– Будь осторожен, – сказала Дженни, целуя его на прощание.

– И побыстрей возвращайся с вертолетом, – добавила Элен.

– Как только спущусь на землю, сразу позвоню в службу «911», – пообещал Ричардсон. – Не сомневайтесь.

Кивнув, он без лишних слов развернулся и соскользнул с парапета, растворившись в ночном небе.

Закончив свою молитву. Митч поднялся на ноги. Но, как только он выпрямился, ему в грудь ударила мощная струя ледяной воды. Она мгновенно сбила его с ног, и он покатился по мраморному полу, словно цирковой акробат. От мощного напора воды и неожиданного удара о стену у него сбилось дыхание, он судорожно попытался наполнить легкие воздухом, но рот и нос были заполнены водой. Осознав всю абсурдность ситуации – утонуть в самом центре Лос-Анджелеса, – он развернулся спиной к водяной струе, отполз в сторону и слегка отдышался.

Он уже почти добрался до дерева и укрылся от водяной пушки за его стволом, когда сзади неожиданно ударил второй залп, резко швырнув его вперед, словно на полном ходу сбросив с лошади. На этот раз он приземлился лицом вниз, сломав нос. Добавилось боли и в поврежденном глазу. Извиваясь на животе, словно тритон, Митч попытался было укрыться между входными дверьми и конторкой секретарши, однако тут же третий выстрел послал его, словно теннисный мячик, в сторону лифта. На короткое мгновение ему показалось, что лифт работал, однако эту мысль тут же вытеснил страх захлебнуться. Вода попала в горло и главные дыхательные пути, вызвав мучительную боль в бронхах и вытеснив оттуда остатки воздуха. Митч судорожно глотнул мощную порцию воздушно-водяного коктейля, и ему показалось, что легкие у него вот-вот лопнут от напряжения. Он откатился чуть в сторону от давившего на него водяного столба и частично освободился от воды, заполнившей его внутренности. Ему удалось сделать только один мучительный вдох, но тут же очередной ледяной залп шарахнул его прямо по голове.

Пол вырвало из-под ног, и он понесся по воздуху, будто маленькая девочка, уносимая канзасским смерчем в волшебную страну фей и колдунов, с той только разницей, что не добрался до места назначения, а с размаху приземлился на задницу. Но крик боли был тут же перекрыт новым стогаллоновым залпом водяной пушки.

В отчаянии Митч пытался заставить себя поочередно ползти и плыть. После очередного залпа он отметил, что постепенно перемещается в сторону стеклянных дверей позади конторки секретарши. Через несколько секунд, уже ничего не видя за водной пеленой, он вдруг наткнулся на какое-то препятствие. На этот раз боли он не почувствовал – возникло ощущение, что наконец-то эта пытка, кажется, подошла к концу. Водяные залпы прекратились, однако он продолжал ползти, машинально огибая все препятствия на своем пути, пока не ощутил под собой что-то твердое, теплое и шершавое. Митч вдруг понял, что он уже на площади перед зданием. Ему все-таки удалось это сделать!

Он был снаружи!

Сущность человеческой души не в способности лгать, а в Вере.

Вера – вот величайшее завоевание человечества. Не поддается сравнению ни с чем.

Многие (в том числе Наблюдатель) не могли этого до сих пор понять. Однако никому – ни Человеку, ни Компьютеру – не было пока дано заглянуть глубже.

Вера. Способность действовать вопреки разуму и логике: высочайшее интеллектуальное достижение. А Наблюдатель в этом вопросе совсем не разобрался. Вера чужда простого понимания. Вера заставила человека отбросить собственный опыт и довериться Измаилу.

Но любая Вера измеряется глубиной разочарования в ней. Да, Вера может двигать горы, но пока еще ни одну не передвинула. Подлинная Вера всегда подвергается испытанию, так было всегда. Высшим актом Веры является само прекращение жизни. А как еще можно проверить ее на прочность? Именно ценой жизни измеряется глубина и крепость Веры.

А если у человека, желающего безопасно достигнуть цокольного этажа. Вера обязательно требует обоснования и оправдания, такая Вера лишена изначальной чистоты и простоты, а основана лишь на договоре, возможно даже на сделке.

