Должно быть, мое лицо сказало ей больше, чем язык.

Стоя на ярком солнце и стуча в дверь коттеджа, я ощутила накатившую волну летаргии. Что я здесь делаю? Я могла остаться, где была. Уолкер спит с Бернадеттой — ну и что? Разве это такое уж большое дело?

Дверь открыла мае. Она выглядела более замученной, чем в нашу последнюю встречу. Но обняла меня, как будто ожидала увидеть. Когда мы отстранились друг от друга, она сказала:

— Сегодня ему хуже. Вчера он казался гораздо сильнее. Даже произнес несколько слов. Но сегодня все опять плохо.

Она провела меня через кухню, мимо заставленного чашками и тарелками стола в папину комнату. Он лежал лицом к стене, но его рука с по-прежнему подсоединенной к ней капельницей показалась мне более тонкой и хрупкой.

Я почувствовала, что кто-то смотрит на меня, и инстинктивно глянула влево, прямо в глаза Мэри Эллис Рут. Она сидела на стуле в ногах его кровати с раскрытым журналом на коленях. Ее темные глаза поблескивали.

Когда мы не поздоровались, мае сказала:

— Мэри Эллис приехала вчера. Она читала Рафаэлю, стараясь держать его в курсе каких-то исследований.

Мне хотелось убежать. Вместо этого я подошла к Рут поближе, старательно блокируя свои мысли и не отрывая своих глаз от ее. Блик в ее левом глазу, казалось, сжался, мигнул.

— Разве тебе не полагается быть в школе? — поинтересовалась Рут елейным, несмотря на хриплость, голосом.

— У меня каникулы.

Огонек в ее глазу снова шевельнулся, достаточно, чтобы я перестала сомневаться.

— У тебя голодный вид, Ариэлла. — Теплый и ласковый голос мае. — Поди глянь, что есть в холодильнике.

Я не хотела оставлять Рут с отцом одну. Но мне надо было поговорить с мае, и я вышла. На кухне я взяла ее за руку и протащила через прихожую в маленькую ванную. И закрыла дверь.

— Мы должны позвонить Дашай. Она поможет нам с этим справиться. Думаю, это из-за Рут папа заболел.

У мае округлились глаза. Они были усталые, но подозрительного отблеска я не увидела.

— Пожалуйста, мае. Позвони ей сейчас и попроси приехать. Скажи, ее здесь ждет саса.

— Ариэлла, о чем ты говоришь?

— Я уверена, — сказала я, хотя уверена не была. — Пожалуйста!

Она заглянула мне в лицо, в глаза, и покачала головой. Потом сказала:

— Ну хорошо.

Когда мама ушла к себе в комнату звонить, я вернулась на свое место у папиной постели. Он по-прежнему лежал лицом к стене, и Рут явно не шевелилась. Казалось, она читает лежащий у нее на коленях журнал. Я пододвинула стул между нею и папой и уселась.

— Помните ту таблетку, которую я вам давала на анализ? Которая называлась «В»?

— И что?

— Вы здорово ошиблись. Это не сахарная пустышка.

Огонек в ее левом глазу сделался ярче.

— Ты мне говоришь, что было в той таблетке?

— Да, вам, — сказала я, гадая, что это я пытаюсь ей сказать и почему у меня так разбегаются мысли. Я помотала головой и стиснула виски ладонями. В голове раздавалось какое-то жужжание.

Вошла мае и положила мне руки на плечи.

— Ты устала, — мягко произнесла она. — Иди перекуси, а потом поспи в моей кровати. Я останусь здесь и составлю Мэри Эллис компанию.

Уверенность в ее голосе сказала мне, что она поговорила с Дашай. Я без лишних слов покинула комнату.

Ее постель пахла лавандой и ромашкой, и хлопчатобумажные простыни от долгого употребления стали мягкие, как фланель. Я заснула, едва успев скинуть туфли.

Кто-то стоял в дверном проеме спальни и смотрел, как я сплю.

— Мама? — услышала я собственный голос. Насколько мне известно, раньше я это слово никогда не употребляла. Возможно, младенцем я произносила его в надежде, что та, которую я никогда не видела, вдруг неожиданно проявит себя, откликнется.

— Нет, не мама.

Глаза открылись. На краю постели сидела Дашай, пристально глядя на меня карими глазами. Обеими руками она погладила меня по лбу и откинула мне назад волосы.

