В этом контексте архетипическая психология оказалась тем же самым (хотя и более радикальным) отходом от Юнга, подчеркивающим и свою связь с ним, и определенную преемственность, и ориентированность на новые концептуальные рубежи. Определенной вехой в развитии постъюнгианского (постмодерного) проекта стала, в частности, конференция «К. Г. Юнг и гуманитарное знание», организованная в США в 1986 году. На ней с участием Хиллмана, Куглера, Кейси и Миллера был проведен отдельный симпозиум, посвященный отношениям Юнга и постмодерного мышления (Диалог о творчестве, 1997). Здесь отметим только, что на форзаце объемистой книги, выпущенной по материалам этой конференции, приводятся такие строки: «Доклады и эссе, опубликованные в настоящем сборнике, обнаруживают и те направления (юнговской) работы, которые выходят далеко за пределы психоаналитической теории и которые со всей ясностью демонстрируют нам, что юнговская герменевтика является значительно более тонкой и проницательной методологией, чем это ранее выявлялось его критиками. Фактически его методология предвосхищает значимые аспекты современных критических принципов и практики» (Casey, Hillman, Kugler, Miller, 1990).
ХИЛЛМАН – СОЗИДАТЕЛЬ ДУШИ: МЕТАМОРФОЗЫ ЛИЧНОСТИ
В постъюнгианском мире фигура Джеймса Хиллмана выглядит достаточно сложной, и в его многогранном творчестве разобраться не так-то легко. Он опубликовал свыше двадцати пяти книг, включая и работы, написанные в соавторстве, и более двухсот различных статей. С момента выхода его первой работы прошло более сорока пяти лет. Здесь я попытаюсь дать краткий общий обзор его интеллектуальной карьеры, как она сложилась за этот период. В целом можно сказать, что работы Хиллмана сочетают в себе интеллектуальный блеск и великолепие изысканных текстов, тонкость литературного вкуса и трудность в понимании многого из того, что он хочет выразить и передать. Хиллман – автор во многом элитарный, подчас он вынужден – или склонен – прибегать к трикстеризму. По мнению некоторых своих критиков, в частности, Д. Тейси, часто он «самопротиворечив и легкомыслен в попытках обмануть самого себя. Его эскапады, неожиданные повороты, прыжки и резкие изменения направления движения мысли способны приводить читателя в замешательство и вызывать негодование. Но прежде всего Хиллман представляет образ „вдохновенного“ и ироничного мыслителя, который все же должен быть воспринят достаточно серьезно именно потому, что побуждающим мотивом его мысли чаще всего является архетипический смысл, архетипическая значимость. Хиллман способен определенно и драматически поляризовать свою аудиторию и своего читателя: существует много людей, которые его просто обожают, которые превозносят и отстаивают его дело, но есть и люди (и таких тоже немало), которые столь же неистово, страстно и горячо противостоят его идеям и его риторическому голосу. Весьма условно можно считать, что его интеллектуальные импульсы, равно как и манера писать и выступать, движимы двумя архетипическими стилями: стилем или паттерном Гермеса, характеризующимся текучестью, изменчивостью, открытостью и сложностью, и стилем „эмоциональной анимы“, который производит весьма динамичную риторику и для которого характерно проявление крайностей и драматических разворотов и перемен» (Tacey, 1994).
Со многим в этой характеристике можно согласиться, пояснив, что в подобном «согласии» участвуют и мои собственные впечатления, поскольку мне посчастливилось знать Хиллмана лично еще до того, как он стал всемирно известным психологом – «Фрейдом XXI века», по выражению обозревателей средств массовой информации на Западе, и иметь с ним переписку и ряд встреч на протяжении нескольких лет.
Поскольку ни Фрейд, ни Юнг, равно как и их последователи, никаких психологических заведений не заканчивали, а обучались психологии сами, то сегодня все мы так или иначе оказались перед лицом существующего нового знания – глубинной психологии, – не укладывающегося в рамки ни медицинских институтов, ни университетских кафедр. Так что и герменевтика архетипической психологии рассматривается нами в контексте глубиннопсихологической истории и диалектики вообще и в контексте динамики возникновения и развития постъюнгианского движения на Западе, а в последние годы и в России в частности.
