Возникающие в пожилые годы эгоизм, жадность, подозрительность, негативизм, упрямство психологи еще недавно считали результатом огрубления и заострения черт, присущих человеку и в более раннем возрасте. Только в старости самые разные, в основном терпимые и даже весьма полезные черты доводятся до негатива: осторожность превращается в трусость, бережливость — в скупердяйство и т. п. Впоследствии ученые пришли к выводу, что многие изменения — не что иное как результат соматических болезней: сердечно-сосудистые заболевания вызывают нерешительность, утрату волевой активности, обидчивость, впечатлительность, быструю смену настроений без видимой причины; хроническая почечная недостаточность — ослабление памяти и внимания, раздражительность, сниженный контроль за эмоциями; диабет — капризность, эгоцентризм; туберкулез — повышенную активность, общительность, жажду жизни, доходящую до легкомыслия, до безалаберности. Хотя последнее изменение характера не всегда стоит относить к негативным. Легкомысленный и общительный «старичина» все-таки меньше утомляет, чем жутко нудный и обидчивый «хрен скрипучий». Но при любом недуге долгие стрессы и периоды депрессии приводят к тому, что в поведении человека возникают довольно неприятные свойства — пессимизм, завистливость, обидчивость, подавленность, раздражительность и т. п. И получается агрессивная, вечно всем недовольная особа, склонная винить мироздание во всех своих бедах.

Впрочем, человеку не обязательно ничем болеть, чтобы регулярно переживать стрессы и депрессии. Этого добра хватает и в жизни практически здоровых людей. Поэтому отрицательные эмоции либо нужно корректировать согласно потребностям личности, либо они сами откорректируют личность согласно собственным нуждам. У эмоций, в принципе, только одна «нужда» — хотя большая. Им необходимо изливаться — неважно куда. Действительно, если не пытаться ничего в себе изменить, развить, направить на конкретные цели — то, вероятнее всего, бессмысленно циркулирующая в организме энергия найдет себе подходящее применение «здесь же, не отходя от кассы». И при отсутствии рамок и заграждений, которые способен поставить перед «половодьем чувств» только разум, вся личность превращается в минное поле. Агрессия может возникнуть в любой момент по любому поводу. Женщина, которая ее продуцирует, нередко сама не в силах объяснить, почему ее так «переклинило». Хотя обычно все довольно просто: в данный момент у агрессивной особы в мозгу совпали некоторые возможности и потребности — ей хотелось сбросить накопленную агрессию; условия оказались примерно подходящими для подобного «сброса». И все.

Злобная дура. Да, не слишком корректная характеристика. Но, как говорил Пеликан в «Мистере Иксе»: «Ну уж, что выросло, то выросло!» Итак, злобная дура — самый несимпатичный «подвид» любительницы скандалов — уже упоминавшейся «саламандры». Любая свара, склока, сплетня и вообще ситуация, чреватая как продуцированием, так и получением отрицательных эмоций, для злобной дуры — питательная среда. Она может жить и процветать только там, где время от времени — и лучше почаще — происходят скандалы. Поэтому женщины подобного типа постоянно «цепляются» к окружающим: не так сидишь, не так стоишь, не так уши держишь! Если они увидят, что какая-то тема способна вызвать взрыв негодования — охотно используют этот «рычажок». Не имея никакого «созидательного потенциала», обзывают людей талантливых и занятых делом «популистами», «искателями дешевой славы». Могут подолгу «обтаптывать» и «высиживать» административные должности, но не преминут сделать вид, что, заняв это кресло, многим пожертвовали — уж такие потрясающие проекты и выдающиеся идеи пришлось бросить на полпути! А все для людей, все для людей — ничего для себя! Не то, что некоторые…

Злобные дуры постоянно задирают и чужих, и близких — проверяют, не обломится ли им возможность «выпустить пар». И даже в атмосфере откровенно нездоровой, опасной для здоровья присутствующих, такие дамочки не могут избавиться от своей зависти, раздражительности, желчности и склочности. Поэтому и нагнетают, нагнетают, нагнетают — покуда не получат «ответ Чемберлену» от какого-нибудь достаточно решительного или достаточно отчаявшегося собеседника. Тогда злобная дура нередко переходит к шантажу: глядит с упреком, высказывается обиняками, намекает на серьезные недуги (исключительно соматические)… Среди злобных дур, возможно, не так много женщин серьезно больных диабетом или почечной недостаточностью. Более того: чтобы окружить себя таким количеством отрицательных эмоций — и твоих собственных, и ответных, желательно иметь отменное здоровье! Но, несмотря на благополучную клиническую картину, довести до негатива присущие им свойства характера они умеют, как никакие почечники-диабетики. Спонтанность поведения у злобной дуры, вероятно, не так высока, как у следующего типа, но все же ей хватает. Спросишь, для чего хватает? Для того, чтобы наломать дров: заставить окружающих, под страхом очередного взрыва «дерьмового Везувия», выполнять ее приказания, вернее, капризы. Пока они не разбегутся сломя голову кто куда. Тогда злобная дура остается в одиночестве и может провести остаток жизни, ругая всех и вся за неблагодарность.

