При виде платья все благоговейно замерли. Настоящий Клайн: тончайший шелк, скошенный лиф и изящно задра­пированное декольте. Да, в этом платье Флисс даст сто очков вперед любой манекенщице.

– Ух, ты! – задохнулась Мел. – Просто замечательное.

– Глаз не оторвать, – поддержала ее Эбби.

– Вам нравится, девочки? – с беспокойством спросила Флисс, как будто их мнение было для нее самым важным.

– Еще бы! – хором воскликнули сестры и обняли ее.

От этой трогательной картины Лиони почувствовала комок в горле. Флисс вытирала появившиеся на глазах слезы, а близнецы целовали ее и уверяли, что в этом платье она будет выглядеть потрясно.

Андреа понимающе улыбнулась Лиони.

– Наверное, не слишком весело смотреть, как твой быв­ший муж снова женится, – прошептала она, сочувственно сжав руку Лиони.

– Не в этом дело… – пробормотала Лиони, и это была правда. Ее убивала не перспектива нового брака Рея, а то, что Мел и Эбби влюблены в свою будущую мачеху.

– Великолепно, – гордо сказала Лидия, глядя на свою любимую дочь.

– Великолепно, – поддержала ее Лиони, улыбаясь с та­ким усилием, что, казалось, макияж начнет осыпаться кусками.

Все были так добры к ней, так старались это показать, и все же она чувствовала себя призраком на чужом пиру. Разве могут дети не предпочесть эту богатую и привилегированную семью скучной и скромной жизни в Уиклоу?

– Нет, вы только посмотрите! Разве не прелесть? – ска­зала девушка, сидящая рядом с Лиони на маленьком золо­ченном стуле в гостиной Беркели, которую на время свадьбы Рея и Флисс превратили в небольшую часовню, обильно ук­рашенную бледными орхидеями.

– Да, прелесть, – послушно согласилась Лиони. После получасового сидения на неудобном стуле ныло все тело. С тех пор как она с детьми появилась здесь, присут­ствующие то и дело бормотали, обращаясь к ней: «Разве не прелесть?» Да, прелесть, черт возьми! Орхидеи – прелесть, струнный квартет – прелесть, бокал розового шампанско­го – прелесть, сестра Флисс Мона, потрясающая девица, явно наплевавшая на оборочки, привычные для платья по­дружки невесты, тоже прелесть, хотя и несколько недоодета. Но Лиони вся эта прелесть уже надоела до чертиков.

– Мам, она идет! – выдохнула Мед, садясь рядом с ней. – И выглядит…

– Не говори мне, – сказала Лиони сквозь сжатые зу­бы, – я и так знаю: прелестно.

Мел пребывала в экстазе – Лиони угадывала все призна­ки. Последние дни она только и говорила, что о доме Берке­ли, о красивых вещах, которые там есть, и о том, как, должно быть, приятно жить в таком доме. Рей водил их кататься на лыжах, на коньках, на санках и в модный ресторан, где пода­вали бифштексы. Лиони боялась, что Мел будет трудно при­мириться с их маленьким коттеджем в Грейстоуне. Там дом давно следовало покрасить, кафель в ванной осыпался, биб­лиотека состояла из книжной полки в гостиной, а настоящи­ми салфетками они пользовались, только когда приходила Клер, которая терпеть не могла бумажные полотенца.

– Помни, Мел, здесь чудесно, но этот мир совсем не похож на наш, – не утерпела и сказала она. – Все деньги у родителей Флисс. Таких денег нет ни у твоего отца, ни у меня, вот почему мы и живем по-другому.

– Я же не дурочка, мам! – обиделась Мел. – Можно же просто получать удовольствие. Обязательно тебе надо все ис­портить.

Именно поэтому, когда Флисс медленно и изящно про – шла к Рею по проходу, глаза Лиони наполнились слезами. Сквозь слезы она видела, что Флисс и в самом деле выглядит потрясающе в этом платье от Кевина Клайна: высокое, стройное видение в кремовом шелке с маленьким букетом орхидей в руках.

Сидящая по другую сторону прохода Андреа бросила на Лиони сочувствующий взгляд. Лиони захотелось закричать во весь голос, что ей насрать, на ком женится Рей, но она уже сыта по горло этим выставляемым напоказ богатством Бер­кели.

