— Что такое меда? — спросил Дуглас, когда рудокоп закончил свою историю.
— Меда дается каждому ребенку при рождении. На ней номы отображают ремесло человека, к которому у него заложены способности. Обычно это занятие отца. Но браки у нас часто заключаются среди людей одного дела, поэтому чему всю жизнь служили родители, то уготовано их детям. Меда изготавливается из очень прочного металла. Её нельзя переплавить, разрубить, она украшает тело и душу своего владельца. Гаруны научились снимать эту драгоценность с рук нашего народа. А без меды ты не являешься другом номов, тебе нечего искать в Рудных горах. Я принадлежал к земледельческому полю, ремеслу. На меде был вытеснен спелый колос, у кузнецов же огонь, горняков — кирка, охотников — стрела, советников — цепь. Ты из последнего поля. Твоя меда изукрашена переплетающимися узорами. У каждого на меде свой рисунок. Подарок номов нельзя потерять, меда крепко держится на запястье. Но если ты её не уберег, старейшины говорят, что на то была воля номов, и тебя изгоняют из поселка.
— Как же ты вернешься домой, если у тебя её сняли?
— Я не смогу вернуться в горы и плодородные отроги, где колосится золотая рожь. Мой дом разрушен, там меня никто не ждет. Но я поселюсь у подножия гор, где в хижинах ютятся отверженные богами. Так я все равно буду ближе к родной стороне, — мрачно ответил Харим. — Только об этом и остались мои мечты, хотя вряд ли им суждено сбыться.
— Если ты хочешь, я могу отдать тебе свою меду, — предложил Дуглас. Он попытался снять холодный браслет, но у него ничего не получилось.
— Нет, — Харим испуганно вскрикнул. — Меда твоя — судьба твоя. Я не могу идти твоим путем. Потеря была мне наказанием за гордыню, непослушание номам, их советам укрыться в горах. К тому же гаруны непременно снимут её с твоих рук или повысят цену за рудокопа с медой. Они покупают их как драгоценные вещи, украшения, хотя на руках чужеземцев меда никогда не будет держаться. Чтобы снять меду, гаруны нагревают или охлаждают руку пленника. Бывают случаи, когда рабов калечат в желании заполучить красивую игрушку.
Дверь в темницу отворилась. Гарун, который был в отряде, сопровождавшем узников на рынок, указал Хариму на выход:
— Ты пойдешь убирать в конюшне, раз вчера за тебя не предложили и золотой монеты, — обратился он к рудокопу. — А ты, — охранник посмотрел на Дугласа, — следуй за мной. Если попытаешься сбежать, тебя вмиг прикончат острым ножом.
По темным коридорам Дуглас вышел вслед за сторожем под палящее солнце. Его повели мимо многочисленных построек, принадлежавших одному хозяину. Как догадался Дуглас, они держали путь в сторону кузницы.
— Замина велела снять с него браслет, — сказал гарун работнику с тяжелым молотом в руках, орудовавшему около горна. — Только без порчи. Эта вещичка должна пополнить коллекцию Рабаха.
Широкоплечий кузнец походил на рудокопа. Он был уже староват, лишь круглые плечи выдавали в нем сородича Дугласа. Он хмуро взглянул на нового раба и продолжил работать. Гарун остался стоять рядом, лениво наблюдая, как мастер раскалял угли и нагревал на них топор.
— Как думаешь, может его связать? — спросил он кузнеца.
Тот ответил на чистом гарунском языке:
— Будешь держать руки мальца. Он ещё не продан, а товар портить нельзя. Я попробую разломать браслет.
— А как же Рабах?! Он рассердится, если браслет будет поврежден!
— Корк уже предупредил меня, чтобы парень не пострадал, а браслет я залатаю с внутренней стороны, что никто и не заметит, — ответил кузнец.
— Говорят, ты сам можешь делать эти безделушки, — усмехнулся гарун. — Из-за подделок на них падает спрос и цена.
— На настоящий товар цена никогда не упадет, а эта меда высшей пробы. Советник-старейшина, — кузнец ухватил широкой ладонью запястье Дугласа. Острый конец сабли стража уперся парню в спину. Дуглас спокойно наблюдал за происходившим. На его лице не дрогнул ни один мускул.
