– Примите мои поздравления.

Он кивнул головой:

– Спасибо… право же, это не такое уж великое дело.

– Вы достаточно молоды и уже вице-президент.

– Ну, вы же знаете, как они раздают титулы.

– Мы интересовались домами, – объявила Кэролайн. – Главным образом на севере, в Коннектикуте.

– Да, там есть прекрасные места, – согласился я.

– Я вырос в Личфилде, – сказал Чарли. – Поэтому… знаете… мне не хотелось бы, чтобы мои дети росли в Нью-Йорке.

– М-м-м.

Она закурила свою обычную сигарету.

– У Портера двое детей.

– Правда?

– Да, девочка и мальчик. – Я взглянул на Кэролайн. – Не припомню, ты говорила мне, где родилась?

– О, я родилась и росла в маленьком городке, на западе.

Чарли снова посмотрел на часы.

– Ну что же, уже поздно, – сказал я, – и мне, видимо, пора…

– О нет, нет, – засмеялся Чарли, – вы не так поняли… мне должны позвонить из нашего отделения в Бейцзине. Возможно, мне придется вернуться на работу. Мы занимаемся структурированием долга по новому автомобильному заводу.

– А ты не мог бы остаться, чтобы немного поболтать? – спросила меня Кэролайн.

– На полчаса, пожалуй, мог бы.

Чарли нахмурился, явно продолжая думать о международном телефонном звонке.

– Не исключено, что он разыскивал меня в конторе.

Он встал и вышел на кухню.

– Отличный парень твой жених.

– Отличнейший, – улыбнулась она. – Ну как напиток?

– Такой мог приготовить только профессионал.

Я посмотрел в ее голубые глаза, скользнул взглядом по темным бровям, носу и губам и снова заглянул в глаза.

– Итак…

– У тебя вроде есть какие-то хорошие новости? – сказала она.

– Для тебя только самые лучшие.

– Ты так соблазняешь меня, что я прямо сейчас оставлю мокрое пятно на диване.

Тут вошел Чарли.

– Нет, вы подумайте, их заместитель министра тяжелой промышленности прошлой ночью встретился с нашим товарищем, я имею в виду в Бейцзине прошлой ночью, и они обо всем договорились. Но мне надо передать им кое-какие цифры, и прямо сейчас, дорогая.

Он и в самом деле начинал мне нравиться.

– Тебе правда надо идти? – спросила Кэролайн.

Но он уже стоял в передней, доставая из шкафа пальто, а я, стоя рядом, энергично тряс его руку.

– Я не теряю надежду порасспросить вас о вашей работе, – сказал он мне на прощанье.

– Я провожу тебя вниз. – Кэролайн повернулась ко мне. – Смотри никуда не уходи.

Это заявление имело двоякое значение: не вздумай тут шарить и не вздумай уйти, а я как раз собирался проделать и то и другое и именно в таком порядке. Едва услыхав, что лифт в фойе пошел вниз, я прямиком направился в кухню. Я встал на табурет, открыл шкафчик над холодильником, верхняя поверхность которого сияла удивительной чистотой, без сомнения свидетельствовавшей о качестве услуг по уборке квартиры. Дотянуться до шкафчика оказалось очень трудно, и в конце концов я просто уселся на холодильник сверху и открыл дверцу шкафчика. На двух полках стояла стопками фаянсовая посуда, и я осторожно протянул руку к задней стенке, словно просовывая ее в пасть льва. Я пошарил вдоль левой стенки шкафчика под верхней полкой. Три крошечных гвоздика образовывали там маленький треугольник. Не подойдет ли к ним этот ключик? Я вытащил руку из шкафчика, нашел в кармане ключ, а затем снова полез рукой в шкаф. Да, ключ подходил, я мог убедиться в этом на ощупь.

Я вернулся в гостиную и стал у окна. Вошла Кэролайн, на ее волосах лежала тонкая вуаль тающего снега.

– Он производит впечатление отличного парня.

– Он такой и есть, – печально отозвалась она.

– Ты его любишь?

– Идиотский вопрос. – Она схватила свой стакан и выпила его одним глотком. – Я люблю в нем его доброту. Но его – нет, его я не люблю.

– Это имеет значение?

– Нет.