После церемонии Мел куда-то сбежала, оставив Лиони сидеть и недоумевать, что делать дальше. Недоумевать при­шлось недолго – всех гостей проводили в столовую. Двери, ведущие в огромную оранжерею, сняли, и получился боль­шой зал. Сквозь стекла оранжереи открывался дивный вид на заснеженные вершины гор. Неплохое зрелище представ­лял и стол, заставленный всевозможными деликатесами, в центре которого стояла ледяная скульптура двух лебедей, склонившихся над блюдом с устрицами.

Там были омары, семга и огромное количество пармской ветчины, не говоря уже о всевозможных салатах. Бесшумно скользили официанты в смокингах, разнося шампанское, минеральную воду и тарелки для закусок. Скоро гости нача­ли веселиться от души, смеяться, шутить и даже отчасти схо­дить с ума – например, один бодрый старичок лет ста на вид вытащил Мону на середину, а все гости начали хлопать в ла­доши.

Лидия не устояла и подошла к Лиони, чтобы похвастаться.

– Эту скульптуру доставили из Лос-Анджелеса самоле­том. Она охлаждает устрицы.

Лиони с трудом удержалась и не сказала, что они зря бес­покоились насчет ледяной скульптуры, когда вполне могли поставить устрицы рядом с Лидией, они наверняка бы замер­зли.

– Потрясно, правда, мам? – сказал подошедший к ней Дэнни, который уже держал в руке полную тарелку. И стакан пива. – Это мне папа дал, – объяснил он, прикладываясь к пиву. – Он знает, я вино не люблю. А ты в порядке, мам? Какая-то ты тихая. Тебя Мел достала, да?

Лиони снова почувствовала, что вот-вот заплачет. Смех, да и только! Но так неожиданно и приятно было видеть чут­кого Дэнни. Обычно наиболее проницательной была Эбби. Но в последние дни Эбби не отходила от Флисс, болтала с ней, улыбалась, поднимая к ней лицо… Она явно чувствовала себя с ней комфортнее, чем с собственной матерью!

– Со мной все в порядке, – отрывисто сказала Лиони. – Я просто все время вспоминаю наш дом и сравниваю его с этим дворцом. Боюсь, никогда не смогу есть с наших деше­вых тарелок после этих золотых.

Дэнни фыркнул.

– Все показуха, мам, – равнодушно заметил он. – Это мать Флисс придумала. Она очень любит выпендриваться и настаивала на таком грандиозном приеме. Папа сказал мне, что они, с Флисс хотели устроить совсем скромную свадьбу, но Лидия ни за что не соглашалась. Зато остальные, по-моему, очень даже ничего.

Лиони внезапно почувствовала приступ жалости к Ли­дии. Устройство такой свадьбы, очевидно, явилось для нее способом решить какие-то собственные проблемы.

К вечеру Лиони все надоело – и даже не потому, что она была здесь единственной женщиной без спутника. Она вволю наговорилась и здорово переела, но даже марочное шампанское и великолепная еда на смогли приглушить ною­щей боли в сердце при виде суетящихся вокруг Флисс Мел и Эбби.

Каждый раз, когда она смотрела в их сторону, Флисс бол­тала и смеялась с близнецами. Молодожены переходили от пары к паре, а вслед за ними тянулась уже готовая семья. И именно Эбби, материнский оплот и надежда, казалась наиболее счастливой рядом с Флисс! Мел цеплялась за рукав отца, и, наблюдая за ними обеими, Лиони испытывала страх.

Флисс явно была привязана к близнецам. Она, бесспор­но, станет прекрасной матерью для своих собственных детей. Но что, если она сблизится с Мел и Эбби настолько, что по­старается перетянуть их к себе? Вдруг девочки решат, что роскошный образ жизни в Америке им нравится больше, чем скромное житье-бытье в Ирландии? Что тогда делать Лиони?

Новогодняя вечеринка у Кирстен и Патрика прошла за­мечательно. Собралось около пятидесяти гостей, с удоволь­ствием налегавших на восточные блюда, на которых настояла Кирстен. Вино текло рекой, все от души веселились, и даже небольшие стычки между коллегами Патрика не нарушали общего веселья.

Кирстен правила балом в золотом платье от Карен Мил-лен, флиртовала со всеми подряд и глушила водку бокал за бокалом. Она оставила Эмму с родителями в углу столовой, и, когда Пит отправился за вином для себя и Джимми, все замолчали, что разительно контрастировало с общим шумом и гамом.

Эмма, которой нельзя было пить, потому что ее назначи­ли водителем, лениво крошила булку и тайком посматривала на часы. Уже почти шесть. Они с Питом сказали родителям, что собираются еще на одну вечеринку, чтобы уйти порань­ше. На самом деле им просто хотелось тихонько посидеть дома.