Они добрались до Ронатона в середине солнечного утра и тут же покинули город по основной дороге, идущей вдоль побережья на юго-запад. Джилл с Саламандром ехали примерно два часа, пока, ровно в полдень, не оказались у небольшой рощицы с источником, выложенном камнями для удобства путешественников. Там они остановились, чтобы пораньше разбить лагерь и дать отдохнуть лошадям и мулу, которые все ещё нервничали после морского путешествия. В то время как Джилл разбирала их вещи, Саламандр отошёл на несколько ярдов и уставился в море. Когда вернулся, то тряс головой от расстройства.

– Я увидел Родри, хотя это принесёт нам мало пользы. Он сидит в каком-то погребе или чулане и расставляет большие глиняные сосуды, в которых, судя по виду, находятся консервированные овощи, и там ещё у стены стоят большие амфоры с вином. С ним вместе находится немолодой мужчина, который, похоже, командует. Боги, надеюсь, они не останутся там на целый день!

К этому времени они оба уже достаточно привыкли к бардекианскому обычаю спать днём. Путешественники разложили походные спальные принадлежности и легли на пару часов. Хотя Саламандр сразу же заснул, ярость Джилл вдруг ожила. Она думала о Родри, как часто делала, а потом разразилась слезами, в которых было больше огорчения, чем печали. Джилл злилась на все мрачные и магические события, которые их разделили. После того, как она перестала плакать, она отказалась и от попыток заснуть и начала думать о своём волке. Образ быстро выстроился у неё в сознании, и Джилл представила себе, как это мохнатое существо лежит у её ног.

Как учил её Саламандр, она использовала все свои органы чувств при построении образа; она представляла, что чувствует его запах, его вес у себя на лодыжках и его тепло через тонкое одеяло. И внезапно Джилл ощутила, как что-то щёлкнуло у неё в сознании. Сразу после того, как она полностью представила себе зверя, волк появился, несколько туманный, следует отдать должное, – и все же оживший образ действительно находился рядом с ней и жил вне её воли. Джилл поработала над его фокусировкой, чтобы он казался более твёрдым, сделала его блестящую шерсть гуще, представила зубы и высунутый язык. Затем она обратила внимание, что на волке надет золотой ошейник эльфийской работы, и внезапно испугалась, потому что ничего подобного не представляла. Огромная голова повернулась в её сторону, и тёмные глаза принялись её рассматривать. Только тогда Джилл поняла, что тонкая, туманная нить соединяет её солнечное сплетение с солнечным сплетением волка. Тем не менее, когда она пыталась прямо посмотреть на нить, та исчезала.

Волк потянулся, как настоящая собака, и встал. Хотя Джилл тут же начала изгоняющий ритуал, её слова и движения не имели за собой силы, поскольку, хотя она и испугалась, её очаровывало собственное создание. Волк в любом случае проигнорировал ритуал, просто обнюхал Саламандра и его одеяла поразительно реальным чёрным носом.

– Очень жаль, что ты ненастоящий. Я могла бы послать тебя найти Баруму.

Волк повернул голову и посмотрел на неё. Тогда Джилл обнаружила, что разговаривает с ним, запутанно лопочет о своей ненависти и обо всех обрывках информации о Баруме – кто он, как выглядит. Каким-то образом девушка поняла, что внешность Барумы не имеет для волка значения. Тряхнув головой, он перепрыгнул через неё, побежал в заросли деревьев и исчез.

В этот момент Джилл проснулась, или ей это показалось. Девушка мгновенно почувствовала себя не в своей тарелке, словно только что шлёпнулась на землю с высоты в несколько дюймов, её глаза были открыты и смотрели на заливающее лагерь солнце. «О боги и их жены! – подумала она раздражённо. – Значит, это был сон? Ну, может, так оно и лучше». Джилл встала и пока рылась в седельных вьюках в поисках еды, то обо всем забыла. Хотя она так устала, что чувствовала себя словно после кровопотери, Джилл объясняла это состояние долгими месяцами, прожитыми в постоянном напряжении.

Через несколько минут проснулся Саламандр, глаза у него оставались сонными, он зевал и, пошатываясь, отправился к источнику. Мужчина склонился, опустил голову в холодную воду, фыркнул, откашлялся, выругался, потом поднял голову и улыбнулся. Вода стекала у него с волос и намочила рубашку.

