Но Винс знал, что на деле все никогда не выходит так просто.

Расположившись в своем кабинете при казино, Сид ел сэндвич и просматривал конторские книги.

– Хорошие цифры, Винс. Кругленькие цифры.

– И не только цифры. Посмотри, какие формы.

Сид поднял глаза.

– Да уж, что правда, то правда. Те крупьешки, которых вербовал Эрни Иссакс, все были такие серенькие мышки, все на одно лицо, словно родные сестры. Но эти, которых находит Марио, – настоящие красотки. Все до единой. Просто отпад.

– Они поднимают тонус, и бонус, и все, что хочешь.

– Да, ты прав. А вообще-то… давай позвоним этому козлу в Эссекс и будем считать, что операция «Сумерки богов» началась. Есть у тебя его новый номер?

Винс протянул ему листок с номером.

Глаза у Сида словно светились в полумраке.

– Это начало конца для мистера Рэя Сиго.

Он набрал номер с серьезностью и решимостью льва, наметившего свою жертву.

– Ну, молись, гнида.

Ответил мужской голос.

– Алло… Рэй? Это Сид. Сид Блаттнер… Ах вот как, а когда он вернется? Ага… А вы не знаете, они не знают, когда… да, да, да, тогда я, наверное, лучше сам навещу его… да, спасибо.

И Сид принялся что-то писать на клочке бумаги.

– Что такое? – спросил Винс, когда он повесил трубку.

– Это был его сын.

– И что?

– Говорит, что Рэй уже несколько недель как в больнице. У него депрессия.

– Депрессия?

– Да, и он сейчас в частной клинике, возле Данмоу.

– А он не наврал?

– Не знаю. Может, они вообще все это придумали для отвода глаз.

– Надо проверить.

– Вот и проверим. Я тут записал название клиники.

«Корниш» свернул с автострады 120 и устремился в направлении Брокстеда – так, по крайней мере, следовало из указателя. День стоял ясный, но было холодно.

Сид сидел сзади, с Кенни и Натаном, на переднем пассажирском расположился Микки. Все это были отчаянные головорезы, кулаки, которым не надо было указывать, куда бить. Все они были вооружены до зубов и одеты в костюмы от «Хьюго Босс», которые выглядели так, будто достались им с чужого плеча.

– Приехали, – сказал Винс, свернув на дорожку, ведущую к частной лечебнице Глиб-Грейндж. Прямо перед ними возник большой дом – судя по всему, построенный еще в середине девятнадцатого века. Все было тихо, никого не было видно.

– Невеселое местечко, – заметил Сид.

– Они нас тут не ждут, – сказал Натан. – Мы – хозяева положения.

Винс подкатил к главному входу и выключил мотор. Крутые парни вышли все разом, зорко наблюдая за надворными постройками и главным зданием. Затем вышел Винс, и лишь затем из машины вылез Сид. Не теряя времени, он стал подниматься по ступенькам из песчаника. В дом, однако, первыми вошли Кенни и Натан и жестами показали, что путь свободен.

Приемная была обставлена дорогой и со вкусом подобранной мебелью, но витающий в воздухе запах антисептиков не давал забыть о том, что это не то место, куда приходят, чтобы хорошо провести время.

Появившаяся откуда-то из недр здания молоденькая медсестра спросила, не может ли она им помочь. Сид сказал, что они приехали навестить старого приятеля. Назначено ли им? Нет. В таком случае она позовет старшую медсестру, и пусть он поговорит с ней.

Старшая медсестра оказалась полной рыжеволосой женщиной лет около пятидесяти. Разговаривала она очень доброжелательно.

– Я старшая сестра Рини. Мне сказали, вы приехали повидать друга и заранее не договаривались.

– Именно так. Я Сидней Блаттнер. Я приехал навестить своего закадычного приятеля Рэя Сиго.

– Ах вот как, мистера Сиго.

– Мы были тут неподалеку и подумали, что ничего странного не будет, если просто заскочим на минутку.

– Так-так.

– Может быть, вы скажете ему, что приехали его друзья? Если кто-то может его взбодрить, так это мы.

– Боюсь, что этого все же будет недостаточно, – сказала сестра.

– Вот как?

– Да. У мистера Сиго очень тяжелое депрессивное состояние.

