Параллельно с другими мыслителями Фихте просвещает нас в отношении евреев так:
«Над всеми почти странами Европы простирается могущественное и враждебное государство, которое живёт в непрерывной войне с прочими державами и страшно угнетает их граждан, — это иудаизм. Я думаю, что он столь ужасен не в силу его обособленности, паразитизма и его крепкой сплочённости, а потому, что он основан и выстроен на глубокой ненависти ко всему человеческому роду. Племени, которое видит во всех других народах лишь потомков тех, кто выгнал его из его родины; племени, которое умаляет своё тело и свой ум и гасит в себе всякое доброе побуждение, предаваясь низкому торгашеству и ростовщичеству; племени, которое вопреки тому, что делается у других народов Европы, направляет самое святое из всего, чем располагает — узы своей религии на то, чтобы воспретить себе общение с нами даже в пище, и которое не только не хочет делить наших радостей и печалей, а требует полного размежевания как в обязанностях, так и в правах даже перед престолом Всевышнего, Отца всех людей, такому племени, — говорю я, — надо было бы занимать среди нас несколько иное положение, чем то, которым оно владеет в действительности и которому мы сами повседневные очевидцы. Я хочу сказать, что в государстве, где самый неограниченный монарх не отнимет у меня без вины хижины моих предков, первому попавшемуся еврею не следовало бы, кажется, позволять грабить меня безнаказанно всякий раз, когда ему это понравиться.
И они хотят иметь права человека даже при том, что сами же они нам в этих правах отказывают (как видно из талмуда). Но дать евреям гражданские права возможно было бы лишь при том условии, чтобы в одну прекрасную ночь на место каждой еврейской головы была поставлена другая, в которой не оставалось бы ни одной еврейской идеи.
Оберечь же нас от них мыслимо, по-моему, лишь одним способом: завоевать для них обетованную землю и выслать их всех туда».
(Fichte, — Berichte zur Berichtigung der Urtheile uber die franzosische Revolution. Seite 186–191)
VIII. Соображая изложенное, нельзя не признать, что именно евреи в весьма значительной мере сами виноваты в тех явлениях разрушения и упадка государств, оказавших им гостеприимство, которые сынами Иуды кидаются, однако, той или иной жертве в глаза. Являясь «спасителями» от зла, ими же причиненного, евреи кричат о своих будущих благодеяниях с тем большей наглостью, чем сильнее опасаются возмездия за всё ими содеянное. Как фермент разложения социальных организмов, действующий наиболее ядовитыми и опасными приёмами, еврейство и в самом лечении, им навязываемом, видит лишь дальнейший путь к достижению результата. Деморализация, материальное и умственное обнищание народа ведёт его к политическому унижению, а за сим и к утрате независимости. Всё, что может ускорить этот процесс для расширения иудейского господства, естественно и неизменно входит в задачи кагала. Осмеяние и опозорение всего, что народу свято, разгром его верований, идеалов и всего прошлого наряду с отнятием или развращением самих средств его защиты, — такова стратегия евреев, захвативших прессу и оборудовавших её в неодолимое исчадие ада. В частности, крепко держась основного правила, что все евреи за одного и один за всех, а, с другой стороны, завладевая торговлей, промышленностью и всякими иными источниками существования гоев, равно как, и прежде всего, их деньгами и кредитом, кагал понимает, что das Geld regiert die Welt, а потому не жалеет расходов в твёрдом сознании, что без них нет победы, решительное же торжество возвратить их сторицей.
Само собой разумеется, что набросанная выше схема развития экономического господства Израиля в России параллельно с проистекающей отсюда деморализацией всего окружающего представляет лишь поверхностный очерк несомненного и грозного факта. Но ужас его становится ещё вразумительнее, когда мы примем во внимание, что, по верному замечанию Мардохея Маркса, всякая революция как перемещение власти бывает и политической, и социальной одновременно, и что обездоление евреями своих жертв совершается не только для обогащения «избранного народа», а главным образом для обессиливания гоев в виду политической над ними тирании сынов Иуды.
