Ученый приободрился и на ходу принялся сочинять начальные строчки будущего эссе. Увлекшись, он не замечал ничего вокруг, пока не почувствовал первые порывы сильного ветра и содрогание почвы под копытами.
Нарастающий вихрь с востока клонил высокую траву к земле. Впереди тянулся плавный склон; Гут забрался на вершину и осмотрелся.
Справа и слева, насколько он мог видеть при быстро меркнущем свете, мир превратился в грохочущий океан из горбатых теней. Несметные тысячи животных стремительно перемещались по прерии — причем не куда-нибудь, а навстречу Бандару.
Над стадом чернели грозовые тучи. Небосвод нависал над самой землей. Узкий просвет между ними прорезали струи дождя и рваная пелена тяжелого града; жвачные с рёвом, почти вслепую неслись по прерии, перепуганные вспышками молний и раскатами грома.
Ноонавт заозирался. Позади — одна лишь голая равнина, укрыться негде. Ничто не остановит эту безумную скачку. Глупо надеяться убежать от миллионов копыт на куцых, усталых ножках. По бокам расстилалась трава. Зато впереди, пока еще между хряком и стадом, у подножия склона бежала невзрачная речка, почти ручей. Струи причудливо извивались по прерии, будто след захмелевшей змеи. Ливневые паводки кое-где глубоко размыли рыхлую почву и глинистый слой, так что речка бежала между довольно крутыми берегами. Одна из подобных рытвин располагалась неподалеку.
Ученый со всех копыт ринулся с холма. Вихри больно били в морду хряка, а земля с непрерывным рокотом сотрясалась, будто желала сдвинуться с места. Гут не смотрел на животных. Его глаза сосредоточились на цели — точнее, на том месте, где она была, поскольку поток пропал из вида, как только Бандар покинул вершину.
Оглушительный топот неисчислимых ног уже заглушал ворчание грома. Еще немного — и стадо раздавит несчастного копытами. Где же речка? Что если он отклонился от верного пути, что если мчится параллельно потоку, и надежда на избавление тщетна? Но не успел Гут об этом подумать, как почва с чавканьем обрушилась, и ноги сами заскользили вниз, в глубокую канаву, где ноонавт без усилий укрылся бы даже в человеческом обличье, выпрямившись во весь рост.
Передние копыта подняли кучу брызг. Бандар немедленно бросился по мелководью к противоположному берегу и, дрожа, прижался к нему. Прохладная глина остудила вздымающиеся бока. Гут надрывно дышал, но еле слышал себя сквозь усиливающийся грохот копыт.
Над головой пролетела крупная тень: это первое жвачное перемахнуло через речку. За ним еще одно, и еще, потом сразу пять силуэтов перескочили канаву в ритме барабанной дроби. И вот уже настигнутое бурей стадо накрыло собой узкий овражек. Вокруг совсем померкло, а впрочем, ученому и не хотелось ничего видеть. Ноонавт зажмурился, страстно надеясь про себя, что берег не обрушится, не погребет его под центнерами земли, дерна и мохнатыми тушами.
Топот не замолкал, однако почву держали переплетенные корни крепких степных трав. Со временем подземные толчки вроде бы ослабли, гром покатился дальше по равнине. Бандар приоткрыл глаза. Животные по-прежнему скакали над его головой, хотя уже не сплошной тучей; сквозь просветы между ними проглядывало небо, сменившее черный гнев на простую хмурую серость.
Еще несколько жвачных одолели канаву, следом пролетела пара, затем отставший одиночка, и наконец поток иссяк. Гут осторожно вышел из укрытия, гадая, как ему взобраться по чуть ли не отвесному скользкому берегу, чтобы продолжить путешествие. Оказалось, умчавшееся стадо оставило после себя лестницу: неподалеку высился труп животного, которое упало в узкое ущелье и сломало шею. Зверь лежал на боку. Бандар не сомневался, что сумеет вскарабкаться по ребрам и перепрыгнуть на восточную сторону.
Ученый приблизился к огромной туше, заранее высматривая удобную точку, чтобы начать восхождение, и потому не сразу обратил внимание на некоторые странности. Неожиданно его взгляд упал на хвост животного. На месте обычного, длинного и толстого отростка, увенчанного кисточкой из грубой шерсти, красовался куцый безволосый крючок. Грудную клетку и плечи зверя покрывала не плотная волосатая шкура, но чистая кожа. Гут обошел тушу кругом. Толстощекая морда в морщинах, невидящие глазки, тупое рыло… Вылитый свиночеловек — тот, который собирался раздробить ноонавту спину дубинкой.
