30 августа к 12.00 силы 60-го мп сосредоточились в 5 км западнее Хулхуты. Их поддерживало до 50 танков, то есть весь 116-й тбат капитана Теббеса.[67] Цыганков сообщал, что видит перед собой до 300 немецких грузовиков.[68] Он, офицер-гвардеец, был поражен маневренности немцев и абсолютно четко описал тактику, примененную командиром 60-го мп полковником Вялем:
«Противник действует следующим образом — он подъезжает на машинах к фронту и останавливается за пределами артогня, совершенно открыто, абсолютно не стесняясь. Другие группы противника развозятся на машинах по своим исходным позициям, т.е. на фланги и в наш тыл, также расставляется артиллерия. Затем начинается концентрическая атака».[69]
Отметим, что грузовиков у Цыганкова даже после пополнения было не более 30-ти, то есть на порядок меньше, чем у противостоявшего ему полковника Вяля.
Под прикрытием артиллерийского и минометного огня в 09.00 немцы начали атаку с юго-запада. Цыганов был, мягко скажем, не убежден в своих способностях удержать пункт. Его пессимизм передался Губаревичу. В 11.30 он отзвонился Герасименко и сказал: «Ясно одно — люди Цыганкова устали, переутомились. Противник не оставляет их в покое. Если не разрешить сейчас Цыганкову продолжить отход, он вернется к Вам в единственном числе».[70] Герасименко категорически отказал в отходе, и был, в сущности, прав — полк далеко не исчерпал способности к сопротивлению, а прибывшая из Гурьева 152-я осбр была на марше и еще не заняла оборонительный обвод. Счет шел на часы.
В 12.10 Цыганков телеграфировал Губаревичу, что к зимовью колхоза им. Канукова, южнее Хулхуты, направились 35-40 грузовиков с мотопехотой и несколько танков. Комполка сообщил, что думает отправить свою артиллерию на грузовиках юго-восточной дорогой, а остальными силами пробиваться на восток и северо-восток. Губаревич обрадовал полковника сообщением о нескольких танках Лункина, направившихся к Хулхуте. В шифровке они назывались «букашками». «Птички», «букашки», «сестры» — все эти эвфимизмы, обозначавшие самолеты, танки и бригады, по странной логике шифровальщиков, должны были ввести немцев в заблуждение. Хотя часом ранее Губаревич сам предложил Герасименко отвести 107-й гвсп от Хулхуты, на вопрос Цыганкова об отходе он предложил полковнику лично связаться с командармом. Видимо, комдив принял решение не обострять отношения с Герасименко. Цыганков, совершенно не веря в возможность обороны пункта, позвонил в Астрахань. Трубку взял начальник оперотдела Халдин. Он заявил, что Цыганков должен решать свои проблемы с Губаревичем. Круг замкнулся. Цыганков с отчаянием заметил: «Никто своих решений сверху не дает, а говорят — действуй по своему усмотрению».[71]
В 14.00, повторяя удавшийся трюк у Утты, немцы выбросили десант в составе двух рот восточнее Хулхуты, перехватив дорогу на Астрахань. Фактически, 107-й гвсп оказался в окружении. К 15.00 бой разгорелся по всему периметру. Огонь немецких минометов и орудий вскоре был сосредоточен на позициях 1-й и 6-й рот, после чего последовала атака. В 17.00 1-я и 6-я роты отошли, но вскоре контратакой вернули утраченные окопы.
Гвардейцев поддерживала авиация. 6 Ил-2 в 08.59-09.05 отбомбились по районам юго-западнее и южнее Утты. Было сброшено 12 ФАБ-100, 60 АО-8, выпущено 43 РС, 1140 снарядов Ярцева и 3000 патронов. Пилоты отметили 8 очагов пожара. В 11.00 еще одна шестерка «Илов» повторила налет. Один самолет был выведен из строя огнем с земли, и ушел на ремонт. В 16.20 последовал еще один налет.[72]
Сидевший посреди боя в КП Цыганков отчаянно запрашивал помощь. Сохранился очень образный диалог находящегося под обстрелом комполка и, как всегда, корректно-доброжелательного Губаревича.
