Литмир - Электронная Библиотека

– Не набивай желудок хлебом, – рассмеялся Данила, которому принесли банальный martini dry. – Потому что все остальное здесь еще лучше.

– Тогда пусть хлеб мне завернут с собой… Ну а у тебя как все сложилось, Донецкий? Помнится, ты мечтал быть пиратом и путешественником. Но, судя по всему, стал примерным офисным клерком.

– Злющая ты какая! – рассмеялся он. – И вовсе я не офисный клерк. У меня своя туристическая фирма. Занимаюсь организацией необычных путешествий. В самые нетуристические пятнышки земли. Северный и Южный полюса, джунгли Боливии и Перу, пещеры Кордильеров, глухие леса Сибири… Правда, желающих пока не так много, надо сказать. Да и вся моя фирма состоит из трех человек – секретарша, мальчик на побегушках, гордо именующий себя «старший менеджер», да я сам… Так что если захочешь увидеть чудо, это ко мне.

Его глаза разгорелись, и на минутку из прилизанного джентльмена в кожаном пиджаке выглянул другой Данила Донецкий, мечтательный мальчишка с содранными коленками. Он принялся рассказывать о том, как, бросив Авиационный институт на третьем курсе, он отправился в экспедицию в джунгли Латинской Америки, где, по слухам, все еще осталось много неоткрытых учеными городов. Как известно, доколумбова Америка изобиловала золотом и в древних городах можно было рассчитывать на неплохой улов. В сущности, он хотел стать банальным мародером – что-то среднее между мечтой о судьбе пирата и карьерой современного дельца. Донецкий нанял проводника и отправился в путь, расчищая себе дорогу острым топориком.

– Ты не представляешь, что такое джунгли! Иногда мы передвигались со скоростью сто пятьдесят метров в день! В день! Ты только попробуй вообразить! Идешь, пробивая себе дорогу топором, а через два дня прорубленная тропинка опять зарастает. А вокруг – деревья тридцати метров высотой! Лианы! Высоченная, как камыш, трава! Куча неведомых животных! И все это орет, поет, угрожает, устраивает перекличку!

В тот момент он был похож на безумца. Пятнистый румянец выступил на его щеках, глаза блестели и казались черными из-за расширенных зрачков – создавалось впечатление, что Донецкий по примеру красавиц из прошлого закапал в глаза какой-нибудь белладонны. Речь его стала отрывистой, вдохновенной, и после каждой фразы можно было мысленно поставить четыре восклицательных знака. Он не обратил внимания на официанта, который принес нам острый тыквенный суп с морепродуктами, он даже на меня, свою единственную слушательницу, не смотрел. Казалось, Донецкий видит перед собой все, о чем рассказывает, – и душный лесной туман, и зудящие стаи москитов, каждый из которых достигает размера городского воробья, и волшебный шумящий лес, и ароматный созревший инжир, к которому, точно к приветливому маячку, стекаются все обитатели джунглей.

Надо признаться, рассказ его меня очаровал. И даже не столько рассказ, сколько ситуация – скромный городской мальчик, втайне мечтающий стать пиратом, вместо карьеры и заключенных в строгие рамки будней предпочитает вступить в поединок с густым, как негритянские волосы, лесом.

– Мы рисковали. Мы были вдвоем – я и мой проводник. Конечно, у нас было оружие, но… В джунглях это мало что значит.

– А дикие животные?

– Это еще полбеды. Индейцы. Представь себе, где-то на земном шаре остались уголки, где живут дикие лесные племена, не знающие, что такое телевизор. И единственным аргументом для них является смоченная в кураре стрела.

По моему телу пробежал волнительный холодок.

– И чем все дело закончилось? Вы нашли заброшенный город?

– Увы. Тропический климат не слишком комфортен. Мой проводник подхватил пневмонию и едва не погиб. Мы были вынуждены вернуться. Но на обратном пути… Я увидел чудо.

– Индейскую девушку с черными косами, разгуливающую по лесу топлес?

– Да ну тебя, Федорова! Мы немного изменили курс, чтобы побыстрее вернуться в город. И наткнулись на лесное озеро с водопадом. Глашка, ты даже не представляешь, что это такое!.. – Не глядя, он схватил со стола стакан с водой и залпом его осушил. – Мы пришли туда на рассвете. Еще было совсем не жарко, прохладно даже. Сквозь ветви едва пробивался солнечный свет. Сначала мы услышали мерный шум воды, а потом… Это было настоящее чудо! Водопад, не очень большой, метров пятнадцать. Он спускался вниз каскадами, и вокруг него была золотая дымка крошечных капель. У моего проводника была температура сорок. Он открыл глаза и расплакался – ему показалось, что он уже умер, попал в рай и видит ангелов. Там, на берегу лесного озера, я вдруг понял, что это судьба. И больше мародерствовать не пытался.