– Можно нам с ним увидеться? Мы взбодрим его, верно, парни?

В лице Рэя Сиго не было ни кровинки. Бледность его отдавала даже как будто синевой, и Винс с Сидом поежились от неприятного ощущения. Запавшие, темные, полные слез глаза уставились в никуда. Казалось, в них сосредоточились печаль и страдания всего человечества.

– Рэй, это я, Сид. Я тут тебе цветочки принес.

На лице Сиго не промелькнуло и тени узнавания. Он сидел в постели, прямой как палка, погруженный в свои мучительные переживания.

Винс посмотрел на медсестру и спросил:

– Давно он такой?

– Уже два года. Ему то лучше, то хуже. Когда становится получше, мы отпускаем его домой, а через несколько недель он снова к нам возвращается.

– И что с ним стряслось? – спросил Сид.

– Если б мы знали, то поняли бы, как его лечить, – негромко проговорила сестра.

– Неужели ему ничем нельзя помочь?

– Делаем все, что можем…

Поблагодарив медсестру, Винс с Сидом, не задерживаясь, вышли в коридор, где их ждали остальные.

– Ну что? – спросил Натан.

– Возвращаемся в Лондон. Хватит на сегодня, – буркнул Сид.

– Хватит? – недоуменно отозвался Натан.

Сид и Винс переглянулись: каждый знал, о чем думает другой.

– Не говори ничего, – сказал Сид, – я и так знаю. Он уже никому не доставит хлопот. Разве что своим кредиторам.

Фил выглянул из-за нагромождения ржавых металлических бочек и посмотрел туда, куда уходила заброшенная узкоколейка и где в отдалении располагалась красильня. Да, там он его и заметил. Какое-то движение. Приземистый блондин в синих джинсах: это он, прячась в тени, зашел в здание через боковую дверь. Движение движением, но он ли это? Фил не разобрал. Наверняка он. Наверняка. Кто же еще? Больше здесь никого нет.

Фил глянул туда, откуда пришел, – на неряшливую сортировочную площадку, границы которой очерчивали устрашающий забор да задворки каких-то ветхих строений. Нет, не там. Это здесь.

Запах плесени и покинутого жилья. Время остановилось. Из бочек, словно гной, сочится масло и еще какая-то химическая отрава; земля под ногами такая же голая и чуждая всему живому, как мраморная плита. Фил подумал о том, что́ могло находиться в этих бочках и почему их бросили тут гнить.

Постепенно Фил начал замечать еще один запах: здешний воздух пахнул смертью. Ее вкус ощущался на кончике языка. И что это за смерть? Прошлая? Грядущая? Нынешняя? Он не знал, но никак, никак не мог перестать ощущать во рту ее сладковатый привкус.

Вот оно! Опять!

Там, где выбитые стекла, первый этаж, у самого поворота за угол. Незаметное такое движение. Словно тени сместились и загадали ему загадку. Он там, точно.

Фил достал из наплечной кобуры смит-вессон, убедился, что барабан полон, и снял оружие с предохранителя. Сжимая револьвер в правой руке, подался назад и двинулся вдоль завала из бочек к маленькому загону для вагонеток, построенному из унылого кирпича. Деревянные двери сарая рассохлись и еле держались на петлях. Фил сумел раздвинуть их ровно настолько, что ему, при его худощавости, удалось пролезть внутрь.

Кровля прогнила, и сочившегося из дыр света хватило, чтобы Фил успешно миновал груды строительного мусора и щебня и сумел подобраться к боковой двери.

Отсюда хорошо просматривалась вся заброшенная фабрика. Это было трехэтажное здание из красного кирпича. Ему должно было быть не меньше века. В окнах не осталось ни одного стекла. Из щелей в кладке росла трава, из форточек и отдушин лезли разлапистые папоротники. Между первым и вторым этажами все еще виднелась нарядная белая надпись: «Красильня Прескотта и Форстера».

Где-то там, где-то там прячется эта сволочь, думал Фил, и, когда я до него доберусь, я кое-что наконец-то узнаю. Шанс этот никак, никак нельзя упускать – и Сиду, и всей его музыке будет приятно… он будет просто в восторге. Я добуду ему эту информацию.