Ну да, мы погружены в дорогие сердцу воспоминания? — вдруг спрашивает эта рыжая, которая вот уже битые три минуты сидит рядом со мной, сидит, как непоколебимая скала, молча, со своими длинными, падающими на спину текучими волосами. Я тебя знаю, говорит она и смахивает с лица прядь, я видела тебя на съемке; я долго молча смотрю на нее и не понимаю, чего она от меня хочет, почему она вообще нарушает правила заведения; потом я спрашиваю, на каких съемках, а она отвечает — на съемках для компании «Свидетели эпохи», это я провела тебя в студию. Да, и что? — интересуюсь я, интересуюсь скептически, ибо не вижу здесь повода возобновлять наше знакомство, но моя отповедь на нее не действует, это остроумно, говорит она, хорошее настроение ее не покидает и она трясет стаканом так, что в нем звенят кубики льда. Она действует мне на нервы, я начинаю раздумывать, не встать ли мне и не пойти ли на танцплощадку, но тотчас отбрасываю эту мысль. Я просто перестану обращать на нее внимание. Я наклоняю голову и принимаюсь разглядывать поверхность жидкости так внимательно, словно собираюсь нырнуть в стакан. Между прочим, меня зовут Кэрол, это на случай, если ты забыла. Ах, там танцует Инес, она прелесть, ты не находишь? Она придвигается ко мне, придвигается близко, так близко, что я снова ощущаю этот жуткий аромат ее цветочных духов, аромат, который я, будь у меня настроение получше, нашла бы в крайнем случае смешным. Кэрол, я не понимаю, о чем ты говоришь, у Инес есть друг, да и я не лесбиянка, так что закончим с этим. С чем? Она смотрит на меня темными глазами, между прочим, пусть даже у Инес есть друг, но она была со мной, пусть не очень долго, но этого хватило для того, чтобы разбить мне сердце, да, да, она, твоя сестра… Как бы в доказательство ее горячих чувств, Кэрол роняет пепел с сигареты и прожигает пятно на стойке. Это было почти год назад, но я до сих пор не оправилась. Больнее всего оттого, что она утверждает, будто ничего не помнит. Я отвечаю, может быть, она ничего не помнит, потому что ничего и не было, а если даже и было, то чего ты от нее хочешь? Кэрол вздыхает и говорит, ничего, ничего, только посмотреть, как она танцует, она здесь и чудесно танцует, а потом я часто отвожу ее домой. Последняя реплика кажется мне несколько странной, такой странной, что я снисхожу до вопроса: ты делаешь — что? — хочу я знать. Кэрол делает надменное лицо, я вижу, что ты просто ничего не знаешь, о некоторых вещах Инес и правда ничего не помнит. Я неожиданно смеюсь, настолько абсурден наш разговор, но потом я смотрю на танцплощадку и вижу, что Инес куда-то исчезла, на краю круга танцевали только две незнакомые девушки. В центре площадки пусто, никто не осмелился войти в освещенный круг, как будто он принадлежал только Инес. Я огляделась, поискала ее глазами, теряясь в догадках, куда она могла деться. Меня внезапно охватывает страшная злоба на Кэрол, это она виновата, я раздраженно спрашиваю, не видела ли она, куда ушла Инес. Кэрол многозначительно оглядывается, потом отвечает, нет, она никуда не ушла, она стоит там, сзади, и пьет с каким-то типом. У меня нюх на Инес, я всегда ее отыщу. Эта мысль умиротворяет ее, она выглядит теперь как ученый, понимающий, что в своем деле он первый и разбирается в нем лучше всех других. Что это значит, с каким-то типом? Что, пришел Кай, спрашиваю я и оглядываюсь, едва не вывернув шею. Инес стоит рядом с каким-то потасканным парнем, которому можно дать и двадцать и сорок лет. Заметив мой взгляд, она подходит, держа в руке круглый стакан с виски. Я позволила себе еще выпить, мимоходом сообщает она, потом, наконец, замечает Кэрол и говорит: какая неожиданность, Кэрол. Я смотрю на нее, то, как она говорит с Кэрол, больше похоже на злобный рык, она сама это Замечает и берет себя в руки. Кэрол, это моя сестра, у нее был трудный день в редакции, мы решили устроить небольшой праздник, и, ну да, я тоже немного пьяна… Она теряет нить, но следующий глоток помогает, совсем немного, говорит она, смотрит на танцплощадку и строит огорченную мину, так как танцует безнадежный молодняк… Она выдыхает мне в лицо насыщенный