– Как тебе объяснить! Валечка – ребенок. Нет, она взрослая девушка, умная, но в душе школьница.

– Она моложе твоей дочери!

– Старше на год. И она меня так любит… И я… И тебя тоже.

– Ты думаешь, что влюблен?

– Я не думаю… Кара, я влюблен, – выпалил он и замолчал.

Она поняла, что весь предыдущий разговор был лишь бессмысленной подготовкой к этой короткой, как выстрел, фразе. У нее давно было плохое предчувствие. Карина боялась этого разговора, и несколько раз он ей даже снился. Она думала о том, что скажет ему в ответ. Как ненавязчиво намекнет, что она никогда не ограничивала его свободу, что она понимает все… Ободряюще улыбнется и убедит его, что такое рано или поздно со всеми случается… Что надо это пережить, перетерпеть – вместе. Не принимать никаких серьезных решений, пока не будешь уверен по-настоящему. А она – да что она, она потерпит вместе с ним… Карина думала об этом, но в глубине души ужасалась – то есть как это потерпит? Потерпит – значит, будет закрывать глаза на то, что ее законный супруг таскается к какой-то Валечке? И не будет иметь права даже его упрекнуть – сама же согласилась…

А что скажут дети? А что скажут журналисты? Что скажут поклонники? Скорее всего не скажут ничего. Но насплетничаются за ее спиною от души. Эти красноречивые сочувственные взгляды, эти ехидные улыбки былых завистниц, эти осторожные расспросы… Идеальная семья распалась.

Она не сможет, сломается…

– И что ты собираешься делать? – спросила Карина, вместо того чтобы «выстрелить» проникновенным монологом о понимании и прощении.

– Карочка… я хочу попробовать пожить отдельно.

– Понятно. То есть вы с так называемой Валечкой решили жить вместе.

– Ну зачем ты так? Ты не волнуйся, материально для тебя ничего не изменится. Я сейчас заключил удачный контракт. Что тебе подарить, Карочка? Хочешь новую машину? Хочешь отдохнуть на Бали?

«Он мой муж. Мой муж предлагает мне отступные. Как будто бы я уволенный сотрудник – и профессионал никакой, и на улицу выкинуть жалко!»

– Спасибо, Толик. – Она заставила себя улыбнуться. – Мне ничего не нужно. Деньги есть. Моя машина мне нравится. А отдыхать я не могу, работы слишком много.

– Понимаю… Кара, но и твоя вина в этом есть! – неожиданно воскликнул он.

– Чем же я виновата, по-твоему?

– Ты иногда бываешь такой странной! Эти твои кукольные домики! Три комнаты забиты кукольными домиками. Как маленькая, честное слово!

– Это меня успокаивает. Когда что-то случается, я сажусь строить домик. Ты же знаешь. Почему-то раньше тебя это не раздражало.

– Раздражало. – Он не выдержал ее взгляда и отвернулся к окну. – Когда мы жили в двухкомнатной малогабаритке, было еще хуже. Ты все равно не хотела выбрасывать эти дурацкие кукольные домики. Извини, но в этом есть что-то… нездоровое.

– Ты хочешь, чтобы я их выбросила сейчас? – устало поинтересовалась она.

– Нет. Не знаю. Извини… Меня всегда раздражало это твое странное хобби. Лучше бы марки собирала или сорила деньгами, как все твои подруги.

– У меня нет подруг, – спокойно улыбнулась она. – У такой женщины, как я, подруг быть не может.

– Да? А эта мерзкая баба, которая у нас постоянно ошивается? – прищурил глаза Анатолий.

Карина старалась быть спокойной. Она нарочито медленно извлекла из буфета нарядную фарфоровую чашку и налила себе холодного мятного чаю со льдом. При этом у нее дрожали пальцы, и чашка тоненько позвякивала на фарфоровом блюдце, словно в поезде.

– Ты имеешь в виду Зойку?

– Да, кого ж еще? Она торчит у нас постоянно. Это же невозможно, как будто у нее дома своего нет!

– Я знакома с Зойкой гораздо больше, чем с тобой. Она не подруга. Что-то вроде родственницы. Да, полуродственница.

– Наверное, поэтому у меня иногда складывалось впечатление, что она для тебя дороже, чем я! А между тем она совершенно отвратительная баба! Как ты ее выносишь, ума не приложу.

Карина отхлебнула мятного чаю. Говорят, мята успокаивает. Что-то не похоже. Наверное, ее сейчас и фенозепам не успокоит.

– Ты все сказал, Толя?