С конца 50-х до конца 60-х годов Хиллман вполне определенно следовал юнгианской линии развития, его исследования этого периода отличает оригинальность в рамках классической юнгианской теории. К ним в первую очередь относятся работы Хиллмана «Самоубийство и душа» (1964) и «Внутренний поиск» (1967) (см. также Hillman, 1960; Hillman, 1971). Уже здесь просматривается стремление Хиллмана к интеллектуальной самобытности и стремление выйти за пределы «швейцарско-немецкой» ментальности Юнга.
С начала 70-х до начала 80-х годов мы видим Хиллмана уже в качестве ведущего идеолога и полемиста новой стилистики постъюнгианского движения, определяемого теперь как «архетипическая психология». Среди работ этого периода можно назвать «The Myth of Analysis» (1972), «Loose Ends» (1975), «Re-Visioning Psychology» (1975), «The Dream and the Underworld» (1979), «Archetypal Psychology» (1983), «Healing Fiction» (1983).
В отношении стилистики архетипической психологии в рамках постъюнгианского движения в целом можно сказать, что она действует отчасти в контексте современной европейской и американской университетской мысли и критически осмысливает наследие Карла Юнга под углом зрения постмодерной интеллектуальной традиции, хотя сам Хиллман об этом нигде не упоминает.
С начала 80-х Хиллман постепенно оставляет интеллектуальные размышления по поводу архетипической психологии в пользу нового «экопсихологического» дискурса, главный интерес которого вращается вокруг представления о «душе мира» (anima mundi), неоплатонической идеи, переработанной в психологическом ключе. Примечательно, что подобный подход решительно атаковал современную психотерапию с ее обращенностью в глубины человеческой психики и концентрацией на внутрипсихических проблемах и индивидуальной симптоматике. В одном из своих многочисленных интервью Хиллман говорит: «Все стало чертовски “внутренним”! Это особенно проявилось в том, как массовая культура воспринимает Юнга. Все буквализировано. Все посвящено моей “внутренней” жизни. А ведь весь фокус юнговского подхода заключается в том, чтобы дать свободу потоку мысли, дать свободу исследовать различные аспекты явления… А нынешние юнгианцы во многом жертвуют юнговским даром – культурной перспективой, пытаясь загнать эту “свободу” в терапевтический кабинет. Юнг путешествовал по миру, разговаривал с африканцами и индейцами… Он говорил, что психическое разлито в мире, а не в черепной коробке, не “внутри” нас. Широко известно его критическое замечание по поводу современной жизни о том, что боги – голоса мировой психики – стали болезнями. И здесь меня каждый раз спрашивают: не имеете ли вы в виду то, что боги существуют на самом деле? Что они реальны и живут внутри нас? И тогда я говорю: давайте рассмотрим саму идею “внутри”. “Внутри” – это где?»
Как видим, в этот «экопсихологический» период Хиллман решается отвергнуть даже и некоторые установки самой архетипической психологии.[3]
С начала 90-х годов Хиллман предстал перед мировым культурным сообществом в новом качестве известного и своеобразного автора, популяризатора своих прежних идей (см. Hillman, 1995b; Hillman, 1996; Hillman, 1998).
Здесь Хиллман, по мнению его коллеги и друга Адольфа Гуггенбюля-Крейга (личное сообщение), по-прежнему придерживается той же самой «психоэкологической» установки, но его стремление к коммерческому успеху наряду с желанием стать повсеместно признанным выводят его на новый уровень общепризнанного «экопсихолога».
Каждый из вышеназванных этапов интеллектуальной карьеры Хиллмана отражает его связь с меняющимся профессиональным окружением: первый – с клинической деятельностью и работой в Институте Юнга в Цюрихе (Кюснахт); второй – с университетской жизнью в Америке и нынешней интеллектуальной традицией в западном общественном сознании; третий (очень условно совпавший с уходом из аналитической и клинической практики) – с тем самым «реальным миром» за пределами клиники и академической жизни; четвертый – публичную деятельность в качестве писателя и лектора (оратора или ритора), лидера гуманитарного движения «Новый век», телевизионного ведущего, гостя многочисленных ток-шоу и автора международных бестселлеров.
