– Ощущаю, – Орест Георгиевич включился неожиданно. – Раньше была нормальная квартира: два выхода – парадный и черный, – он говорил отрывисто и воодушевленно. – Потом половину отрезали: столовую, спальню, вторую ванную комнату…

– Вот что бывает, когда вовремя не запасешься окончательной бумагой, самой последней бумагой! – Павел Александрович смотрел на женщину внимательно, словно ждал, что она ответит.

– Да уж куда мне! Я – не профессор Преображенский. В моих услугах наши старцы не нуждаются… Слава богу, хоть это оставили, – отец оглядел стены.

«При чем здесь – Преображенский? Какой Преображенский?..» – Чибис гадал, удивляясь.

– Ладно тебе! Не прибедняйся… Ты тоже большой ученый. – Павел подошел к женщине. – Может, все-таки познакомишь нас с твоей гостьей?

– Мой друг – Павел Александрович, – Орест Георгиевич произнес тихо.

– Меня… – на мгновение женщина будто бы смешалась, потом моргнула стрельчатыми глазами. – Светлана, – и протянула руку.

Павел Александрович поклонился галантно.

– А мы, – Инна смотрела холодно, – живем в новом районе. В Гавани. Из северных – самый лучший. Мы вообще по лестницам не ходим. У нас два лифта: один грузовой, другой…

– С чем я вас и поздравляю, – Павел Александрович задержал руку женщины в своей. – Лифт – штука хорошая. Как говорится, в ногах правды нет.

– Может, чайник поставить? – Чибис думал о том, что с отцом происходит что-то странное.

– Очень своевременная мысль… Кстати, что касается правды, – Павел сел в кресло и закинул ногу на ногу. – Пока Антоша ставит чайник, могу рассказать вам одну прелюбопытнейшую историю из своего египетского прошлого. Жил да был человек. В наших благословенных краях зваться бы ему Иванушкой-дурачком, а в ихних был он фараон-еретик, и звали его Эхнатон… Кстати, – он обернулся к Оресту, – это не миф, а суровая правда. Это я так, на всякий случай.

– Ладно, ладно, – Орест усмехнулся и кивнул головой.

– Да, да, я знаю. Нам об этом рассказывали… – женщина подхватила радостно.

– Рассказывали? И где же? – Павел Александрович спросил, демонстрируя живой интерес.

– Понимаете, я работаю в Механобре, в отделе технического перевода. К нам приходит один… – она подбирала слово, – ученый. Читает лекции по мифологии.

– Ч-ш-ш! – Павел зашипел, изображая комический испуг. – В доме повешенного о мифах – ни слова!

– Что? – женщина переспросила растерянно и посмотрела на Чибиса.

– Это… шутка, – он вспыхнул и отвел глаза.

– Извините, я просто не поняла, – женщина оглянулась на Павла.

– Вот именно, – Павел Александрович кивнул. – Продолжайте, продолжайте.

– Лекции, да… Начал с Вавилона, теперь перешел к Египту. Удивительно, какой эрудит! А как рассказывает… Прямо хочется стать египтянкой, – она взглянула на Ореста Георгиевича и запнулась. – Конечно, всех не упомнишь, но этого я запомнила – Эхнатон…

– Уж поверьте моему опыту, – Павел Александрович смотрел на нее с удовольствием, – этого делать не стоит. Нынешние египтянки… – он сморщился.

Глаза женщины вспыхнули:

– Вы были в Египте?

– И в Египте… И в Вавилоне… То бишь, я имею в виду, в Ираке, – он вздохнул и развел руками. – Ни-че-го. Никакого былого величия. Просто-таки ни следа.

Чибис слушал внимательно и напряженно:

– Он… старик?

– Нет-нет, – женщина покачала головой. – Остался портрет, скульптурный. Поразительное лицо… Глаза… такие большие… А губы, не знаю, будто подпухшие… Мне кажется, – она помедлила, словно не решаясь продолжить, – похож на твоего отца…

Взгляд Чибиса остановился на Инне: ее лицо застыло, словно его тоже вырезали из камня.

– Нет… – он заторопился, – не этот, не фараон. Я имею в виду ученого. Он… как выглядит?

– Ну, – женщина на секунду задумалась. – Сказать по совести, странно. Ботинки на босу ногу. Правда, правда, – она закивала, словно боялась, что ей не поверят. – Даже не скажешь: неухоженный. Какой-то обшарпанный. А еще… – она коснулась пальцем верхней губы, – бородавка. Огромная, как картофелина. А он ее дергает. Или платком обтирает. Сидишь и думаешь: господи, сейчас оторвется. Конечно, это глупость… – она смешалась.

