После того, как у магазине "Наташа" подруге отдали её лекции, а Татьяна покончила наконец с коробкой шоколадных конфет, которые она несла, открыто и отнюдь не вульгарно обнажив завернутые в фольгу ароматные кругляши, она попросила Вадима свернуть в какое-нибудь уличное кафе: посидеть, попить кофе, а то она так устала в городской сутолоке при множестве своих нетложных дел. Он в свою очередь, горделиво пригласил её в бар Домжура, на что получил милостивое согласие.
По Тверскому, а затем Никитскому (бывшему Суворовскому) бульварам дошли неторопливо пешком. Татьяна почти не давала к себе прикасаться, что было, в общем-то, плохим признаком и настораживало, и разочаровывало Вадима заранее. Впрочем, он и не хотел немедленно улечься со спутницей в койку, вспомните, что конкретика отношений с очередной пассией не всегда была ясна ему самому, но отказ от игры, отказ в таком пустяке нервировал его и заставлял пожалеть о предстоящей напрасной трате денег, тем более, что в отчете ведь не напишешь о любовной трепотне, не сбросишь дозированные откровения девушки, как плохую карту, чтобы взять из прикупа козыри, а значит платить сегодня придется из своих, по-настоящему и без возмещения.
В баре было достаточно прохладно и полутемно, и совсем мало народу. В середине зальчика под потолком крутился большой шар, переливающийся цветовыми пятнами, чем-то напоминающими очертания земных материков. Был включен цветной телевизор, вначале резко ударивший звуком по перепонкам, но после того, как они выпили шампанского и принятой дозой отгородились от людей, сидящих за соседними столиками, стало вполне комфортно. Бармен Слава отсутствовал, его заменял менее вальяжный Миша из соседнего пивного зальчика, куда Вадим не заходил целую вечность, кстати, когда-то давно, когда ещё не было изобилия обменных пунктов, он сдавал ему доллары по обоюдовыгодному курсу, и Миша, тоже, видимо, памятуя о своём клиенте, по-свойски его обслужил: он отсоветовал Вадиму пить в такую жару водку, принес какое-то особое охлажденное шампанское и маслины, которые заказала Татьянами хотя марку шампанского она не одобрила, но пила его охотно, хотя и немного. Они мило поболтали и покурили, (Вадим даже изменил своему зароку на пару сигарет). допили бутылку, выпили традиционный двойной кофе и поднялись.
Несколько опьянев от шампанского и неутоленной жажды нравиться несмотря ни на что, Вадим попытался полезть к спутнице в коридорчике во время подъема из подвальчика на первый этаж, к выходу, но был мягко остановлен и поставлен в очередной раз на место. Как змея, она скользнула между его рук (так живописал подобную неудачу Лермонтов). Конечно, шампанское подействовало и на Татьяну, она помягчела, подобрела к нему, но своего мужчину в нем так и не признала. Хуже того, и не хотела признавать, и не подумывала. Вадиму хотелось её за это растерзать, но он, как всегда, дисциплинированно сдержался.
По дороге к её дому, а также из беседы в баре Вадим узнал, что замужество Татьяны было недолгим, мужа убили, причем неизвестно кто: она нашла его в квартире рядом с празднично накрытым столом (яства и бутылки), впрочем, такой стол у него (бизнесмена новейшей формации) был практически каждый вечер, а руководство фирмы запрещало членам своего правления шляться по ресторанам ради соблюдения приличий и коммерческих тайн, потом она даже отсидела три недели в КПЗ по подозрению в убийстве, ведь она была единственной наследницей квартиры и другого ценного имущества, и именно её отпечатками пестрела, вся квартира, что особенно будировало сыщиков, но органы к своему большому сожалению были вынуждены её выпустить, и убийство не раскрыто до сих пор, пополнив список "висяков". Мимоходом Татьяна заметила, что об этом случае писали все газеты, а вездесущий "МК" даже дал снимок, как же: пятьдесят восемь ранений различными колющими и режущими предметами!
Скушав это признание, Вадим словно автомобиль попал на выбоину, его тряхнуло почти в буквальном значении этого слова, и он уже не особенно льнул к Татьяне, впрочем и она его не задерживала, ведь у неё была впереди ответственная встреча с покупателями злосчастной квартиры в Б. Гнездниковском за незабвенные 66 тысяч долларов.
