– Да много с кем… С каким-то каскадером, который уже сто лет там живет и даже еле-еле говорит по-русски. И с мужем известной актрисы. С хозяином бензоколонки, который когда-то мечтал сниматься в кино. С алкоголиком. И еще с каким-то спортивным инструктором.
Мое сердце исполнило сложнейший акробатический кульбит и жалобно затрепыхалось в горле.
– Со спортивным инструктором? – беспомощно повторила я. – И как же его зовут? Ты, наверное, еще не знаешь, да?
– Почему же, – добродушно усмехнулась Лека, – подожди, посмотрю… Так, где это у меня?… А, вот, нашла. Эдуард Маркин!
– Какой кошмар! – вырвалось у меня.
– Что? – удивилась Лека.
– Я имею в виду, что рада за тебя, – с трудом я взяла себя в руки. Сказать ей или не сказать? Сказать или не сказать? – А почему ты берешь у него интервью? Он ведь, наверное, просто мелкая сошка.
– Да нет, он там считается очень престижным инструктором, – весело возразила дура Спиридонова, – репортаж будет называться «История успеха». Ведь он добился всего этого за такое короткое время!
Понимаю, что это нехорошо, но я бы предпочла, чтобы спиридоновский телесюжет носил название с диаметрально противоположным смыслом. «История провала», например. Под грустную скрипичную музыку заросший белобрысой щетиной Эдик со слезящимися красными глазами рассказывал бы миллионам зрителей о том, как, потеряв работу, он запил горькую. Да рейтинги нашей передачи взлетели бы до небес!
Стоп, стоп! О чем я думаю? Нельзя желать такого человеку, даже если он уехал от тебя на другой конец земли и ни разу не позвонил.
– И когда же ты улетаешь?
– Завтра иду в посольство. А там уж как получится… Кашеварова, ты не расстроилась? У тебя еще все впереди! – приободрила меня Лека.
– Со мной все в порядке, просто голова раскалывается.
– Тогда ложись пораньше! У тебя же завтра ответственный день!
– Это точно, – я покосилась на аккуратно развешанную на диванной спинке одежду. Между прочим, я так еще и не решила, что выбрать. – Ладно, Лека, спокойной ночи.
– Спокойной ночи! Желаю тебе удачи на завтрашнем интервью.
«Да уж, удача мне не помешает, – подумала я, – теперь, когда я знаю, что Эдик добился успеха, я просто не имею права упустить этого коллекционера антиквариата! Просто не имею права!»
* * *
Классическая съемочная группа состоит из нервного, измученного гастритом журналиста, бодро похохатывающего невозмутимого оператора, индифферентного ко всему (кроме пива, конечно) видеоинженера и пьяного в хлам осветителя (чтобы не упасть, представители этой благородной телевизионной профессии вынуждены обеими руками держаться за осветительный прибор). Так сказала мне Лека, и, судя по всему, она была права. Роль корреспондента-невротика должна была исполнить я, вся остальная гоп-компания была уже в сборе.
Откашлявшись, я степенно представилась. Я помнила о том, что авторитет в новом коллективе зарабатывается в первые же минуты. Жаль, что от природы у меня высокий голос – некоторые недоброжелатели даже называют его писклявым, хотя, ручаюсь вам, что на самом деле это не так.
– Доброе утро, меня зовут Александра Кашеварова, я – новый журналист!
Никто даже не повернул в мою сторону головы. Оператор возился со стопкой кассет, видеоинженер прилип к телеэкрану (показывали «Дорожный патруль», почему-то вид залитого кровью асфальта и мрачных лиц свидетелей вызывал у моего нового коллеги нездоровый смешок). Осветители азартно резались в «дурака» – засаленные, истрепанные карты так и порхали над столом.
– Меня зовут Саша, – менее уверенно повторила я.
Ноль внимания. Признаться честно, я растерялась. Теоретически я знала, что корреспондент является условным руководителем съемочной группы. Но значит ли это, что я должна властно прикрикнуть на совершенно незнакомых людей, призывая их к порядку? Может быть, разыграть из себя стерву – пнуть ногой ровную стопку кассет, только что сложенную оператором? Или свернуть трубочкой толстенный глянцевый журнал об интерьерах, который я почитывала в метро, и изо всех сил треснуть им между глаз видеоинженера – может быть, от неожиданности его взгляд станет более осмысленным?