– Вот так гораздо лучше, – объявил он. – Я снова попытаюсь увидеть Родри. Рано или поздно он должен выйти из того проклятого погреба или чулана. Присоединяйся ко мне. Посмотрим, что ты сможешь увидеть.

Когда Саламандр обнял Джилл и очень крепко прижал к себе, она не осознавала его физического прикосновения, а только его ауру, чистую силу, накапливающуюся внутри его самой сущности и прорывающуюся наружу, как вода вырывается из земли.

– Сконцентрируйся на журчании источника и позволь себе немного расфокусироваться. Затем подумай о Родри.

Джилл долго ничего не видела, кроме прозрачной воды, бьющейся о камни. Затем внезапно она разглядела туманную, разорванную картинку среди пузырьков – Родри прокладывал себе дорогу по тому, что казалось рыночной площадью. В этом видении прилавки и сами торговцы дрожали и тряслись, как тряпичные знамёна на ветру, но образ Родри был плотным и не дрожал. Вначале он выглядел очень хорошо, загорелый, не похудевший. Он шёл широкими шагами и даже улыбался, когда здоровался с людьми, с которыми, как видно, был знаком. Когда Джилл уставилась на него с голодным любопытством, у неё возникло ощущение, что она приблизилась к Родри. Ей даже показалась, что она парит рядом с ним. Затем, когда он повернул голову так, что смотрел бы прямо на Джилл, если бы она на самом деле находилась там, девушка заметила в нем перемену. Не явную, нет, но какую-то расслабленность вокруг рта, замешательство во взгляде. Даже когда Родри улыбался, чего-то не хватало. Где жизнь, которая обычно горела у него в глазах, улыбка, которая могла заставить ораву мужчин хохотать в ответ? Или то, как Родри умел тряхнуть головой, как он гордо держал плечи? Все в нем говорило: вот он, воин, опасный, но человек чести, рождённый командовать! Джилл почувствовала, как все внутри у неё сжимается, когда поняла, что ментальная рана получилась такой же явной и болезненной, как физическая.

– Я знаю это место, – прошептал Саламандр. – Эти побелённые стены и розовые камни, и вид на горы с рыночной площади. Это… Вилинт, клянусь богами!

Его победный крик нарушил видение. Саламандр отпустил Джилл, опустился на корточки и улыбнулся ей. Правда, улыбка резко исчезла, когда он увидел выражение её лица.

– Саламандр, он поправится, не правда ли? Мы можем для него что-нибудь сделать? Мы можем его вылечить? Можем?

Рот Саламандра был таким же расслабленным, как и у его брата, и он долго молчал.

– Саламандр!

– Я не знаю, дикая голубка. Я в самом деле не знаю. Мы сможем отвезти его домой к Невину. Там также есть Адерин. Я уверен: Адерин приедет в Элдис помочь. – Снова повисла напряжённая тишина. – Но я не знаю.

Джилл закрыла лицо руками и заплакала. Когда они тронулись в путь, она думала уже только о мести.

Хотя до Вилинта оставалось около шестидесяти миль, примерно три дня пути, Саламандр решил, что им лучше подбираться обходным путём. В первый день они направились строго на запад, следуя вдоль реки, в небольшой городок Андирру, в котором имелось только две гостиницы. Обе, к ужасу Саламандра и облегчению Джилл, средней цены и качества. Однако выступление фокусников имело большой успех, так как через Андирру проезжало мало странствующих артистов. Глава местной гильдии купцов даже пригласил их к себе домой на обильный ужин, чтобы познакомить с высокопоставленными горожанами. Это была идеальная возможность для Саламандра осторожно задать вопросы о том, можно ли где-нибудь приобрести экзотических рабов-варваров. Хотя купец не знал ни про одного такого раба, он заметил, что один работорговец, проезжавший через их городок на пути в Тондио, задавал ему тот же вопрос – это случилось всего неделю назад.

После того, как они опять оказались вдвоём в своём гостиничном номере, Джилл спросила Саламандра об этом таинственном торговце. Это ли самый это человек, про которого они слышали в Дарадионе?