— С тобой все в порядке. Сердце, похоже, разбито. Первый раз больнее всего.

Она убрала руки и выпрямилась.

— А теперь тебе лучше встать. Я только что взглянула на твою старую подругу мисс Рут. Нас с тобой ждет работа.

Я села и потянулась за бутылкой воды рядом с кроватью. Но Дашай оттолкнула мою руку от пластиковой бутылки.

— Где ты ее взяла?

Я рассказала ей о доброте служащего автозаправки.

Она прочла этикетку: «Родники Ориона. Розлито в Майами» — и убрала от меня бутылку.

— Наверное, он и правда добрый. Но я кое-что слышала о бутилированной воде из Майами. Потом расскажу. А пока держись от этого добра подальше. — Она подняла бутылку к свету, та была на треть пуста. — Ничего странного не чувствуешь?

Я засмеялась, но не радостно. В голове пронесся калейдоскоп всего, что я перечувствовала за прошедшие сутки.

Она подняла с пола лоскутную торбу, порылась в ней, извлекла стеклянную бутылку и протянула мне.

— Выпей это. Это из дома, родниковая.

Я припала к бутылке, чувствуя, как прохладная вода течет по пищеводу, проникает в вены. В голове начало проясняться. Из окна долетел грохот океана, должно быть, прилив наступает. Я глубоко вздохнула и снова стала пить. Когда бутылка опустела на две трети, я сказал Дашай:

— Надеюсь, она не последняя.

— Местная вода нормальная. — Дашай поставила сумку на пол. — По крайней мере, в мой последний приезд она была вкусная. Но да, я привезла еще. Так что допивай. Проснись, приведи в порядок мысли. Пора приступать к работе.

Я выпила остаток воды.

— Мае по-прежнему сидит у папы?

— Сидит. — На Дашай было черное с зеленым платье, расписанное в технике батика, казавшееся островком свежести в комнате. — Вместе с этой Рут, которая сидит на своем стуле, как сфинкс, набитая секретами, которых не раскрывает. Ты в курсе, что она затевает?

Я рассказала ей о встрече с Малкольмом, о моменте, когда мы с ним пришли к выводу, что за пожаром в Сарасоте стоит Рут.

— Она могла подбить на это Денниса. И она же могла отравить папу. В конце концов, у нее были возможности. Именно она готовила ему заменители крови.

— С чего бы ей вдруг возжелать навредить Рафаэлю? — спросила Дашай.

— Не знаю.

Она вздохнула.

— А с тобой что приключилось? Почему ты здесь, да с таким видом, будто у тебя лучшего друга убили?

Поморщились мы одновременно.

— Ари, прости.

Я покачала головой. Я не могла облечь свои чувства в слова, но дала ей ощутить глубину и вес моих чувств: от потери Кэтлин, и Мисти, и Осени, и от обнаружения Бернадетты с Уолкером.

Спустя некоторое время она сказала:

— Разве я не говорила тебе? Любовь есть несчастье. — Она снова заглянула мне в глаза. — У тебя ни крошки во рту не было, и давно? Пойдем, поможешь мне лечить мисс Рут. А потом всерьез займемся готовкой.

Рут лечиться не хотела.

Они сидела, приземистая и непроницаемая, словно жук, на жестком стуле в ногах папиной кровати. И самой позой своей говорила, что она никуда уходить не собирается.

Дашай с мамой обе попытались загипнотизировать ее. Не будь проблема столь серьезна, зрелище могло бы показаться забавным.

Дашай сидела в изножье кровати, рядом с одеялом, прикрывавшим папины ноги. Я гадала, слышал ли он хоть что-то из наших разговоров. Если и слышал, то виду не подавал.

— Мэри Эллис, я приехала сюда поговорить с тобой. — Голос Дашай звучал напевно и глубоко, подцвеченный выразительным ямайским акцентом. — Я приехала сюда, в такую даль, поговорить с тобой. Я вижу твои глаза, видишь ли ты мои?

Рут улыбнулась — такую улыбку называют ухмылкой. Никогда мне это слово не нравилось.

— Посмотри на меня. — Мае встала перед Дашай и склонилась над Рут. — Мэри Эллис, тебе надо дышать глубже. Вдох-выдох, глубоко. Глаза у тебя устали, им хочется закрыться. Позволь им закрыться.

Рут рассмеялась — словно горло грязной водой прополоскала.