Квинт допил своё вино и ещё раз взглянул на слегка озадаченного Алкара, а после уселся в свое высокое кресло. В комнате воцарилась тишина. Дуглас, немного поерзав на жестком стуле, нарушил молчание дельным предложением:

— Я обучен грамоте, — негромко обратился он к коменданту, который сосредоточил все свое внимание на указке и постукивал ею по столу. — Знаю морийский язык, а также гарунский, черноморский, язык рудокопов.

Квинт поднял изумленный взгляд на Дугласа.

— Достаточно только морийского, — ответил Алкар. Он похлопал узника по плечу, как будто как раз надеялся на подобное заявление. — Ты для меня, парень, по-прежнему полон сюрпризов. — Пограничник медленно обошел столы. Возле кресла коменданта он остановился и поднял бокал вина. — Квинт, выслушай этого парня и дай ему все принадлежности для службы. Я к вечеру уеду. Когда вернусь, перечитаю его записи и сам отвезу их в Каро.

— Конечно, — глаза коменданта сияли от счастья. — Я не ожидал, что Тайра услышит мои мольбы. Но чтобы рудокоп?! Нет, этот парень пока послужит мне в хранилище, в шахте ребята справятся без него. — Квинт от радости вскочил на ноги. — Теперь я опять завалю государя и его советников письмами, они узнают из первых уст о бедствиях 34-го.

— Надеюсь, ты успеешь написать всем, потому что парень у тебя ненадолго, — ответил Алкар, направляясь к лестнице. — Счастливо оставаться, я постараюсь обернуться за неделю.

— Постой, — мелкими шагами комендант догнал пограничника. — Неужели, ты захочешь его перевести? Я не позволю. И о вольной для него не проси! Пока об этом не может быть и речи.

— Квинт, этот рудокоп убил двух пограничников, и тебе предстоит заняться немедленно именно им, а не своими личными делами. Собери все нужные для этого свидетельства. И присматривай за ним, — добавил он полушепотом. — Не спускай с него глаз!

Квинт отнесся к распоряжению капитана третьего ранга очень серьезно. Он велел обустроить для Дугласа комнату, соседнюю с его спальней, чтобы лично наблюдать, чем занимается рудокоп. После отъезда пограничников он отпустил нового помощника отдыхать от трудного перехода через горы, сообщив, что с раннего утра ждет его у себя в кабинете. Своим же людям, а именно кухарке, конюху и десяти солдатам, наказал следить за каждым шагом нового заключенного за пределами каменного дома.

Спозаранку Дуглас принялся за работу. Скрипучим пером он выводил на пожелтевшей бумаге распоряжения Квинта. Комендант внимательно просматривал каждый свиток и ставил в конце неуклюжий завиток.

— Дуглас, скажу тебе сразу: ты будешь признан виновным, — Квинт выслушал историю рудокопа за утренней трапезой, к которой был приглашен и юный помощник. — Ты мне симпатичен, хотя раньше я никогда не встречал твоих сородичей. Честно говоря, я бы и не подумал о том, что ты рудокоп, если бы Алкар не упомянул о твоем народе. Просто я буду с тобой честным. Ты убил, пусть даже защищаясь. Ты убил пограничников, то есть воинов, граждан Мории.

— Но я тоже имею все права гражданина, — Дуглас с аппетитом проглотил теплую яичницу и кусок поджаренного мяса. Увидев богато накрытый стол для коменданта, парень усомнился в словах о голоде в пункте. Он возразил Квинту, засовывая в рот черничный пирог. — Я родился в Мории и в Рудниках никогда не бывал.

— Я верю тебе, — ответил Квинт. — Но во внимание в первую очередь будут приняты слова уцелевшего пограничника, а также показания Алкара и его людей. Все они подтвердят, что видели трупы морийских солдат, и этого достаточно, чтобы казнить тебя на месте, как участника нечестного побоища.

— Но он убил девушку и украл мою сестру, — опять пробормотал Дуглас.