Внезапно он подошел к ней и положил руки на ее тоненькие плечи. Чуть чашку не опрокинул. На, между прочим, светлый ковер.

– Кара, прости меня. Я дурак. Наговорил тебе всего… Но ты должна понимать, я просто нервничаю…

«Ты должна понимать…» И почему это я должна всех понимать? Меня бы кто понял!»

– Карочка, я уже пойду. Ну, если что понадобится, ты мне звони, хорошо? Я и сам буду звонить два раза в неделю.

Вот так все и кончилось. Она долго поверить в это не могла, все ждала, что он одумается. Но нет, Анатолий наскоро собрал вещи в чемодан и уехал. Она осталась в роскошном особняке одна – как принцесса в замке. Пятидесятилетняя принцесса, которую даже некому спасать.

Дети жили в Москве, Толя снял для них квартиру на проспекте Мира, чтобы было ближе ездить на занятия. Карина вообще-то была против – она считала личные апартаменты в восемнадцать лет излишеством. Сама в свое время моталась в тот же ВГИК из подмосковной Балашихи, и ничего, пробилась…

Карина была оптимисткой по натуре. Хотя, сказать по правде, жизнь не давала ей поводов впадать в депрессию. Ей почему-то всегда везло. Везло на людей и жизненные обстоятельства. Все давалось ей легко, даже диеты. И вот на самом Олимпе – такое разочарование…

Несколько часов после Толиного ухода она места себе не находила. Металась по дому, как наркоманка в ломке. Пыталась на что-то отвлечься, но не смогла. То книгу схватит, то тряпку для пыли. Попробовала сесть за новый кукольный домик. Но не смогла даже придумать эскиз.

Кукольные домики, кукольные домики… Каждый упакован в отдельную коробку. В ее доме предусмотрены три специальные комнаты со стеллажами «под домики».

Первый кукольный домик Карина сделала, когда ей было девятнадцать лет. Тогда ей казалось, что она влюблена в одного из лекторов – мрачноватого бородатого бывшего геолога, который казался ей воплощением романтики.

Потом это как-то вошло в привычку – когда она переживала, сразу садилась за домик. Монотонная работа отвлекала, отступала печаль.

Но сейчас Карине не хотелось возиться с бумагой и клеем. Она старалась не задумываться о своем новом статусе – брошенной жены. Одиночество представлялось ей чем-то абстрактным. Более конкретные проблемы не давали ей покоя.

И самая главная печаль: что же делать с презентацией сериала? Прийти туда одной, с гордо поднятой головой? Соврать, что Толя болен? Но все равно рано или поздно все узнают, что Анатолий совершенно здоров и – даже более того – у него настоящий гормональный всплеск, вон какую девчонку отхватил! Вот над нею все посмеются!

Она позвонила одной из своих лучших подруг – бывшей актрисе по имени Зоя. Той самой «полуродственнице», которую, как выяснилось, так не любил Анатолий. Она и раньше об этом догадывалась. Правда, у него до этого самого дня хватало деликатности не указывать ей, с кем следует дружить.

Зойка когда-то была ее однокурсницей. В молодости она была невозможно хороша собой – кудрявые медные волосы, синие глаза, чуть полноватая, но изящная фигурка. Всем казалось, что Зойка непременно станет звездой, в курсовых спектаклях ей нередко доставались главные роли. Ту же Карину преподаватели оценивали куда скромнее. Но получилось по-другому. Двадцатилетней девчонкой, студенткой, Зойка познакомилась с тихим студентом-медиком, будущим стоматологом. Влюбилась, как кошка, выскочила замуж, забеременела, бросила институт и без сожаления променяла возможную славу и свет софитов на бессонные ночи возле кроватки болезненного ребенка и красные от постоянной стирки руки. Тогда Карина Зою не поняла, а потом привыкла – подруга, похоже, была со стоматологом счастлива.

Стоматолога, кстати, приняли на работу в какую-то ведомственную больницу, и он неплохо зарабатывал. А потом, после перестройки, и собственную клинику открыл. Так что Зойка Карине не завидовала – у нее самой все, что пожелаешь, было. Она тоже жила в загородном доме, даже еще более шикарном, тоже колесила на «Мерседесе» и даже располагала штатом прислуги. Причем в отличие от подруги домоседкой она не была. Наверное, насиделась в молодости при стоматологе, а сейчас ей захотелось приключений и ярких впечатлений. Карина знала, что Зоя весьма активно «ходит налево». У нее был мужской подход к отношениям – она вовсе не собиралась бросать мужа, просто время от времени ей требовался допинг.