«Что-то здесь неправильно», — нахмурился Бандар. Чуть поодаль в канаву свалился другой зверь. Тот сломал о камни хребет, но был еще жив и гортанно похрюкивал. Гут не мог не узнать этот звук: точно так же общались между собой заколдованные бедолаги на острове Нимфы. «Нет, что-то здесь совсем неправильно».
Ученый еще раз внимательно изучил труп. Свинья не свинья, хотя и очень похоже. Только вот эти рога… И крупный, зараза, как четыре самых откормленных кабана. Да и цвет неподходящий. Ни дать ни взять уродец, плод безумного генного эксперимента.
Ну, Конечно! Области смешались, взаимно проникли друг в друга. В этом все дело. «Прелюбопытнейший вырисовывается доклад!» — ахнул про себя ноонавт. С другой стороны, его вина представлялась теперь гораздо более тяжкой, практически неизгладимой. Стоит кому-нибудь узнать о роли Бандара во всей этой истории… Мало того, что заклеймят как вандала, придется забыть о коллективном бессознательном и странствовать по его мирам, как простые смертные — в одних лишь мечтах.
Забравшись на холодную тушу, хряк перепрыгнул на восточный берег. Небосвод потихоньку расчищался, между сизыми клочьями туч уже проклюнулась ясная синева. Ученый в очередной раз вызвал карту Общего. Оказалось, ворота уже рядом: примерно в часе неспешной трусцы. По пути ноонавта раздирали противоречивые чувства. Радость от близкого избавления отравлял образ несчастных уродцев-идиоматов: мертвеца и умирающего, которых беглец бросил там, на дне беспросветной канавы.
Очень скоро встречный ветер ослаб и совсем затих. Бандар поднял голову и потянул пятачком свежий, омытый дождем воздух. Не терпелось, конечно, вернуть себе человеческий облик, а все-таки ему будет недоставать восхитительного, бесконечно разнообразного мира тонких ароматов, доступного свиньям.
И Гут не спеша бежал дальше, думая о том о сем, вдыхая запахи примятой ливнем травы и сладкое благоухание неказистых цветочков, которыми пестрела прерия. Ветер переменил направление, на мясистые окорока ощутимо повеяло свежестью, однако задумчивый хряк ничего не заметил. И вдруг холодный шквал ужалил его градом ударов.
Ученый остановился и посмотрел через плечо. Буря едва успела уйти на запад, но черные тучи двигались обратно, прямо на Бандара, перестраиваясь на лету. «Вот чудно», — удивился ноонавт.
Клубящийся пар пронзали яркие вспышки, окрашенные почему-то в синий и даже пурпурный цвета вместо слепящей актинической белизны.
Пару мгновений ученый ошарашенно глядел перед собой — и вдруг его затрясло, причем вовсе не от озноба. Редкая щетина на шее поднялась дыбом, ослабевшие ноги задрожали, а спину резко передернуло. Свиная челюсть отвисла до земли. Глазные яблоки чуть не вылезли из орбит при виде того, во что превращались грозные, хмурые тучи.
А те все больше и больше походили на великанскую, неслыханных размеров голову. Гут без труда узнал вытянутую морду с длинными рядами зубов, принюхивающийся нос, острые настороженные уши, расплывчатое подобие изогнутой шляпы, уходящей высоко к поднебесью, и страшные глаза, в которых сверкали молнии. Огромные хищные глаза пристально смотрели на Бандара.
Так значит, не только обломки домика и останки Поросят перебросило взрывом из Ситуации Класса Четыре через ворота. Пожиратель-Ураган перенесся следом, а главное — не забыл виновного.
Пронизывающий ветер и струи дождя погнали гигантскую голову прямо на хряка. Ноонавт пустился в бегство.
«Коллективное бессознательное использует личное подсознание каждого отдельного человека, чтобы вступить в диалог со всяким из нас, — такими словами знаменитый Афрани открывал вступительную суру «Объяснения и изучения ноосферы» — первого текста, с которым встречались студенты в Институте исторических исследований. — Насколько бы четко и определенно ни звучали наши вопросы, мысли, мечты и ожидания, оно всегда ответит намеком и якобы случайным совпадением».