и здоровьем.

– Я чувствую себя на девятнадцать лет, – прошептала она. – Действительно, мне сейчас девятнадцать, и ни днем больше.

Арчер решил, что знает, почему Китти чувствует себя девятнадцатилетней. Но сам он в этот осенний вечер ощущал себя гораздо старше.

Дома Китти позвала Джейн, начала готовить ей ужин, а Арчер прошел в кабинет, зажег свет, сел за стол и подвинул к себе полтора написанных акта пьесы о Наполеоне III. Начал читать. Пустые, мертвые слова. А ведь еще в одиннадцать утра ему казалось, что его герои живут полнокровной жизнью.

Арчер откинулся на спинку стула, думая о том, что сейчас самое время напиться.

С этого дня Арчер ходил на все игры, ограничив субботнее общение с Наполеоном III первой половиной дня. Эррес все так же держался особняком, играл жестко, не упускал случая насмешливо улыбнуться. Он стал причиной небольшого скандала, отказавшись прийти на собрание команды накануне встречи с традиционным соперником. Нэнси потом рассказала Арчеру, что остальные игроки прямо-таки кипели от возмущения, узнав, что вместо собрания Эррес пошел в кино. Как и предсказывал Салли, в следующем году капитаном выбрали другого.

Но настоящий скандал разразился в следующем сезоне, когда Эррес учился уже на последнем курсе. К тому времени он и Арчер стали друзьями. Эррес и Нэнси частенько захаживали к Арчерам, играли с Джейн, которой сразу пришелся по душе Вик, после обеда помогали Китти мыть посуду. По просьбе Китти зимой Эррес вытаскивал Арчера на каток, а весной, летом и осенью – на теннисный корт. Китти боялась, что Арчер растолстеет, и требовала, чтобы тот занимался спортом. Но до появления Эрреса Арчер все свободное время проводил в кресле или на диване, пропуская ворчание жены мимо ушей. Эррес и в теннис играл хорошо, так что Арчер, по природе медлительный и неуклюжий, в достойные соперники ему не годился. Но Эррес не возражал против того, чтобы проводить с Арчером на корте три-четыре часа в неделю. Он с улыбкой на губах гонял Арчера по корту, посылая мячи в разные углы, дабы у того, как и хотела Китти, не завязывался жирок.

А потом Эррес записался в драматический кружок и получил главную роль в очередной пьесе.

– Зачем это тебе? – как-то вечером спросил его Арчер. Он действительно не понимал мотивов Эрреса. За исключением футбола, тот не принимал никакого участия во внеучебной жизни кампуса. Дружил Эррес только с Салли и Арчерами, сторонился любых общественных мероприятий. Даже в общежитии жил один, полагая, что это гостиница, а не родной для студента дом. – Я не знал, что ты мнишь себя артистом.

– Наверное, нет, – улыбнулся Эррес. – Но я хочу приглядывать за Нэнси. – Нэнси блистала в драматическом кружке и после окончания колледжа собиралась поехать в Нью-Йорк, чтобы попробовать себя на сцене. – Не нравится мне, что она возвращается домой в час ночи в сопровождении главного героя после того, как вечером они репетировали любовную сцену. А теперь главный герой – я, так что никуда она от меня не денется.

Начиналось все как шутка. Но потом Эррес принес Арчеру два билета на премьеру и обратился к нему с куда более серьезной просьбой.

– Послушай, Клемент, я хочу, чтобы ты очень внимательно наблюдал за мной. Не выпивай перед спектаклем и постарайся забыть о том, что ты мой друг. Считай себя газетным критиком, которому плевать на авторитеты.

К просьбе Эрреса Арчер отнесся с пониманием. Пьеса называлась «Волосатая обезьяна», и Эррес с его светлыми, коротко стрижеными волосами и аристократическим лицом не очень-то подходил на роль гориллообразного лесоруба, однако решительность и непоколебимая уверенность в себе позволили ему вжиться в образ, так что спектакль он как минимум не провалил. Все это и выложил ему Арчер в тот же вечер. Эррес жадно ловил каждое слово, кивал и соглашался, когда Арчер указывал на мелкие просчеты, обусловленные недостатком мастерства. Уходя, он с неожиданной теплотой крепко пожал Арчеру руку, сказав: «Спасибо тебе. Именно это я и хотел услышать. Спасибо за честность».

В постели, погасив свет, Арчер поделился своими мыслями с Китти.

– Вик такой странный. Податься в актеры. Вот уж от него я такого не ожидал. И его действительно волнует, какое он производит впечатление.

– О Вике Эрресе можно не волноваться, – заметила Китти. – От него требуется одно – лечь под деревом. А спелый плод сам упадет ему в рот.

В то лето Эррес и Нэнси устроились в летний театр на востоке. Работали по четырнадцать часов в день, играли маленькие роли, посещали классы актерского мастерства, красили комнаты, чтобы оплатить жилье. Тем же летом Арчер закончил пьесу о Наполеоне III и выбросил ее в корзину.

Скандал разразился после второго футбольного матча, и Арчеру так и не удалось избавиться от ощущения, что он приложил к этому руку. Как-то вечером Эррес заглянул к ним после тренировки, поиграл с Джейн, а потом спросил Арчера, не сможет ли тот уделить ему несколько минут. В кабинете от свойственной Эрресу уверенности не осталось и следа, и Арчер долго набивал трубку, чтобы Вик мог собраться с мыслями.

– Я хочу попросить тебя об одолжении.

Понятно, подумал Арчер, Нэнси залетела, и он пришел к старшему товарищу, чтобы тот посоветовал, у кого сделать аборт.

– Я играю в новой пьесе, – продолжал Эррес. – Мне опять дали главную роль. Репетиции идут уже две недели. Сегодня у нас прогон. Я хочу, чтобы ты пришел и посмотрел на меня. А потом честно, как и весной, высказал свое мнение. Летом я много работал, но результат вызывает у меня сомнения. Я хочу, чтобы ты сказал, могу я состояться как актер или нет. Ты единственный, кому я могу доверять. Вопрос этот для меня очень важен. Потом я объясню почему.

– Конечно. – Арчеру стало стыдно за свои мысли. «Больше не буду читать эти реалистические романы», – сказал он себе. – Обязательно приду.

– И мне нужна только правда. – Эррес пристально смотрел на Арчера. – Ничего, кроме правды. Если ты покривишь душой, Клемент, я до конца своих дней тебе этого не прощу.

– Послушай, друзьям такого не говорят. – Слова Эрреса тревожили и раздражали Арчера.

– Я серьезно. – Эррес поднялся. – Начало в половине девятого. – Он вышел из кабинета.

Усевшись в последнем ряду, Арчер понял, что предупреждение Эрреса по-прежнему не дает ему покоя, и постарался отключиться от его последних слов, чтобы они не мешали объективному восприятию происходящего на сцене. Играли студенты пьесу Сидни Хауарда «Они знали, чего хотят». Эрресу досталась роль молодого ковбоя, который соблазняет официантку, жену фермера-итальянца. Нэнси в роли жены произвела на Арчера самое благоприятное впечатление – нежная, трогательная, сексуальная. И он дал себе слово воздерживаться от оценки исполнительского мастерства Эрреса до окончания спектакля. Едва упал занавес, как Эррес и Нэнси одновременно появились из-за кулис. Играли они без костюмов, и Эррес на ходу надевал пиджак.