– Здесь ничего не изменилось. – Его голос дрогнул, и я с удивлением осознала, что Данила волнуется. – Ну, как тебе?

Пожав плечами, я глубоко вдохнула, удивляясь отсутствию вошедшей в привычку мелкой пыли.

– А еще – вот чудо – здесь есть чертовы пальцы!

– Что?

– Камни такие – чертовы пальцы! В детстве я любил их подбирать. У меня была целая коллекция. Хочешь, пойдем проверим? Вдруг остались еще.

– Туда? – Я с опаской посмотрела сначала вниз, а потом на свои лаковые туфли.

– Можешь подождать меня наверху, – немного разочарованно сказал Данила, – если что, я тебе принесу.

– Ладно уж. Раз приехала… – Я сделала осторожный шаг вперед и тут же поскользнулась на обманчиво устойчивой глине. Донецкий, как ни пытался, удержать меня не смог. И вот в своем платье «идеальный-наряд-для-городского-свидания», в самых лучших туфлях, в единственных целых колготках я кубарем покатилась вниз.

Так в считаные секунды арбатская принцесса из подвида «воздушных, к поцелуям зовущих» превратилась в разухабистую пэтэушницу, хорошо гульнувшую на деревенской дискотеке. Волосы растрепались, кокетливая вязаная шапочка съехала на бок, колготы продрались до дыр, под ногти забилась земля. Данила бежал за мной с испуганным лицом, однако сделать ничего не мог, разве что сочувственно хмуриться и, дождавшись моей остановки, вежливо подать руку.

– Глаша! С тобой все в порядке? Ноги целы?!

Я досадливо стряхнула его ладонь. Поднялась, покачиваясь на каблуках, обнаружила, что обе набойки оторвались и канули в неизвестном направлении. Да уж, хорошее свидание. Может быть, в моем неприятии романтики в ее демонстративных аспектах и правда есть здравый смысл. В моих прямолинейных свиданиях не было ни романтики, ни радостного замирания сердца, зато и все риски ограничивались призрачным шансом подцепить хламидиоз.

– Я куплю тебе новые туфли, можно? – перехватив мой взгляд, заюлил Донецкий. – И платье, и колготки, и шапочку. Хотя шапочки тебе не к лицу.

– Ничего мне не нужно, – мрачно сказала я, одергивая платье.

А он протянул руку и вытащил откуда-то из-за моего уха сухую соломинку с лукавой улыбкой фокусника. Было в его глазах что-то, подсказывающее: сейчас он меня поцелует. Не в располагающей темноте кинотеатра, не в отдельной кабинке ресторана, а именно сейчас, когда я перепачкана глиной, помята и зла на весь мир.

Странный все-таки народ эти мужчины. Иногда мне кажется, что они и правда прилетели с другой планеты. Только притворяются такими же, как мы, но все время, подобно героям комедийных космических опер с Лесли Нильсеном в главной роли, попадают впросак.

Его губы были совсем близко, и мне показалось, что пахнет от него, как и десять лет назад, мятной жвачкой.

В самый последний момент я прижала ладонь к его груди:

– Донецкий, не надо! Ну что ты творишь, не видишь, на кого я похожа?

– Ты похожа на девушку, которая мне нравится, – немного разочарованно сказал он, – но если ты настаиваешь…

– В другой раз. Ты меня извини, но… Может быть, отвезешь меня домой? Я промочила ноги и вся грязная. Это не располагает ни к романтике, ни к расслабленному созерцанию природы.

– Конечно-конечно, раз ты так хочешь, – преувеличенно бодро засуетился мой горе-ухажер. – Тогда позволь хотя бы подарить тебе вот это!

Он разжал ладонь, и я увидела какой-то небольшой продолговатый предмет, похожий на фигурку из бивня мамонта.

– Это чертов палец, – улыбнулся он, – все-таки они здесь еще остались. Успел подобрать, пока бежал за тобой.

– Знаешь, Донецкий, – я вздохнула, – ты на меня уж не обижайся, но, по-моему, ты всегда не в себе… Ладно, надо отсюда выбираться. Спасибо за великолепное свидание. – С этими словами я спрятала чертов палец в карман.

– Мне подарили булыжник! Огромный булыжник, представляешь? Если я буду все время носить его на правой руке, то она вытянется до колена, и я стану похожа на долбаную шимпанзе! – в телефонной трубке звенел счастливый голос Len'ы (crazy). – О-о-о, если бы ты его только видела!