алкоголем воздух, я непроизвольно отшатываюсь и, хотя это лишено всякого смысла, поправляю ее — у меня не было никакого тяжелого дня в редакции, нет, это был совершенно нормальный день. Так-так, говорит Кэрол и насмешливо смотрит на меня. Может быть, нам стоит пойти домой, предлагаю я. Инес отвечает согласием: точно, идем домой. Она обстоятельно устраивается на высоком стуле у стойки, покачнувшись усаживается и достает из сумочки красивую плоскую фляжку, признается, что совсем слетела с тормозов. Я заглядываю в ее сумочку и вижу, что там поблескивает мобильник, я спрашиваю: скажи, ты не будешь возражать, чтобы сюда приехал Кай, ведь он сможет нас отсюда забрать, не так ли? Позвони ему, ладно? Ой, да, говорит Инес и нажимает две кнопки, алло, кричит она, но потом вдруг начинает смущенно лепетать, да, точно, ты же знаешь, нет, в баре «Орион». Потом она долго молчит. Она оборачивается ко мне, он хочет поговорить с тобой, бормочет она и сует мне телефон; со мной? — растерянно спрашиваю я и дрожащими пальцами беру трубку. От меня не ускользает, с каким интересом всю эту сцену наблюдает Кэрол. Это ты? — спрашивает он, он говорит серьезным деловым тоном, но голос звучит так интимно, что я пугаюсь, в моем голосе нерешительность, когда произношу: да, алло, я здесь с Инес. Я просто исключаю Кэрол из списка, но она кажется самой себе непомерно важной, она стоит, сверкая глазами, приглаживая свою рыжую гриву, каким волнующим ей все это кажется, ну прямо как в кино. Я отхожу с телефоном в сторону, прячу маленький аппарат в волосах, встряхиваю головой, и она тоже тонет в них, я говорю по телефону в одиночестве, я приглушаю голос, как сделала бы, не будь вокруг ни одного человека, и спрашиваю: Кай, ты меня слышишь? Вечер, к сожалению, подходит к концу; я пытаюсь шутить и выглядеть бодрой, но до меня вдруг доходит, как я устала, я просто валюсь с ног. Она очень пьяная? — интересуется Кай, что, как мне думается, означает, может ли она идти? Знаешь, у меня нет никакой охоты опять работать извозчиком, да и потом сейчас у меня коллега, вот он, сидит рядом со мной, а потом мне надо еще проявить пленки, мне и в самом деле надо… ты не можешь просто взять и отвезти ее? Я объясняю, что не имею ни малейшего понятия, где Инес припарковала машину, и, кроме того, я потом не найду дорогу домой; правда, мы можем взять такси, и разговор, видимо, на этом можно было бы и закончить, у меня было оправдание, меня вдруг охватила неотвратимая зевота, да что там, мне даже лицо свело, но теперь начал говорить Кай, он говорил, говорил и никак не мог остановиться. Ему очень жаль, он чувствует свою вину за то, что у меня так безнадежно испорчен вечер, говорит он, что Инес позвонит ему завтра, мой бог, вырывается у него, я сыт по горло этими утренними звонками, этим детским лепетом, все это мне уже осточертело, параллельно я неудержимо зеваю, а он добивает меня своим нескончаемым агрессивным монологом. Я все понимаю, сдержанно говорю я, все еще зевая, но он продолжает: присмотри за ней, сейчас освобожусь и приеду за ней, если можно, побудь пока с ней, я только провожу коллегу, и, ах да, пусть она выпьет побольше воды, господи, я начинаю говорить как записной социальный работник, да, если хочешь знать, все это происходит не в первый раз. Разговор наконец подходит к своему логическому концу, я устало говорю, что мы возьмем такси, и Инес жалобно спрашивает: почему он не хочет приехать? Я вытаскиваю из кошелька две купюры — в пятьдесят и двадцать евро, вынужденно констатируя, что расстанусь с обеими, Инес выпила довольно много, а заведение оказалось не из дешевых. Как бы то ни было, денег у меня больше нет, задумчиво произношу я, нам придется зайти в банк, для Кэрол это звучит как волшебное слово, она поднимает свое словно сошедшее с полотна Тинторетто тело, сползает со стула и оповещает нас, что может отвезти Инес домой, при этом она смотрит на мою сестру такими глазами, словно готова ее пожрать; это странно, от Инес едва ли осталась половина, подумала я, и только потом поняла, что ревную. Едва ли можно поверить, что люди такие идиоты — не исключая, разумеется, и меня.