видеть зыбкое, колеблющееся дно, по которому бежали солнечные зайчики. Они скользили по перистым кустикам красных, зеленых и коричневых водорослей, на мгновение вспыхивали в перламутре раковины и светлой сеткой накрывали камни.
Сопки далекого противоположного берега бухты, окутанные золотистой дымкой, спускались к воде склонами, поросшими лесом. В их распадках лежали густые ультрамариновые тени. Между сопками и серебром бухты едва виднелись бледные полоски песчаных пляжей или россыпи серых камней, казавшихся с этого берега мелкими, как галька. В действительности они были, вероятно, куда больше человека.
Николай лежал на соседнем камне, засунув в узкую трещину тонкий, длинный пинцет. Мы обнаружили здесь каких-то животных, напоминающих черных тараканов, которые поспешно разбегались при нашем приближении и прятались среди камней. Это были лигии — ракообразные, живущие в зоне заплеска, где море только смачивает камни брызгами и языками волн. Поймать осторожных и юрких животных голыми руками оказалось трудно. Заглядывая в расщелины, мы видели красные огоньки выпуклых глаз и тонкие усики лигий, но стоило просунуть туда пинцет, как животное пряталось за шероховатостями камня, где его не могли достать железные пальцы. Тогда Николай лег в засаду, держа пинцет наготове, чтобы схватить осмелевшую лигию, когда она начнет выползать из своего убежища. Он бормотал что-то ласковым голосом, видимо, уговаривая лигию подойти поближе и не бояться. Но мудрых рачков не очень-то легко обмануть сладкими речами.
Пока Николай колдовал над щелью с лигиями, я натянула маску и толстые перчатки. Они немного стесняли движения пальцев, но, как и ласты с двойной резиновой подошвой, могли оказаться полезными при близком контакте с колючими обитателями Японского моря. На поясе висела плетеная сумка с полиэтиленовыми мешочками для сборов.
— Иду на первую разведку. Буду в этом районе.
— Фотоаппарат берешь? — спросил Николай.
— Да нет, сначала надо посмотреть, что здесь делается.
— Я поймаю несколько лигий и потом пойду за камни, в заливчик. Там много водорослей, я видел сверху, — сказал Николай.
По шершавым откосам камня рассыпались белые звездочки балянусов, усоногих рачков. Входить в воду надо осторожно, чтобы не разрезать их острыми раковинами тонкую резину костюма. Все дно было завалено громадными камнями. Их вершины почти достигали поверхности воды, а два или три особенно больших поднимали над ней свои пористые, изъеденные волнами маковки. Извилистые узкие коридоры были полны синим сиянием воды, пронизанной солнцем. На светлых стенах подводного лабиринта сидели черные морские ежи. Кое-где выпуклую грудь скалы украшали морские звезды патирии, ярко-синие с алыми пятнами, похожие на елочные игрушки. На одном камне их собралось целое созвездие. Тут были и большие, в две ладони, и совсем маленькие. Они окружали плотный сине-красный клубок из тех же звезд. Вокруг него суетился пестрый крабик. Я нырнула и,
подхватив звездный шар, целиком засунула его в плетеную сумку, чтобы на досуге разобраться, в чем тут дело.
На некоторых камнях развевалась длинная зеленая грива морского льна — филлоспадикса, очень похожая на морскую траву зостеру. В отличие от хорошо знакомых пейзажей Черного моря здесь отсутствовали сотни мелких рыбешек, которые вились там всегда вокруг подводных скал. Да и сами скалы были какие-то голые, без буйных и пышных зарослей цистозиры, покрывающей в Черном море все камни в скалистых районах. Здесь же кроме филлоспадикса кое-где встречалась странная золотистая водоросль, напоминающая разорванный на ленты стяг со сборчатой, мясистой манжеткой внизу, у самых ризоидов и медленно покачивались в ленивых волнах длинные и пушистые водоросли с множеством мелких ягодок-пузырьков, похожих на виноград.
В углублениях скалистых площадок, в расщелинах и под откосами камней гнездами сидели двустворчатые моллюски мидии. Они поражали своими размерами. Это были мидии Грайана с толстыми, лиловато-черными раковинами, испещренными светлыми пятнами известковых обрастаний. Некоторые ракушки весили, вероятно, более полукилограмма. Я знала, что в Приморье их добывают в большом количестве, а консервы из мидий с рисом часто покупала в рыбных магазинах Москвы. Если мы попадем в положение Робинзона, мидии будут первыми в списке даров природы.