Но вместо этого я продолжала уныло топтаться на пороге.
Неожиданная помощь подоспела вовремя; моим ангелом-хранителем оказалась Ада, с которой я познакомилась в редакции накануне. Я и не заметила, как она появилась за моей спиной. Сегодня на ней был еще более умопомрачительный наряд, чем вчера. Шифоновое красное мини-платье не скрывало ни ее страдающих варикозным расширением вен ног, ни мясистых дрябловатых рук, ни загорелой увядшей груди. Ее уверенности в себе можно было только позавидовать.
– Всем встать! – громко гаркнула она.
Представители съемочной группы нехотя оторвались от интересных дел и уставились на нас. Ада решительно выдернула штепсель телевизора из розетки, потом смахнула со стола игральные карты.
– Познакомьтесь, это Саша Кашеварова, наш новый корреспондент!
Четыре пары хмурых глаз неприязненно уставились на меня. Мне только и оставалось, что тоненько хихикнуть и приветливо помахать рукой.
– И чтобы без глупостей! – неизвестно зачем добавила Ада. – Всем марш на улицу, вас там уже машина ждет!! А ты, Саша, – она обернулась ко мне и понизила голос, – будь немного понаглее. Здесь иначе нельзя.
– Не знаю, получится ли… – Я смотрела, как видеоинженер нарочито медленно складывает в специальную сумку микрофоны.
– Получится, и не сомневайся. Ну… Ни пуха ни пера тебе!
И я подумала – а может быть, и впрямь послать все к черту? Ну какой из меня журналист, если я даже не могу заставить съемочную группу прекратить строить из себя умирающих лебедей? Но потом я взяла себя в руки. Как водится, послала к черту Аду – на удачу – и, увлекая за собой мрачно матерящихся осветителей, покинула редакционную комнату.
Я собиралась взять первое в жизни телевизионное интервью.
* * *
Коллекционер антиквариата ждал нас в своем офисе, расположенном в симпатичном розовом особнячке в самом центре Москвы.
Всю дорогу я посматривала то на часы, то в карманное зеркальце. Часы свидетельствовали о том, что мы безбожно опаздываем, зато зеркальце оптимистично утверждало, что я красива и достойна внезапной миллионерской любви.
– Да прекрати ты так нервничать! – обратился ко мне оператор, которого звали Димой.
– Да я и не нервничаю вовсе, – попробовала улыбнуться я. Уголки губ дрожали.
– Вот бы мне хоть наполовину так же серьезно относиться к работе! – усмехнулся он.
Знал бы этот Дима, что я переживаю вовсе не из-за работы (никогда не была карьеристкой), а из-за предстоящего свидания с коллекционером-миллионером. Сразу ли он падет жертвой моей агрессивной сексуальности или мне придется очаровывать его умной и ироничной беседой? Предпочитает ли он блондинок или брюнеток? Нет ли у него постоянной девушки? И так далее…
– Это твоя первая работа на телевидении? – спросил Дима.
Откровенно говоря, я бы предпочла помолчать и спокойно еще раз обдумать детали интервью.
С другой стороны, я понимала, что пренебрегать дружелюбным вниманием нового коллеги, по меньшей мере, невежливо.
– Да, – честно призналась я.
– Я так и знал. Все вы ведете себя одинаково. Я заметил, что первое время корреспондентки одеваются как на парад. Потом им это надоедает. Они наконец понимают, что телевидение – это не праздник, а рутина.
Я покосилась на его заляпанные чем-то белым джинсы. Да, такой тип скорее сжует на обед собственные носки, чем появится на работе в отглаженной белоснежной рубашке.
– Уж не думаешь ли ты, что наш коллекционер на тебя клюнет? – Диму осенила внезапная догадка.
Мне стало как-то не по себе, уж слишком быстро он рассекретил мои наполеоновские планы. Я сделала вид, что его бредовое предположение кажется мне смешным (правда, смешок получился неестественным), и быстро сказала «нет».