Вечером Вадим несколько раз позвонил ей, но так и не дозвонился, не застал. Только через несколько вечеров он настиг Татьяну по телефону, и поворот разговора весьма удивил его: после обычных отнекиваний и агрессивного несогласия с ним, к чему он начал почти привыкать, Татьяна вдруг стала его упрекать в излишней практичности, черствости и в конце разговора чуть не всхлипнула:
— Я уже четыре дня ничего не ела, не выходила из дому, а тебе все равно…
Подоплёка, отчасти была понятна: Вадим до сих пор не дал ей номера своего телефона, хотя напоминания о желании двусторонней связи получал от Татьяны неоднократно. Он же вообще крайне редко открывал свои позывные женщинам, оставляя иногда некоторым наиболее проверенным особам служебный телефон, но обстоятельства жизни его новой пассии весьма настораживали и так довольно мнительного поклонника, не позволяя открывать место службы.
Время было позднее, он уже не напрашивался на немедленный приезд. как вначале, договорились встретиться у того же памятника завтра, в пятницу в пять вечера.
Вадим опять приехал на свидание на пятнадцать минут раньше, чем договаривались. Татьяна появилась во время, в руках у неё был коричневый кожаный рюкзачок, выглядела она прекрасно, недоедание пока не сказалось на её цветущем облике, хотя ярко напомаженные губы подействовали на Вадима угнетающе: мало того, что помада усилила рельефность губ и они стали напоминать две хищные створки моллюска, а на верхней губе высветились небольшие темные усики, которые, правда, могли просто отрасти за те дни, что они не виделись, но и в походке, и в движениях рук исчезла та легкость и воздушность "девочки на шаре", которые так пленили его во время первой встречи.
Вадим был без своего обычного кейса, он оделся довольно официально: в костюмную пару, рубашку с галстуком, да ведь он и был весь день на работе, и только высокий узкий кожаный бумажник, туго набитый всем его нынешним состоянием (около трехсот баксов — в рублях и валюте, знай наших) приятно оттопыривал правый внутренний карман пиджака, и он с удовольствием взял девичий рюкзачок.
— Услужить женщине — непременный долг настоящего мужчины, тяжесть ли эта ноша… Пустячок, а приятно, — думал он неторопливо и также неторопко скользил рядом с объектом своего вожделения.
— Ну что, в Домжур или в ЦДЛ, мадемуазель? Куда прикажете, карета подана, — шутливо изогнулся он в квазиаристократическом полупоклоне.
— Айн момент, мой повелитель, надо только встретиться с друзьями на той стороне Тверской, — произнесла Татьяна, улыбаясь и почему — то глядя в сторону.
Они развернулись, спустились в подземный переход и, протиснувшись сквозь бурлящий людской водоворот, быстро оказались на другой стороне знаменитой улицы. Татьяна повела его мимо "Макдональдса" к Бронной улице. Вадим много раз ходил этим путём, справа находился его излюбленный антикварный подвальчик, где он в свое время немало купил фарфора и серебра и кое-что продал в свою очередь из заурядного хлама, слева располагалась библиотека имени Н. А. Некрасова а дальше как раз напротив тыльного входа на территорию литинститута, где в свое время учились добрые знакомцы Вадима поэт Жох-Жохов и переводчик Владимир Гордин, стояла большая черная машина. "Джип-Чероки", — узнал Вадим острым взглядом потенциального автовладельца, которому, к сожалению, до сих пор не выпал шанс стать хозяином лакированного чуда на колёсах. Впрочем, Вадим умел неплохо водить в юности и даже когда-то давно сдал на международные права, которые так и не пригодились, а уж пересдать на новые ему не хватало ни времени, ни куража.
Около машины прохаживались два смуглолицых брюнета, безукоризненно одетые, на которых Вадим сразу же обратил внимание. Татьяна быстро подошла к ним и что-то сказала. Вадим не расслышал слов, да и не прислушивался, думая о том, как они будут сидеть в ресторане, а не в баре, денег должно было хватить, хотя было все равно жалко тратиться на такую неласковую женщину. Составлять потом фиктивный отчет ему не хотелось, да и контора последнее время стала прижимиста, оплата представленных счетов задерживалась порой на полгода и больше, так что, истратив свои, кровно заработанные, он рисковал получить чуть не вдвое меньше из-за инфляции.