Раскаленный добела топор прикоснулся к браслету. Несколько минут мастер пытался оставить на металле хоть мелкую царапину. Но меда оставалась холодной и неподвижной. После неудачных попыток старый рудокоп со злобой бросил орудие в воду, которая зашипела, превращаясь в пар.
— Только резать руку, — вынес приговор кузнец. — Приходи завтра, если Корк согласится.
Дугласа провели назад в подвальные помещения, но там он пробыл недолго. Вскоре к нему пожаловала сама хозяйка, как он её прозвал. Женщина, осматривавшая пленников по их прибытии, громко заговорила с ним на языке гор:
— Меня зовут Замина. Я занимаюсь у Рабаха содержанием рабов для продажи. Но ты не думай, что, как товар, ты будешь пока пылиться в темнице. Слышала, ты укротитель крыс, избавил корабль от этой живности… В подвалах и сараях коты совсем не справляются с обнаглевшими грызунами. Напишешь мне рецепт своего порошка и займешься этой работой. Вижу, к горному делу ты не привык, раз руки и дня не держали кирки.
— Я не могу заниматься этим. Мое дело не крысоловство, на корабле я просто вызвался помочь, — Дуглас ответил на гарунском языке, который он уже хорошо освоил, слушая брань и ругань матросов на «Великолепном» и солдатский говор боманского отряда.
— На корабле ты гребне предпочел ловить крыс. Здесь ты можешь лишиться руки, потому что пока я не вижу, что ты умеешь делать и на что способен, а значит она тебе без надобности!
Дуглас понял, что история плавания уже знакома новым хозяевам, поэтому не стал более перечить и решил лишь потянуть время.
— Для начала я должен изучить ваших грызунов. Ведь крысы, как и люди — на каждого своя управа. Затем я подумаю, что поможет прогнать их из окрестных владений.
— Да, будет очень хорошо, если они уберутся от нас и пожрут все закрома соседей, — кивнула головой Замина. Ей было чуть более тридцати лет, но Дугласу показалось, что он разговаривает со старшей в роде, которая принимает и утверждает все решения в доме.
Тот же гарун отвел Дугласа к большому амбару. Деревянные балки и перегородки делили склад на несколько отделений, засыпанных пшеном, рожью, ячменем. Дуглас прошелся по закромам, сопровождаемый охранником.
— Подождем гостей, — сказал он и присел на землю, усеянную шелухой и зерном.
Гарун устроился рядом. Дуглас приложил палец ко рту, призывая того соблюдать тишину. Где-то замяукал кот. Вскоре появился и сам рыжий охотник. Ласкаясь к Дугласу, он улегся у того в ногах. Парень не сдержал усмешки: кот жаловался, что люди заставляли его есть одних мышей, он уже разжирел на их тушках, и теперь не мог удачно поохотиться, а ведь это было его любимым занятием. Кот говорил, что ему нужен помощник, такой большой амбар ему одному не по силам. Дуглас, улыбаясь, поглаживал гладкую шерстку зверя.
Через пару часов в амбар пожаловали нежданные гости. За богато наряженным гаруном следовало три вооруженных воина. Охранник Дугласа в тот же миг вскочил и отвесил низкий поклон вошедшему хозяину.
— Я Рабах — твой господин, — без церемоний алмирец обратился к Дугласу, который в это время слушал мяуканья третьего кота, обнаруженного на высокой балке. Этот тоже жаловался на отсутствие подмоги, а также на самих мышей, укусивших один раз его за хвост.
— Сегодня я продал тебя за хорошие деньги, но чувствую — продешевил. Видимо, номы наградили тебя даром приручения. Через неделю ты будешь далеко, а пока ты отработаешь все монеты, недоплаченные новым владельцем, — продолжил Рабах. — Ты должен обучить птицу, подаренную мне владыкой Э-Мира, восточных земель Ал-Мира. Это сокол. В лесистых отрогах у Одинокого Озера он будет лучшим пернатым охотником.
— Но я не обладаю никаким даром, — тихо произнес Дуглас, не понимая, чем он себя выдал.
— Горим сразу распознает людей. Тебя не боялись лошади, ты избавил Мината от крыс, а здесь я застаю тебя в окружении кошек. В любом случае я даю тебе задание, а за невыполнение грозит тяжкое наказание. Пока ещё ты находишься под моей крышей, — с этими словами Рабах также быстро, как появился на пороге, вышел твердой походкой вон.