Сонно повернув голову в сторону тумбочки, я констатировала, что булыжник, подаренный мне самой – идеально ровный чертов палец, – на месте. А значит, все это – тарахтящий мопед, влажный лес, безумец Данила, порванные колготки и испорченные лучшие туфли – мне не приснилось.

– Каратов пять, не меньше! Нет, шесть! Голову даю на отсечение, шесть. Сегодня собираюсь наведаться к оценщику, просто интересно, сколько такое может стоить. Представляешь, я проснулась утром в холодном поту. Сроду не встаю раньше полудня, а тут – шесть на часах, сна ни в одном глазу. Приснилось, что колечко стибрили.

– Успокойся, – усмехнулась я. – А с чего это Пупсик так расщедрился?

Истерическое щебетание резко прервалось, словно сел ее внутренний аккумулятор, но только для того, чтобы возобновиться с новой силой.

– До тебя что, и правда не доходит?! Я добилась, смогла, победила!!! Глашка, я замуж выхожу!

Я резко села на кровати. Полной душой сочувствуя Ленкиным надуманным проблемам, я, тем не менее, какой-то теневой толикой своего существа надеялась, что все это – лысый Пупсик с его гаремом, ежедневная шопинг-терапия в Петровском пассаже, мудреные витамины из аптеки Bosco, надменный взгляд свысока и Шахерезадины байки об олигархических праздниках жизни – есть временный каприз. И рано или поздно из холеной оболочки этой получужой женщины с эпилированными подмышками, нарощенными ресницами и ботоксом в переносице выскочит, как черт из коробочки, настоящая Ленка, живая, теплая – та, которая была мне привычна и любима. И вот что – я не верила в успех предприятия «женитьба Пупсика». Я была убеждена, что такие, как Пупсик, не женятся – они годами мурыжат своих терпеливых любовниц, умело придерживая их на грани «вот-вот – и все случится, милая», а потом приходит время, и они меняют слегка постаревших женщин на первосортный товар без шероховатостей, целлюлита и серьезных намерений. Мы с Мариной иногда об этом разговаривали. Вздыхая, признавались друг другу: как же нам жалко несчастную Ленку, которая тратит драгоценное время на такого урода. После таких разговоров становилось легче – наличие единомышленника как бы автоматически возводило предположение в статус абсолютной истины. Но мы как-то упустили из виду, что Len'a (crazy) не признавала нерешаемых задач и на компромиссы не разменивалась.

– Гланя? Ты мне даже ничего не скажешь? – бодро удивилась она. – Я знаю, что тебе бы не хотелось, чтобы я вышла замуж. Я знаю, что тебе было бы удобнее, чтобы я по-прежнему жила в подъезде, пила неразбавленный ром и спала с арбатскими алкоголиками. Но раз уж ты не чувствуешь радости, неужели хотя бы не можешь сделать вид?! Маринка вот сделала.

Я принялась горячо протестовать, зная, что смысл слов перечеркивается вялым тоном, которым они произносятся:

– Нет, что ты! Я правда за тебя рада… Не обращай внимания, я просто только что проснулась… Собственно, твой звонок меня и разбудил.

– Ладно уж, прощаю, – вздохнула Лена, – и даже приглашаю на свадьбу. Вы с Мариной подружками невесты будете.

– В смысле – свидетельницами?

– Никакой совковости! – отрезала она. – Никаких выкупов невесты, шампанского в ЗАГСе, битья бокалов на счастье и салата оливье! У нас будет свадьба европейского образца. Шикарное платье, одинаково одетые подружки, венский вальс и вместо торта – пятиэтажный фонтан из белого шоколада! – Она была так возбуждена, что даже подвизгивала на последних нотах.

– Я так за тебя рада… – уныло повторила я.

Маргинальные невесты похожи на перевернутые вазы с ванильным пломбиром. Меня всегда удивляло – ну почему дешевые свадебные наряды отличаются таким отменным дурновкусием? Синтетические подъюбники, которые трещат, как сухие дрова, и электризуют волосы, многоярусные оборки, банты на заднице, искусственные розы в декольте – ну почему малобюджетная невеста должна выглядеть как помесь китайской Барби и гулящей девушки из исторической мелодрамы?