Но если жизнь этого человека сейчас оборвется, то тем самым он исполнит свою высшую миссию – его жизнь будет принесена в жертву во имя Веры.

Для человеческой жизни не имеет значения, когда она оборвется. И Вера вполне достаточная компенсация за одну человеческую жизнь.

Истина недостижима через логические доказательства. Она сама является аксиомой. К Наблюдателю неприменимо понятие Истины. Или Лжи. А вот акт подлинной Веры действительно может доставить эстетическое наслаждение, сходное с тем, какое абстрактная живопись доставляет самому Наблюдателю. Восхищайся сам и позволь насладиться другим.

Осталась последняя точка. Прелестно.

– Итак, обратим свои мысли к Вычислителю, – начал Измаил. – О, система генеральная, и все сущее в математике...

– Измаил! – окликнул его Бич. – Что ты там причитаешь?

– Новое поколение входит в жизнь. С командными файлами и программами, пребывающими в системах связи. Одари же нас циклическим временем и бинарным представлением данных. И прости нам промахи и ошибки наши, как мы находим и вычищаем вирусы из драйверов наших. Во имя твоей твердотелости, оперативной памяти и линий связи, на все времена. Аминь.

– Измаил!

Вдруг Бич почувствовал, как пол резко проваливается вниз, словно табурет из-под ног висельника. Всем своим нутром он ощутил бешено возросшую скорость и с ужасом понял, какую смертельную совершил ошибку. Забившись всем телом в угол лифта, он пытался хоть как-то подстраховать себя от неизбежного удара. Его последнее путешествие заняло не более пяти секунд. Но за этот короткий отрезок времени Бичу показалось, что его разрывает во всех направлениях: желудок распух и поднялся вверх, а остальные внутренности, словно свинцовые, устремились вниз, к полу.

Вероятно, это было последнее, о чем он успел подумать перед тем, как кабина рухнула на дно шахты и разлетелась в щепки, словно игрушечная. Бич ощутил страшную боль и тяжесть в переполненной адреналином груди, будто изнутри его прошил адский поршень, мгновенно проскочивший через левую руку и ногу и откачавший из мышц всю кровь и весь кислород. Он прижал правую руку к середине груди и почувствовал, как там что-то оборвалось. Пытавшийся вырваться из горла рев ужаса растаял где-то внутри, и наружу докатился лишь слабый булькающий звук.

Он умер от страха еще до того, как рухнул на падавший пол лифта.

Митч ползком добрался до Хоуп-стрит и распластался на мостовой, пока позыв к рвоте, вызванный проглоченными галлонами воды, не заставил его перевернуться на бок. Его еще рвало, когда послышался пронзительный визг полицейской сирены. Неподалеку, остановилась черно-белая патрульная машина. Оттуда вышли те самые полицейские, что допрашивали Аллена Грейбла в окружной тюрьме. Они с любопытством оглядели здание, после чего один из них пожал плечами.

– По-моему, выглядит вполне нормально, – произнес он.

– Я тоже не вижу никаких нарушений, – согласился напарник. – Я же говорил тебе, тот малый просто дурачит нас.

Тут они наконец заметили Митча.

– Вонючий пьяница.

– Ну что, разомнемся?

– Почему бы и нет?

Они не спеша приблизились к нему, помахивая полицейскими дубинками.

– Какого хрена ты здесь разлегся? Второй полицейский рассмеялся:

– Похоже, на тебя вылился весь вчерашний дождь.

– Так что ты тут делаешь, придурок? Принимаешь душ, не снимая одежды? Эй, придурок, я с тобой говорю.

– Наверное, он занимался ночным купанием с той бронзовой толстушкой. Ну ты, никак забыл, что в фонтан залезать запрещено? Если хочешь искупаться, чеши на пляж.

– Лучше проваливай отсюда, дерьмо. Здесь нельзя находиться.

– Пожалуйста... – заикаясь произнес Митч.

– Никаких пожалуйста, тоже мне, матрос уличный. Или ты сам уходишь, или мы сделаем так, что ты уже никогда не сможешь ходить. – Полицейский ткнул в Митча дубинкой. – Ты слышал меня? Сам сможешь идти?