- Конечно. В той – суечусь, в этой – живу. – Он допил минералку, вернул изящный высокий стакан в бар, закрыл дверцу на ажурный серебряный ключик и повернулся к Ли. – Этот ключик я ношу с собой всегда. Почему, как вы думаете? А вы вообще – почему спрашиваете? Вы не боитесь?
- Вы знаете, что вы в полной безопасности – и играете. Уже заигрались. Вы хоть один учебник истории читали? – Ли храбрилась, понимая, что новоиспеченный диктатор отлично чувствует ее состояние.
- Правильно, умница. Вы успели подумать над моими словами? – голос и глаза У стали властными.
- Да, – просто ответила Ли.
- Ваш ответ?
- Вы хороший изобретатель. Создайте музей имени себя самого, а я подарю вам свою фотографию. А вы положите ее под стекло с припиской: “Это Ли – единственная женщина на русской земле, которая беззаконно прорвалась в наш народ…”
- Вы издеваетесь надо мной! – господин У, побелев от ярости, подскочил к Ли с поднятыми кулаками. – Женщина, которая – что? Два раза родилась на белый свет, причем буквально родила-сь, то есть родила себя? Этого не должно быть!!! Рождаться должен младенец от мужчины и женщины, а я должен контролировать каждую подобную инициативу. Это мой народ! – господина У трясло. – Я еще согласился бы выслушать ваш рассказ о вашем путешествии, чтобы усовершенствовать свой прибор!.. В этом еще был бы хоть какой-то смысл вашего присутствия на Земле. Но вы даже не пытаетесь протянуть мне руку сотрудничества! Отдавай оболочку, сука!..
Ли неподвижно стояла, разглядывая его мелкие серые глазки, дорогие зубки. Она видела, что У хочет подраться, а ей все ещё не хотелось бить мужчину, даже такого приблизительного.
Она вспомнила господина Фера и его предупреждения. Она вспомнила слёзы осленка. Она вспомнила свою безудержную любовь к жизни. Свои дурацкие попытки любить. Разногласие. О, Боже. Ну возьми меня отсюда. Я поверю. Поверю же. Верой. Почему Ты меня бросил…
- А-а! Молчишь?! – злодейски прошипел У, опять выхватил из кармана пульт и действительно нажал на кнопку.
В комнате стало темно. Вдруг – тихое журчание, словно проснулся живой маленький ручеек, и поплыл терпкий аромат свежескошенного луга, и перед последней дорогой, последним усилием сопротивляющихся чувств Ли уловила стук захлопнувшейся за господином У входной двери. Тьма сгустилась, и Ли уже не почувствовала, как упала на холеный медовый паркет.
В гостиных господина У шумели уже по-крупному. Легкие вина всерьез пропитали развеселые тела дам и кавалеров. Ждали танцев. Гости, временно неподнадзорные хозяину, шалили как дети: кормили друг друга с ложечки черной икрой из тазика, сочиняли эпиграммы на арбуз-глобус, отрезали фруктовыми ножиками пятачки у поросят, хвосты у акул и корчили рожицы прямо в дула видеокамер, бесстрастно взиравших на безобразия изо всех потолочных углов.
Трезвый Т скучал, старательно поддерживая беседу со вверенной ему дочерью господина У, изредка поглядывая в сторону входной двери. Ли и господин У очень долго не возвращались. Т задумался и невпопад ответил на очередную реплику девицы. И вдруг услышал:
- Не надо так беспокоиться, ведь папа всегда был импотентом. А сейчас тем более… – безмятежно сообщила дочь.
Т замер, чуть не поперхнулся рябчиком и с неописуемым изумлением посмотрел на свою сотрапезницу.
- Не надо так на меня смотреть, будто я вас чем-то удивила. Лично я – из пробирки. То есть сперму добыли, конеч-но, из папы, эмбрион подсадили в мою маму, и дальше было всё как у людей. Но больше он не мог никогда. – Девушка сама налила себе вина, заметив, что потрясенный Т не совсем владеет собой.
- Вас, простите, как зовут? – очнулся Т. – А то ваш отец представил вас как дочь – и всё тут…
- Альматра, – ответила девушка и допила вино.
Алфавит: Ч, Ш, Щ
Господин У постоял под дверью, поприслушивался, попринюхивался, но дверь была самая крепкая в мире, на заказ, посему он не услышал звука падающего на пол тела, пропитанного отравой газа.