Отвязная истеричка. Ну, это просто океан эмоций, вечно штормящий и вечно буйный. Ему нет преград и на него нет управы. Любовь (отнюдь не бескорыстная) к стихийному поведению, к спонтанному высвобождению эмоций пересиливает все резоны. Обычно истеричками не рождаются, а становятся в результате долгого культивирования «приоритета чувств и ощущений». Например, насмотревшись на какой-нибудь (чаще условный — вроде литературного или кинематографического персонажа) образец, чьи «порывы и позывы» оказали мощное влияние на ход событий — желательно, исторических — девочка решает, что ей тоже по силам менять ход чего-нибудь одной только чувствительностью. Или другой пример: проверяя в ходе детской манипуляции родных людей «на слабо», потенциальная истеричка обнаруживает, что папа или бабушка (мамы обычно чуть более устойчивы) ее слез не выносят — и готовы дать пирожное, показать кино, купить игрушку, только бы перекрыть водопад и соплеток. Есть и вариант «орущих истеричек». На руководящие должности, на места учителей и воспитателей, кстати, нередко поступают женщины, ничего, кроме крика, не вырабатывающие. Если такую даму хватит инсульт-инфаркт, окружающие облегченно вздыхают: «Дооралась!» — самое откровенное и самое точное надгробное слово. Такое впору на памятнике высекать — как лаконично, а между тем вмещает целую жизнь. Собственно, эта разновидность по симптоматике смыкается со злобной дурой — с одной лишь разницей: дура хочет именно орать, ругаться, брюзжать; истеричка добивается, чтобы собеседнику стало невмоготу, и он любой ценой «оплатил» бы ее молчание.

Почему бы и нет? Ведь в детстве от нее откупались, дабы прекратить истерику? Так отчего бы не испытать аналогичную стратегию в другое время, в другом месте и с другими людьми? Ведь это так удобно! Тем более, что ни развивать мыслительные способности, ни совершенствовать управление эмоциональной сферой, ни формировать индивидуальность не требуется. Чувствовать умеет и эмбрион. Ощущения возникают от каждого сигнала, поступившего в мозг. Преобразовываясь в настроения, ощущения влияют на первичный уровень нашего «познания мира». Конечно, в мире людей такой малостью не обойдешься. Но истерички уверены — количество реакций на внешние сигналы не просто замена качеству реакций, а достойная замена. Чем стараться, рожать на свет божий одну-единственную мысль, можно произвести целое море всхлипов, вскриков и постанываний — и добиться своего одной силой неразумения. Банза-а-а-а-ай!

Запечная пифия. Женщины, чье «а я тебя предупреждала!» может остановить (по крайней мере замедлить) ход прогресса. Их основное качество — трусость. Ни на какие действия, поиски, пробы и исследования они не способны. Зато весь потенциал «вложен» в предупреждения. Это не конформизм, не пессимизм и не мизантропия — это тотальное мироощущение, выстроенное на жанре искусства, именующегося «Dance macabre» — «Пляска смерти». Жуткое зрелище, демонстрирующее всем грешникам: в Судный день их ожидают большие неприятности. Но в мировой культуре «Dance macabre» имели обоюдный смысл: как эмоциональный выброс — то был один из самых темпераментных жанров, предтеча современного триллера; а также как экономический стимулятор — уровень продаж индульгенций в храме, где на стенах присутствовала хорошо написанная фреска упомянутого жанра, вероятнее всего, на порядок превышали показатели в храме, где ничего подобного не было. Но индивиду, появившемуся на свет не в средневековой Испании или там в Мексике, а в России, накануне XXI столетия — ему-то на кой ляд, спрашивается, понадобились все эти разнузданные скелеты, неумело кривляющиеся в брейк-дансе на трупах, и бесчинствующие черти, волокущие в огонь голых, непривлекательных, сильно чем-то расстроенных граждан? Да все затем же — ради «страху божьего»! Или ради страху как такового. Ибо страх — отличное оправдание несложившейся и неинтересной жизни.