Вот старая знакомая, первая представительница океанической фауны, встреченная в бухте Шаморе в тот неудачный день, — амурская морская звезда. Она медленно и плавно скользила по отвесной стене, приподняв самые кончики длинных лучей. А вот еще одна, поменьше. Эта забилась в расщелину камня в нелепой позе. Два луча вытянуты в струнку, другие три, плотно сжатые вместе, заполнили узкую щель, повторяя ее изгибы.
На большом камне лежал странный красно-коричневый ковер. Рыхлый и бархатистый, он закрывал верхнюю часть камня и спускался с одной стороны его почти до самого дна. Это была колония актиний метридиум, с мохнатым венчиком щупалец величиной с блюдце.
Дно постепенно уходило в глубину. Тени сгущались в узких проходах и под камнями. В густой синеве мерещились неясные формы. Казалось, кто-то большой медленно шевелится там. Вот последняя вершина камня, едва видная далеко внизу, в сияющем тумане воды, осталась позади.
Некоторое время я плыла параллельно берегу, надеясь хотя бы издали увидеть силуэты рыб. Но только большая медуза корнерот медленно проследовала мимо, косо уходя в глубину. Ее купол то становился плоским, как тарелка, с подогнутыми внутрь краями, то, сжимаясь, выталкивал струю воды. Кружево щупалец развевалось под куполом. Пришлось уступить ей дорогу, памятуя об ожогах, полученных мною от близких ее родственниц, медуз корнеротов Черного моря.
Кроме корнерота, ни одно животное не появлялось на ограниченном полутора десятками метров подводном горизонте. Можно было повернуть обратно к берегу. После общего знакомства с характером этого района следовало начать основную работу — сборы животных. Я начала с мидий. В центре каждого гнезда сидело два-три крупных старых моллюска, а вокруг них, прикрепляясь друг к другу и к камням, теснились более мелкие ракушки.
Естественно, хотелось найти самую большую. Многие из них казались огромными. Но все предметы под водой кажутся на одну треть увеличенными по сравнению с их истинными размерами. Ракушек было так много, что глаза разбегались.
После долгих поисков выбор остановился на громадной мидии, сидевшей у самого края скалы. Глубина была небольшая, всего метра три. Сделав несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы промыть воздухом легкие, я нырнула. Схватив ракушку обеими руками, упираясь в камень, я рванула ее что было силы. Однако она держалась крепко, как пришитая толстым пучком биссусных нитей, приросших к скале. Можно было бы подрезать биссусы ножом, но его взял Николай для сбора водорослей. Я вертела ракушку, дергала ее во все стороны, пока не почувствовала, что больше не могу обойтись без глотка свежего воздуха. Рывок из последних сил, треск рвущихся биссусов — и я вылетела на поверхность, держа в руке громадную ракушку.
Укладывая ее в плетеную сумку, я увидела, что «звездный шар», найденный в начале экскурсии, начал распадаться. Отлепляя по одной жесткие, шероховатые звезды, я добралась до «ядра». Это был всего-навсего полусъеденный морской еж, от которого осталась круглая известковая коробочка скелета с жалкими остатками содержимого.
С актиниями пришлось потерпеть полное поражение. Полупрозрачное цилиндрическое тело и ротовой диск с густой бахромой нежных щупалец при первом прикосновении руки сжимался в упругий слизистый конус. Подошва животного крепко приросла к камню, и ухватить актинию как следует было невозможно.
Пока я маялась с непокорными актиниями, решительно не желавшими гибнуть во славу науки, откуда-то выскочил крабик и побежал боком по их пухлому ковру. Вдруг он забарахтался на одном месте, подпрыгивая от усилий освободить ноги, будто прилипшие к бахроме щупалец, рванулся в сторону и добился-таки, что актиния его выпустила. Крабик скрылся в водорослях, а я заглянула в поймавшую его живую ловушку. Ее щупальца, сжатые в узелок, крепко держали оторванную ногу краба и, медленно изгибаясь, несли добычу к ротовому отверстию в центре диска. Бедняга краб освободился ценой собственной ноги!