– Так-так… А еще он о чем рассказывает? – Павел Александрович улыбнулся ободряюще.

– Вообще… О древних мифологиях. Вчера, например, как же его… Мардука. В Вавилоне это верховный бог…

Орест Георгиевич слушал невнимательно.

– …У этого старика своя особая теория. Говорит: верховных богов много, в каждой цивилизации – свой. Но главное, этот бог всегда рождается как-то по-особому, не как обычный человек…

– Почему – особая? Это известная теория, – казалось, Павел Александрович говорит серьезно. – В христианстве, например, непорочное зачатие. Один из главных мотивов Рождества.

– А еще… Еще он говорил про культ матери… – женщина вспоминала старательно. – А потом про… Иштар. Она тоже верховная богиня. Но так ее звали вначале, а в другой цивилизации дали новое имя: Инанна. Они вообще никуда не исчезают, просто переходят из цивилизации в цивилизацию…

– Кто? – Орест Георгиевич перебил.

– Боги. Он сказал – боги, – женщина улыбнулась.

– Нет, – Чибис вдруг вмешался. – Не боги, а Дух.

– Ну как же… – она улыбнулась растерянно. – Он сказал: все повторяется – каждая следующая цивилизация использует старые мифы. Вот, например, потоп. Этот миф есть в любой мифологии. И в древних, и в нашей, нынешней…

– В нашей? Что вы имеете в виду? – Павел перебил.

– В нашей, в христианской, – снова она моргнула стрельчатыми глазами.

Орест Георгиевич засмеялся, словно услышал хорошую шутку.

Инна слушала, покусывая губы.

– Ну, положим, у нас своя мифология. Как говорится, нам чужого не надо, но и свое не отдадим. Впрочем, бог с ним, – Павел Александрович протянул миролюбиво. – Как вы сказали – Инанна? И чем же она прославилась?

– А вот представьте себе, – женщина поправила барашковую шапку. – Потребовала, чтобы ее впустили в царство мертвых, да еще и пригрозила: не пустят, ворвется сама и выпустит их всех на волю.

– И как, подписали пропуск? – Павел Александрович скрыл усмешку.

– Еще бы! Они испугались: у них в мифологии мертвые поедают живых.

– Вот это уж точно как у нас, – Орест Георгиевич произнес тихо.

Павел Александрович кашлянул:

– Ну что ж… Честь ей и хвала. Смелая женщина. И как часто случаются эти лекции?

Светлана задумалась на мгновение:

– Вообще-то раз в две недели. По вторникам. А что? Вы тоже хотите послушать?

– Если б не работа, – Павел улыбнулся тонко и развел руками, – с превеликим удовольствием. Судя по тому, как вы про него рассказываете, этот старик и вправду какой-то уникум. Во всяком случае, энтузиаст.

– А какие у него книги! И современные. Но больше, конечно, старых. Представьте, – Светлана всплеснула руками, – даже прошлого века.

Павел Александрович бросил взгляд на Ореста.

– Охотно представляю. А авторы? Вы, случаем, не запомнили?

– Нет… – женщина засмущалась. – Я ведь обложки не видела. Он только картинки показывает.

– Картинки – это замечательно. Так на чем мы… – Павел обвел глазами аудиторию.

– На Эхнатоне, – подсказал Чибис.

– Вот именно, – Павел кивнул благодарно. – Впрочем, тут тоже не все гладко: сперва его звали Аменхотеп. Если мне не изменяет память, Аменхотеп Четвертый.

– А разве он – не один? – Светлана переспросила удивленно.

– И даже не два, – Павел Александрович покачал головой. – Но в мировой истории осталось только двое: отец и сын. Отец враждовал со своими жрецами, сын пошел дальше – совершил духовный переворот… Не верите, спросите у своего ученого…

Чибис слушал, скрестив на коленях руки.

– А дело было так, – Павел Александрович сел в кресло и закинул ногу на ногу. – Однажды молодой фараон пережил глубокое духовное потрясение: ему открылось, что нет никакого множества богов, а есть один – Единый и Единственный, Великий и Всемогущий: бог солнца – Атон. И узрев эту эпохальную истину, решил Аменхотеп переменить свое имя и назваться Эхнатоном. И бороться со старой правдой жрецов за свою новую, еретическую правду. Я не слишком высокопарен? Так вот, он их победил, причем не какими-нибудь колесницами или казнями египетскими, а одним росчерком пера. – Павел поднял руку и что-то выписал в воздухе. – Издал указ, запрещающий писать слово правда старым знаком. В смысле, иероглифом. Каково?