Соня усаживается в кресло. Ясно, что разговор предстоит долгий, и не получится просто взять товар, расплатиться и уйти, как она надеялась поначалу. Повелительный жестом она указывает Раззаку на диван напротив.
— Сядь и расскажи все толком.
— Это не очень сложная услуга, госпожа, — сбивчиво начинает купец. — Дело в том, что у этого достойнейшего господина была девочка, воспитанница. Две седмицы назад она пропала по дороге из Заморы в Офир. Сиятельный месьор не знает, то ли ее похитили с какой-то неведомой ему целью, то ли девочка сбежала сама. — Он ухмыляется, как видно, пытаясь изобразить на лице понимающее лукавство, но выходит лишь вульгарная пошлость. — У юных особ бывают самые странные капризы, чему уж тут удивляться. Жизнь при воспитателе могла показаться ей слишком суровой, захотелось новых впечатлений…
— Ясно, — резким движением руки Соня отсекает совершенно не интересные ей объяснения. — Как зовут девчонку? Где точно она потерялась, где может быть сейчас? Что, вообще, о ней известно?
Воительница вздыхает. Искать ребенка, пропавшего где-то по пути между Заморой и Офиром… что может быть хуже! Даже если малышка сбежала сама, и ее не похитили торговцы живой плотью, — она могла угодить им в лапы чуть позже, и те давно увезли ее с караваном невольников куда угодно, хоть в Аквилонию, где некоторые пресыщенные вельможи не брезгуют удовольствиями подобного рода, хоть в Гирканию, либо даже в Кхитай. Если девчонка не совсем уж уродлива, покупатель на нее всегда найдется. Но даже если худшего не произошло, и она тихо мирно затаилась где-нибудь в уголке, то как ее отыскать? Соня растерянно качает головой.
Похоже, задание окажется сложнее, чем она предполагала. И тогда придется изыскивать иные возможности, дабы завладеть вожделенной книгой, которую требует от нее Волчица.
— Итак, что ты можешь мне рассказать об этой девчонке? — повторяет она.
Раззак морщит лоб, уголки рта его опускаются, делая уродливую физиономию торговца, похожей на деревянную маску гирканского демона Теймуна, какую Соня однажды видела в далеком восточном храме.
— Я ничего о ней не знаю, совсем ничего, даже имени. Поверите ли? Этот вендиец ничего не пожелал мне сообщить.
Соня с трудом удерживается от смеха.
— И как же он тогда хочет чтобы я отыскала его воспитанницу? Или он полагает меня всемогущей?
Но в душу Сони тотчас закрадывается нехорошее подозрение. Похоже, что вся эта афера с продажей магических книг была всего лишь ловушкой. Загадочный вендиец ждал, чтобы на приманку клюнул настоящий колдун, которому не составило бы труда отыскать искомое с помощью волшебных чар. А для этого, вполне возможно, и ни к чему знать имя пропавшей девчонки.
Но Соня — воительница, а не ведьма, и при таком раскладе у месьора Мерцилия вновь появляется шанс.
Однако сейчас важно ничем не выдать своих сомнений. Не дать Раззаку ни единого шанса заподозрить, что у покупательницы не хватит способностей выполнить поручение продавца.
— Но не может же он вот так, в пустоту, отправлять меня на поиски?! Хоть что-то он должен был дать тебе, или сказать…
— О да! Да, госпожа, — суетливо кивает купец. Порывшись в широченном рукаве, он достает оттуда легкий шелковый платок, нежно-розовый, с вытканными золотой нитью узорами в виде диковинных птиц, сплетающихся крылами.
— Он сказал, эта вещь принадлежит девочке. Платок был у нее почти с рождения. Он утверждает, что этого должно оказаться достаточно.
Раззак испытующе вглядывается в лицо Сони, словно пытаясь уловить тень колебаний или неуверенности. Но воительница отвечает ему прямым и твердым взглядом, а затем протягивает руку за шелковой накидкой.
— Сколько у меня времени?
— Одна седмица, госпожа. Полагаете, вам это удастся?
— Уверена.
Разумеется, даже тени уверенности Соня не ощущает, а седмица — слишком краткий срок, чтобы ей успеть вернуться в Логово, где храмовые колдуны без всякого труда решили бы эту задачку. Ну что ж, значит придется справляться своими силами. И кажется, у Сони уже появляются зачатки плана, в особенности если она не ошиблась насчет того, кто…
Она поднимается с места.
— Ладно, не будем терять времени. Ровно через седмицу я приведу сюда девчонку, а ты отдашь мне книгу и… — она медлит несколько мгновений, затем резко опускает ладонь на пару кинжалов: — Добавишь и вот это тоже.