Развенчание всех авторитетов, поругание всякой власти, унижение и вышучивание любой нравственности и физической дисциплины, подрывание самих устоев церкви и армии у «неприятеля», а как антитеза этому — неумолимость повиновения и стройность организации под эгидой «вечных» предписаний талмуда в среде самого еврейства завершают пред нами полный текст сатанинской программы.
IX. Евреи умеют выжидать, умеют «помогать своему счастью». Опыт веков научил их строить засады и подстерегать, а природа снабдила жестокостью, быть может, даже в большей степени, чем необходимо, чтобы растерзать жертву и выпить из неё кровь.
Кагал злорадствовал и торжествовал, когда мы невыносимо страдали в Манчжурии. Под коварной ложью освободительного движения, он пропагандировал социализм и устраивал стачки, съезды, митинги и забастовки даже в арсеналах, на оружейных и артиллерийских заводах, на железных дорогах, почте и телеграфе в самый опасный момент борьбы, когда стояли на карте честь и слава России. Плутуя в интендантстве и на бирже, кагал сознательно и невероятно обогащался сам и в тоже время лишал нас возможности продолжать войну за недостатком средств, а через разврат учащейся молодёжи и корабельных команд или же путём таких событий, как 9 января 1905 года в С.-Петербурге, рассчитанных на деморализацию маньчжурских армий, куда всё это еврейской же прессой передавалось в извращённом и гнуснейшем виде, искал беспросветного для нас позора. Проповедуя свирепую ненависть и превознося революционный террор, вероломная, евреями же натравливаемая печать перешла последние границы государственной измены среди самых страшных испытаний, ниспосланных нашей родине, да ещё имела бесстыдство обвинять правительство в нарушении обещаний и поругании свободы. После 17 октября 1905 года сыны Иуды перешли, кажется, меру злодеяний, когда-либо ими совершённых, и, сверх того, по завету талмуда требовали содействия той именной власти, которую ниспровергнуть стремились; в случае же невозможности для самих представителей власти устранить последствия иудейского безумия, неистовствовали в домогательствах уголовного суда. Наполнив тюрьмы людьми, доведёнными до отчаяния издевательствами кагала, перепуганные им чиновники успели, однако, и сами набраться такого холода, что затем в «кадетском» триумфе на законодательных, с позволения сказать, выборах, что называется, и пикнуть не смели.
Увы, даже на этом дело не остановилось. Точно также раболепствовали пред еврейством сами забастовочные комитеты. Израиль должен быть обеспечен повсюду. И мы действительно видим, что после Мукенда, когда предстояло отнять у нас последнюю искру надежды, а японцам помочь, реорганизация и значительное усиление нашей армии встретило противовес в распропагандировании её целыми транспортами революционных газет, которые исправно пересылались на театр войны именно стачечными комитетами, даже если ничто иное по Сибирской дороге не доставлялось вовсе либо, что ещё хуже, загонялось на запасные пути неведомых станций и расхищалось целиком, всё равно будь это предметы продовольствия, снаряжения или вооружения армии. Правда, Сибирская дорога была заранее отдана в управление полякам, о самоопределении которых как достойных еврейской награды теперь столь назойливо ратуют кагальные же «паладины свободы», за наш же, разумеется, счёт.
X. Впрочем, было бы странно, даже непостижимо, если бы умеющий оставаться благодарным и просвещающим тёмную Россию, кагал не дал бы нам и этого утешения. Ведь на миллион русской армии, постепенно перебывавшей в Манчжурии, пришлось едва 18.000 евреев, — остальные скрылись или же занялись гешефтмахерством, разоряя нас как воины Израиля. Из этих 18.000 евреев попало к японцам в плен немного, всего 12.000, т. е. два из каждых трёх евреев. Растроганная Россия, даже Москва ответили на такую доблесть безраздельным торжеством партии «народной свободы», а в частности избранием в народные депутаты двенадцати евреев, т. е. по одному на каждую тысячу еврейских пленных, не считая, конечно иудейских же рабов, которым, risum teneatis, в государственной думе нет числа.
