Все эти формирования, каждое по-своему, принимали участие в борьбе против советских партизан в тылу немецкой армии. И все они, несомненно, обладали большой притягательной силой для населения оккупированных районов и в какой-то мере — для советских войск. РННА, например, самым крупным своим достижением считала моральную победу над окруженным ею у Дорогобужа 1-м гвардейским кавалерийским корпусом под командованием генерал-майора П. А. Белова: разведотдел корпуса под командованием Героя Советского Союза старшего лейтенанта Князева целиком перешел на сторону РННА и влился в ее ряды. Однако „экспериментальные армии“ существовали каждая сама по себе, никакого центрального органа руководства не было, и советская пропаганда справлялась с ними местными средствами. Лишь в начале 1943 года, когда разнеслось известие о создании Русского комитета политического центра на немецкой стороне, стала очевидна недостаточность этих средств.
Советское руководство наверняка было крайне обеспокоено тем, что во главе русского движения на стороне противника встал заместитель командующего Волховским фронтом, командующий 2-й ударной армией генерал-лейтенант А. А. Власов, известный широким кругам населения со времен боев под Москвой. В сентябре 1942-го над частями Красной армии сбрасывалось его первое воззвание к „товарищам командирам“ и советской интеллигенциип. В январе 1943 года последовало „Обращение Русского комитета к бойцам и командирам Красной армии, ко всему русскому народу и другим народам Советского Союза“, политическая программа из 13 пунктов, подписанная председателем Комитета А. А. Власовым и секретарем генерал-майором В. Ф. Малышкиным. В марте 1943 года появилось открытое письмо генерал-лейтенанта Власова под названием „Почему я стал на путь борьбы с большевизмом“. В апреле 1943 года „антибольшевистская конференция бывших командиров и бойцов Красной армии“ публично признала генерала Власова вождем Русского освободительного движения. В президиум конференции входили генерал-майор Малышкин, Жиленков, майор Федоров, подполковник Поздняков, майор Пшеничный, лейтенант Крылов, рядовой Коломацкий и другие. За всеми этими явлениями должно было скрываться что-то более существенное и конкретное, чем просто пропагандистские мероприятия. Это подтверждалось также появлением Власова в тылу групп армий „Центр“ и „Север“ в марте — мае 1943 г.. Его выступления перед так называемыми Восточными войсками и гражданским населением оккупированных районов, апелляция к русскому национальному чувству имели, как единодушно отмечали русские наблюдатели, „огромный успех“. Особый отклик и „горячую овацию“ вызвали его слова в Сольцах 5 мая 1943 года о том, что Германия не может выиграть войну без России и что русских нельзя купить: „Мы не хотим коммунизма, — сказал он, — но мы также не хотим быть немецкой колонией“, России уготовано „почетное место... в новой Европе“*.
В это же время была проведена операция, которая получила название „серебряная полоса“ и была оплачена немцами. Над фронтом в больших количествах сбрасывался „Общий приказ No 13 Верховного главнокомандования германской армии“, призывавший военнослужащих Красной армии переходить на немецкую сторону. Перебежчикам предоставлялся срок, в течение которого они могли решить, будут ли они заниматься каким-нибудь мирным делом в „освобожденных районах“ или вступят в „Русскую освободительную армию“. Этот приказ в сочетании с появившимися затем листовками „Командования Русской освободительной армии“, а также введение во всех немецких дивизиях восточного фронта „русских организационных рот“ РОА как будто свидетельствовали о существовании национальной армии.
В действительности дело обстояло несколько иначе. „Русский комитет“ был чистейшей пропагандистской фикцией, а Русская освободительная армия в 1943 году представляла собой не что иное, как сборное обозначение всех в какой-либо форме организованных на немецкой стороне солдат русской национальности, куда входили и члены боевых и охранных формирований, и хиви, теперь называемые добровольцами, находившиеся в немецких формированиях. Положение дел в то время довольно точно определил генерал-майор Малышкин. В своей речи в Париже 24 июля 1943 года во время „Русских дней“ он выразил сожаление по поводу того, что РОА пока не существует, добавив, однако, что ускоренная организация настоящей русской освободительной армии — дело безотлагательное.
С этими словами перекликается выступление полковника Боярского перед добровольцами 16 июня 1943 г. Он сказал, что в настоящий момент у русских нет освободительной армии, потому что нет правительства, которому они могли бы подчиниться. Такое Правительство, по его мнению, могло бы быть создано уже через два-три месяца.
Итак, самой РОА еще не существовало, но связанная с именем Власова пропаганда имела, как утверждает фельдмаршал Г. фон Клюге в письме начальнику генштаба ОКХ, „сильнейшее влияние по обе стороны фронта“, хотя поток перебежчиков возрос не так сильно, как ожидалось — вероятно, из-за принятых советским руководством контрмер. Тот же эффект отмечался в донесениях из других групп армий: например, командующий 18-й армией генерал-полковник Г. Линдеман писал, что только благодаря выступлениям генерала Власова в занятом им районе больше нет партизан и прекратились случаи саботажа. На советской стороне, естественно, возникло опасение, что немцы взяли новый курс и перешли, наконец, к ведению политической войны. После того, как в восточный район действий немецких войск проникли сообщения о Власове, Стали сбрасываться его листовки и воззвания, советской стороне Пришлось отказаться от своего первоначального метода — замалчивания этого неприятного явления.
В советской мемуарной литературе послевоенных лет можно легко обнаружить Отголоски тогдашнего восприятия феномена Власова. Генерал-лейтенант Н. К. Попель, бывший член военного совета 1-й гвардейской танковой армии, пишет о том, что листовки Власова были опаснее немецких. Ему вторит маршал Советского Союза С. А. Чуйков, говоря, что один власовский агент был опаснее целой танковой роты противника. Вообще, судя по испуганно-суровому тону всех сообщений о власовцах, моральное состояние советских солдат даже после победы под Сталинградом оставалась крайне неустойчивым. Так, даже тот, кто просто подбирал или хранил листовки Власова, подлежал суровому наказанию. В январе 1943 года военный трибунал приговорил к расстрелу нескольких красноармейцев 48-й гвардейской стрелковой дивизии за распространение таких листовок. Но, несмотря на запрещение всякого упоминания РОА, сведения о ее существовании распространялись в частях Красной армии и производили сильное впечатление. Как рассказал 22 июля 1943 года взятый в плен генерал-лейтенант Л. А. Масанов, командный состав Красной армии располагал точной информацией о содержании листовок, подписанных Власовым, и о существовании РОА, хотя командиры и не обсуждали эту тему, „опасаясь доносов и последующих репрессий“*. По словам генерала Масанова, власовская программа обладала чертами, крайне притягательными для каждого русского, и отвечала пожеланиям русского народа, так что при дальнейшем распространении она неизбежно имела бы самый широкий отклик. В феврале-марте 1943 года воззвания Власова, несомненно, содействовали падению боевого духа среди войск Воронежского и Юго-Восточного фронтов, окруженных у Харькова и Лозовой. По сообщению одного офицера, многие его товарищи тайком носили с собой власовские листовки. Весной 1943 г. главной темой разговоров среди взятых в плен советских офицеров были генерал Власов, Русский комитет и РОА. В лагере военнопленных под Владимиром-Волынским 570 офицеров всех званий по собственному почину подписали просьбу о приеме во власовскую армию и обратились к генералу с открытым письмом.