— Парень, я тебе объясняю, какое решение примет суд в Лемахе. Можешь в этом не сомневаться. И единственное, чем я могу тебе помочь, это продлить последние твои дни. Ты запишешь свой взгляд на произошедшее, а я подпишу эти бумаги. На это у тебя найдется время вечером, а покамест займемся делами текущими. Тебе предстоит пересчитать все припасы, разобраться с долгами, записать урон, нанесенный летней засухой, в результате которой цены на пшеницу взлетели в три раза, и переделать много других неотложных поручений.

Потекли долгие дни, в течение которых Дуглас постоянно следовал за деловым комендантом. Он записывал его замечания о работе в шахтах, жалобы жителей 34-го, высказанные в участливых беседах, воспоминания старика о прежних годах, а также любую мелочь, которую истарец считал достойной внимания, а после обеда Дуглас читал коменданту письма, накопленные за последние месяцы. К вечеру парень валился с ног от усталости, но Квинт отпускал его только после ужина, за которым также следовало помечать на листке удачные остроты хозяина. Через три дня в 34-м закончилась вся бумага, и активная деятельность коменданта и его помощника была временно прекращена.

Дуглас быстро разобрался в порядках, царивших в истарском пункте, и в обычаях, которым следовали его жители. Ссылаемым в Истару преступникам в портах ставили клеймо на плечо, указывавшее на преступление, совершенное на морийской земле. Чаще всего это были драки и кражи, побег от хозяина или отказ от уплаты долга. Клеймо выжигалось раскаленным прутом и навсегда оставалось с человеком, напоминая о том, что он преступил волю богов и закон государя. Ссыльных распределяли между сорока четырьмя пунктами, расположенными на землях Истары. Иногда это происходило по решению судей в городах и дворян-землевладельцев в своих владениях, нередко же по желанию портовых комендантов, которые знали о положении дел в соседних поселениях и отправляли преступников в пункты подобно тому, как лавочник расставляет товар перед покупателем.

Истара связывалась с другими морийскими государствами только через море. На северной границе с дворянскими провинциями, Релией и Далией, непроходимым заслоном вставала Серебряная Стена, возле которой даже не было пограничных пунктов, на востоке у подножия Пелесских гор через каждые две-три лиги располагались заставы, откуда велось наблюдения за окрестностями. Западные и южные просторы страны омывались морскими водами.

Комендант пункта был полноправным хозяином в землях, которые государь выделил ему для управления. Обычно эта должность покупалась или вручалась как награда за военные подвиги служивым людям. Часть дохода, получаемого от работы ссыльных, шла в карман коменданта, остальная выплачивалась в государственную казну и тратилась на нужды поселка. Ссыльным, отбывавшим наказание в пунктах, оставались лишь гроши на то, чтобы прокормиться. Притом комендант самостоятельно решал, кто сколько заработал, кого наградить, а кого оставить без куска хлеба, чтобы на следующий день он или сбежал, или работал усерднее. Комендант должен был вести учет своих работников, в чем обычно ему помогал опытный служка. В 34-м это стало уделом Дугласа. Он должен был следить, чтобы осужденный отработал в Истаре положенный срок, не нарушил иных законов, не укрылся от праведного суда и наказания. Очень часто в Истару приезжали люди из Алмаага, которые контролировали исполнение воли государя в этой унылой стране. Их прозвали ищейками и опасались как коменданты, так и сами ссыльные, которые понимали, что их уже вошедшая в колею нелегкая жизнь от одного слова ищейки опять могла пошатнуться и совсем опуститься на дно.

— Дуглас, — как-то говорил Квинт своему помощнику, — я могу сделать со своими людьми все, что захочу. Но единственное, что мне действительно надо — чтобы они хорошо работали и приносили доход мне и государю. Я здесь как помещик в своей усадьбе, только, к сожалению, имею неполное право распоряжаться своими крепостными. А эти алмаагцы-наблюдатели только ищут повода указать тебе, что ты не поставляешь весь товар в казну, выдаешь людям вольные, оставляешь многих свободных на поселение, а это значит, что волнуются дворяне, которым эти крепостные раньше принадлежали. Но такой закон был написан нашим государем, и ему мы будем следовать вечно. Потому как чем больше лет морийским законам, тем труднее их поменять.