– Романтично, – выдохнула я.

– Позже я вернулся туда уже без проводника, в одиночку. А потом… Решил, что хочу делиться этим чудом. Вернулся в Москву, зарегестрировал фирму, снял небольшой офис, дал кое-куда рекламу. Сначала у меня был только один маршрут. Я называл это путешествие «чудотерапией». Пару раз свозил небольшие группы. А потом подумал – ведь в мире должно быть много таких мест.

– Значит, твоя мечта все-таки сбылась. – Мне немного взгрустнулось. Передо мной сидел некогда влюбленный в меня Данила Донецкий, и было нам по двадцать пять лет. В его темных глазах отражались лесные водопады, лианы и обледеневшие вершины гор. Моя арбатская свобода вдруг, пусть всего на одно мгновенье, но все-таки показалась мне… ложной. А жизнь – какой-то пустой. Когда-то я была заложницей швейной иглы и учебника геометрии, а сейчас являюсь пленницей ветхого стула и пачкающего пальцы грифеля. В мою кожу въелась эта грязь – и даже на маникюре она не отскабливается. Получается, изменились только тюремщики, а, по сути, так ничего и не изменилось.

Встряхнув головой, я отогнала мрачные мысли и принялась за жаркое в горшочках. Было оно таким вкусным, что у меня даже немного поднялось настроение. Нежная баранина таяла на языке-и как они умудрились сделать мясо столь воздушно-невесомым?

– А твоя, значит, нет, – прищурившись, вдруг выдал он.

Я уронила в горшочек ложку.

– Что ты имеешь в виду? – Как же это неприятно, когда твои мысли читает совершенно посторонний человек. Значит ли это, что ты примитивна, как табурет из ИКЕА? Или просто собеседник – отличный психолог?

– Признаться, в первый момент я тебе поверил. Когда ты начала расписывать преимущества жизни уличного художника. И даже восхитился-ну надо же, какой смелый поступок, тем более для девушки из интеллигентной семьи. Но сейчас… Я вижу, что счастливой ты не стала.

– Донецкий, не перегибай палку, – устало попросила я, – ну встретились через столько лет, ну пообедали вместе, ну поделились новостями. Не надо читать мне мораль, договорились?

– У меня и в мыслях не было… Ладно, давай сменим тему. Ты по-прежнему очень красивая. И мне нравятся твои резиновые сапоги.

Почему-то комплимент не обрадовал – может быть, я подспудно искала в нем нотки фальши. Ну не могут отлично одетому мужику и в самом деле мои сапоги нравиться, это же смешно!

– Глаша, а ты… замужем?

Я покачала головой:

– Предпочитаю свободу. Конечно, в дикой России двадцатипятилетних еще называют старыми девами. Но по европейским меркам я еще свежа как майская роза. А ты?

– Разведен, – улыбнулся Донецкий. – Студенческий брак. Нам было по восемнадцать. Она была манекенщицей. Когда я узнал, что она спит с менеджером своего агентства, то в тот же день подал на развод.

– Манекенщица! – присвистнула я. – Гламурненько.

– А мне всегда нравились высокие девушки. Как ты.

В который раз за вечер я почувствовала себя неловко. Давно меня никто так взглядом не сверлил.

Счет Донецкий не просил, просто вполголоса скомандовал официанту: «Запишите на меня».

На улице все еще шел дождь. Данила вызвался проводить меня до дому. Мы молча шли по Арбату, и он поддерживал меня под руку. Почему-то хотелось плакать и побыстрее оказаться одной. Отключить телефон и сидеть в темной квартире – чтобы, приметив в окнах гостеприимный свет, кто-нибудь не напросился бы на чай. Еще я вдруг осознала, что уже четыре месяца не звонила домой, бабушке. Родители восприняли мой самовольный уход из дома стоически, с легким безразличием фаталистов. Через какое-то время после моего обоснования на Арбате мама оставила работу. Это показалось мне удивительным – она всегда была феминисткой московского разлива: не отрицающая институт брака, она рьяно боролась за финансовую независимость и даже с переменным успехом вступала в конкурентную борьбу за пальму семейного финансового первенства. А тут – уехала с отцом в Лондон на три года. Жить в уютном пригороде, покупать одежду на Bond street, ходить на приемы и ностальгически варить борщи. Бабушка осталась в нашей просторной квартире на Сретенке одна. Во время нечастых телефонных разговоров со мной она держалась в меру приветливо, но в гости не звала. Я знала, что она переживает.

14
{"b":"138969","o":1}