«Цыганков: Сейчас надо мной перекрещиваются снаряды со всех сторон света, и кругом идет стрельба, от которой звенит в ушах. В настоящую минуту такой концерт, что дрожит карта от колебаний воздуха. Помощь еще не подошла. Хорошо бы продержаться до ночи, как видно, отсюда просто так ускользнуть не удастся.
Губаревич: Вам пошли птички. Есть ли они у Вас?
Цыганков: Только сейчас были, но эффект незначительный. Бьют там, где не нужно. По-видимому, они бьют по дальним подступам. В настоящую минуту необходима их помощь по артпозициям, по их минометам, артиллерии и скоплению пехоты, меньше по скоплениям машин, так как идет открытый бой. А вообще-то они работают прекрасно, смело, дерзко летают прямо над головами, но очень малый запас. Как только улетают, то начинается старая картина. Но при них поспокойнее».[73]
После обеда последовала еще одна немецкая атака, которую предварил артиллерийский налет. Однако стойкость гвардейцев побудила Ларохе сменить вектор удара в направлении стыка 1-го и 2-го батальонов. Немецкой штурмовой группе удалось вклиниться, но минометным и пулеметным огнем гвардейцы смогли остановить дальнейшее продвижение мотопехотинцев.[74]
Цыганков испытывал большие проблемы. Его часть, хоть и избежала серьезных потерь, но столкнулась с дефицитом боеприпасов. Дорога на Астрахань была перекрыта, что исключало подвоз. Кроме того, немцы продолжали атаки в стык 1-го и 2-го батальонов, и преуспели. К вечеру они подошли к Хулхуте, отсекая 2-й батальон от основных сил полка. Цыганков был вынужден обратиться к командованию Военного округа с просьбой согласовать отход из Хулхуты. Согласие было получено.
Это согласие, на отход, было крайне своевременно. Еще час — и полк был прекратил существование. Бойцы Цыганкова полностью исчерпали мины и большую часть патронов, а снарядов оставалось по несколько штук на орудие. Сам Цыганков в разгар телефонных переговоров с Астраханью получил ранение — осколки мины попали ему в руку и ногу. Отчасти в этом был виноват штаб армии, крайне отрицательно воспринявший смену Цыганковым КП в Утте, и расценивший это едва ли не как трусость. Трубку взял заместитель комполка майор Голохвостов, через несколько минут также получивший ранение.
Герасименко все еще не верил, что на Астрахань наступает моторизованная дивизия. В этот вечер он имел контакт со штабом фронта. Там считали, что один полк 16-й мд находится у Сарпинских озер, а Хулхуту штурмует еще один полк. Сама же дивизия пойдет на север «со своими штатными 10-12 танками и 10 бронемашинами».[75] Оно, конечно, было так — Хулхуту штурмовал лишь 60-й мп, но полковника Вяля поддерживала вся дивизионная артиллерия, и число танков в 16-й мд в четыре раза превосходило штатное.
Оценка немецких сил, наступавших против 107-го гвсп, послужила причиной очередного обмена критическими репликами между Герасименко и Губаревичем. Командарм заявил комдиву: «Хочу, чтобы Ваш аппарат и вы вместе с ним не пользовались впечатлениями отдельных лиц, тем более нервных, вроде Цыганкова».[76]
С 18.30 и в течение ночи на 31 августа 107-й гвсп выходил из боя. 1-й и 3-й батальоны отступили на северо-восток, а 2-й батальон Иванова с боем пробился на юг и далее на юго-восток. В бою под Хулхутой погибло 33 гвардейца. Из трех танков Лункина было подбито два. Таким образом, общие потери полка за весь период боев составили 105 человек убитыми и примерно 250 раненными.[77]
Герасименко выдвинул навстречу наступающим немцам 152-ю осбр. Она прибыла в Тинаки 26 августа, а к 1 сентября уже находилась у Красного Худука.[78] Впереди шел 3-й батальон. 1 сентября от колодца Давсна на запад вышла стрелковая рота 3-го батальона 152-й осбр. Ее сопровождали три танка. К 14.00 здесь был уже весь 3-й батальон 152-й осбр.[79]