Я понимал, что в Кэролайн было что-то такое, что позволяло ей преображаться в зависимости от ситуации. Может быть, она просто становилась старше и беспокоилась о том, что будет привлекать все меньше мужчин. А может, я понятия не имел об истинном положении дел, да, вот именно.

Зачем женщина держит какой-то ключ на трех гвоздиках в задней части шкафчика, висящего над холодильником? Чтобы спрятать такую вещицу, есть и более подходящие места.

– У тебя готова колонка на завтра? – спросила она.

– У меня пока что несколько проблем.

– И я – одна из них?

– Так или иначе все они связаны с тобой.

Это ей понравилось.

– Итак, – начал я, – пришло время крупных новостей.

– Ну, так давай рассказывай.

– Ты можешь спокойно выходить замуж за своего вице-президента, не опасаясь вмешательства одного грозного миллиардера.

Она внимательно посмотрела на меня:

– Ты что…

– Я нашел пленку.

– Как?

Я рассказал ей всю историю от начала и до конца, опустив разговор с Билли Мансоном и не упоминая о том, как Хоббс передал мне через стол конверт, где был ключ с тремя дырочками, которые, как оказалось, хорошо подходят к трем гвоздям в ее кухонном шкафу.

– Просто не верится, – сказала Кэролайн. – Эта старушка, миссис Сигал, посылала пленку?

– Ей нужны были деньги, после того как на них подал в суд какой-то кореец.

– Ты сказал Хоббсу об этом… ну, обо всем, что произошло… я имею в виду, что я ни в чем не виновата?

– Конечно.

– И он тебе поверил?

– Можешь не сомневаться.

Она сжала руки, словно в молитве, и я заметил, как прояснилось ее лицо.

– О да! Да! Как же это хорошо! Я так боялась, что он устроит мне какую-нибудь пакость, или уволит Чарли, или что-нибудь еще.

– Нет, он был настроен вполне миролюбиво.

– Тебе не надо срочно идти домой?

– Моя жена уехала с детьми в Калифорнию.

– Почему?

Я рассказал ей о том, как в дом ворвался человек Хоббса и что было потом.

– Я хочу, чтобы ты хотя бы ненадолго забыл обо всем, что случилось, – сказала Кэролайн.

Мне кажется, мы всегда забываем, насколько быстро узнаем другое человеческое существо… ну, если не историю жизни или секреты, то уж, как минимум, главные черты его физической природы: его привычки, походку, манеру смотреть, говорить или делать паузы в разговоре. Я думал об этом, лежа в постели и ожидая, когда Кэролайн появится из ванной. Мы провели вместе в общей сложности не более двадцати пяти часов, но, прислушиваясь к звукам по ту сторону двери, я мог бы поклясться, что точно знаю, когда втягивается ее диафрагма… я слышу легкое покряхтывание или покашливание, сопровождаемое глубоким вдохом… чувствую, когда она удаляется от меня, а когда приближается, окутывая меня своим дыханием. В тот вечер мы занимались любовью в последний раз, и, мне думается, я не обманываю себя, когда говорю, что знал и об этом и что окружал ее таким вниманием, на какое только был способен. Я видел здесь, перед собой, в сером полумраке спальни шею Кэролайн, ее груди, влагалище, живот, ее глаза – закрытые, открытые, снова закрытые – и ее волосы, серые на фоне ее серой кожи. Нас вполне устраивало, что, занимаясь сексом, мы ощущали какое-то отчуждение друг от друга; я не помню, что было сказано и говорили ли мы о чем-нибудь вообще. Мы действовали медленно, возможно, даже из-за грустного почтения к вещам, которые были просто недоступны нашему восприятию. Наши отношения почти завершились, и, я думаю, она тоже это знала.

– Смотри, – сказала она через несколько минут. Она включила лампу на столике и улеглась на живот рядом с ней, показывая мне свое плечо. – Все сошло.

И в самом деле, от ее татуировки осталась всего лишь легкая голубоватая тень под кожей.

– Это последнее цветное облачко исчезнет через неделю или две.

Я потер пятнышко пальцем:

– Невероятно.

Она была довольна:

– Да.

– Никаких следов прошлого.

– Почти.

– Почти?

– Никак не избавлюсь от одного.

Я был в недоумении, ведь у ее тела не было секретов от меня.

– Между пальцами ног?