И не дожидаясь ответа Раззака, стремительным шагом движется к выходу.
На улице кромешная тьма, и поскольку новолуние было всего пару дней назад, лишь слабый блеск звезд освещает путь девушки по ночному городу. Она вновь ощущает присутствие преследователя у себя за спиной, но на сей раз не оборачивается и не делает попыток отыскать загадочного незнакомца. Пусть думает, что она ни о чем не подозревает, пусть осмелеет немного…
Полчаса спустя она добирается до своего постоялого двора и, проведав в конюшне свою гнедую, прямиком отправляется в отведенную ей комнату, отказавшись даже от ужина, предложенного любезным хозяином… В памяти еще слишком жива мысль о пиршестве, которое закатил в ее честь Мириадес, чтобы Воительница могла даже просто думать о еде.
Но и мысль об отдыхе сейчас бежит ее. Не раздеваясь, девушка во весь рост вытягивается на кровати поверх одеяла, задувает масляный светильник и… ждет.
Ждать приходится долго. Она уже готова решить, что ошиблась.
Шум за окном потихоньку стихает, угасают последние огоньки в домах напротив, расходятся восвояси самые запоздалые гуляки, и отныне мертвенную тишину на улицах Келадиса нарушат лишь повизгивающие крысы, которые, осмелев, выбираются полакомиться отбросами в сточных канавах, да доносится откуда-то издалека топот городской стражи.
Соня ждет. Лежать в темноте вот так, совершенно неподвижно, не позволяя ни на единый миг сну одолеть себя, чрезвычайно трудно. Невозможно также позволить себе отвлечься надолго, ибо можно пропустить неуловимый шорох, знаменующий начало атаки, и, как следствие, поплатиться жизнью. Поэтому воительница напряжена, точно кошка в засаде. И от этого напряжения у нее сводит скулы. Неужели она все-таки ошиблась?
Неужели…
Но нет, конечно же, нет. Она не ошибается никогда.
Скрип чуть слышный… и шорох… Если бы она не ждала этого так нетерпеливо, то, наверняка, ничего не заметила бы, — и уж тем более слабый звук не пробудил бы мирно спящего человека.
Шаги она скорее угадывает, нежели слышит в действительности. Кем бы ни был ее ночной гость, он знает свое ремесло.
Конечно, она могла бы приготовить пару неприятных сюрпризов, начиная с того, чтобы поставить у него на пути кувшин для умывания. То-то был бы удивлен бедолага, переполошив грохотом весь постоялый двор… Но, поразмыслив, Соня решила этого не делать, — ей интересно, как далеко он способен зайти.
Черная тень, чернее мрака, мелькает на фоне окна. Легчайшее дуновение ветерка, едва слышный присвист дыхания… Он уже рядом, совсем-совсем рядом.
Соня лежит, словно мертвая, не шевельнув даже мизинцем. Лишь, до боли напрягая глаза, всматривается во мрак, но как ни странно, по-прежнему, ничего толком не может разглядеть. Фигуру ночного гостя словно окутывает сгусток тьмы.
Но вот оно, наконец. В свете звезд голубоватым пламенем вспыхивает клинок, опускается к ее груди. Она не делает даже попытки откатиться в сторону, ибо теперь видит что гость ее пришел не для того, чтобы убивать. Слабая улыбка появляется на устах девушки.
— Проснитесь, госпожа, я хочу говорить с вами. Сейчас вы скажете мне, где храните ту вещь, которую отняли у меня не по праву. Иначе — умрете.
Соня в порыве несвойственной ей жестокости позволяет паузе затянуться до почти болезненной напряженности. Ночной гость ждет, и клинок в его руке, острие которого застыло в нескольких пядях от горла Сони, начинает едва заметно подрагивать, — как видно, рука незнакомца не слишком привычна к оружию. Улыбка на губах Сони становится еще шире.
— Никогда еще не встречала более неторопливого вора, чем вы, месьор Мерцилий, — произносит она наконец. Кинжал в руке дергается, и лишь сейчас Соня ощущает мгновенный страх. Чего доброго, мальчишка с перепугу и впрямь попытается ударить… Но внешне она никак не выдает своих чувств и, едва заметно сдвинувшись, чтобы острие клинка оказалось подальше от горла, деланно веселым тоном продолжает: — Я уж боялась что засну, вас ожидаючи. Негоже все-таки заставлять даму так томиться! Неужто в замке вашего батюшки вас не учили правилам куртуазии?