Господин У подумал, что надо бы – для верности – сходить в сопредельную комнату и через глазок убедиться, что гостья, хм… отдала оболочку и никогда больше не побеспокоит его. Но господин У был самоуверенный человек. Нажал на кнопку, отключающую подачу яда, и неторопко двинулся по коридору – в веселую часть своей удобной квартиры.
В курительном холле он даже подмигнул троим неизвестным мужчинам, вольготно рассевшимся в креслах цвета хаки с сигарами, и пошел в ту гостиную, где оставил дочь под присмотром своего старого друга Т. “Спросить начальника охраны, кто такие…” – подумал господин У, чуть замедлил шаг, хотел обернуться и еще раз посмотреть на незнакомые лица, но – озираться несолидно, право слово. И он не посмотрел назад.
Мужчины в курительной, ответив ему вежливыми кивками, возобновили беседу. Только что было установлено, что все трое попали на этот юбилей совершенно случайно и без приглашения. Все трое направлялись в другие дома, сильно удаленные друг от друга. Можно сказать, сюда – ветром занесло. У них не было общих знакомых, разве что господин У мог быть, известный всем. Но и с ним они не встречались раньше, и вообще не знали – кто такой. Нелогично, но факт. Правда, в квартире юбиляра поначалу было весьма, и трое мужчин нашли свое внезапное знакомство приятным, курение легким и беседу изящной. Подошли к теме: женщина и ее видовые особенности.
- Мне днями сон приснился, – рассказывал Ч, рослый шатен с пушистыми ресницами, – будто я с приятелем пришел в гости. Незнакомый дом, очень красивый дом с бронзовыми дверными ручками и мраморными подоконниками. В квартире – помолвка. Я увидел невесту и тут же влюбился. Дальше не помню, но следующий эпизод просто из рук вон: я сплю с этой самой невестой. То есть не сплю, а… сами понимаете… И так мне хорошо…
- Понимаем, – отозвались собеседники, – как не понять. С чужой невестой-то…
- Да ведь не в том дело, что с чужой, – пояснил Ч, – а в том, что ощущения – мои, а она ко мне обращается по другому имени: какой-то Гедат. Удивительно. А я – во сне – люблю ее и не решаюсь поправить, что я, понимаешь ли, не Гедат, а Ч. И так мне в конце концов обидно стало, что она меня за другого принимает, что я с досады проснулся. А когда опять заснул, то уже ничего не было…
Собеседник справа, усатый худощавый брюнет с проседью, в элегантном темно-синем смокинге и с тяжелой резной тростью, ответил:
- Я бы не проснулся. Путает – и пусть путает. Дамы часто всё путают и наяву, при ярком дневном свете. Я не обращаю внимания. Я – это я, мама назвала меня Ш, удобно живу и не
в претензии к маме. А дамы – что ж… – он светло улыбнулся. – Мне, кстати, недавно тоже сон приснился, довольно любопытный…
- Расскажи, – попросил собеседник слева, по имени Щ, самый молодой, русоволосый, голубоглазый и сутуловатый.
- Коротко, – согласился Ш. – Начиная свой бизнес, я держал перед глазами мечту-картинку: открытие самого крупного международного кинофестиваля – и я на нем в качестве самого почетного гостя, поскольку я – главный спонсор. Я иду с тростью, по бокам – пара нимфеток. Все кланяются и расступаются… Каждый вновь заработанный рубль или доллар я воспринимал как долю процента приближения к этой картинке. – Он усмехнулся и прикурил. – Потом я слегка поумнел и подредактировал мечту. Первым делом отпали нимфетки. В новой редакции я шел по фестивалю один. С тростью. Потом отпала и трость.
Собеседники молча покосились на красавицу-трость, красноречиво лежавшую рядом с Ш.
- Это другая трость, не из мечты. Из жизни. Так вот. О ту пору, когда я мечтал первую редакцию, у меня была подруга-компаньонка, которую я выделял за практический ум, пунктуальность, верность моему делу и – совсем чуть-чуть – за красоту. Последнее было просто приятным довеском к делу. Я быстро пошел в гору. Подруга стала моей любовницей. Я мурлыкал от полноты жизни. И вдруг – она внезапно вышла замуж и прекратила общение со мной…
- Но это же бывает, – встрял молодой Щ.