— Пусти… — шепнули ее губы.
— Нет! Пусть обоих забирает твоя злыдня! И пусть хоть потоп!
Но началось нечто хуже потопа. Дом мой содрогнулся от подземного толчка, зазвенела посуда, закачалась люстра, подпрыгнули статуэтки на полках, сдвинулись стулья. Под общие визги все начали выскакивать из домов.
Я подхватил обмякшую Эрну на руки и подошел к окну. То, что я увидел, было жутко — наши стеклянные дома стали оплывать как талый снег! И без того причудливо изогнутые, они стали уродливо сгорбленны и приплюснуты как поганки. Крыши отекали на стены, окна сжимались в щели. Если раньше дома смотрели на меня забавными лицами, то теперь это были сморщенные, перекошенные рожи.
Люди бегали в панике, выпускали перепуганных животных и птиц, выносили какие-то вещи, но и те теряли форму, потому что тоже были из стекла. Я успел вылезти с Эрной в окно, пока оно совсем не затянулось. Ноги увязли в кирпичной когда-то дорожке.
Обычной грязи тоже хватало. Сверху поливал дождь, черные тучи так затянули небо, что среди бела дня настала ночь, только молнии вырывали порой уродливые картины всеобщего разрушения и царящего хаоса: метались люди, ржали кони, выли собаки…
Ветер усиливался, но спрятаться было негде. Всё, что было не из стекла, тоже рушилось. Деревья вырывало с корнем. Стекольцы забирались в погреба, канавы и колодцы, хватались за пни, за корни, за глубоко врытые столбы, привязывали себя к ним цепями и веревками, в общем, каждый спасался, как мог. А у меня даже не было возможности ни за что зацепиться, мои руки были заняты бесценной ношей, и я не разжал бы их ни за что на свете, даже если бы на меня падала гора.
Наверно, этого от меня и добивались. На нас летела не гора, конечно, но разломанная крыша сарая, и я уже не успевал увернуться, а просто упал на колени, прикрывая бесчувственную Эрну своим телом. Это длилось какие-то секунды, поэтому я не сразу понял, что произошло, и почему мы живы. Оказалось, что расплавленное стекло под нами прогнулось, а сверху прикрыло нас как будто большим лепестком. Мы лежали в этой стеклянной ракушке, как в ладонях у огромного доброго существа, в полной безопасности почти до самого конца.
А прекратился весь этот ужас только тогда, когда все прекрасные стекла нашего города превратились в один сплошной темно-бурый, не мерцающий блин. Наша ракушка, увы, тоже. Мы все: люди и животные — стояли на гладкой платформе как в пустыне, и всех нас мягко освещало уходящее на покой малиновое солнце. В синем небе не было ни облачка, и только одна Серая Башня — каменное творение человеческих рук — врезалась хищными зубцами в это просветленное небо.
/////////////////////////////
/////////////////31
Потом в Лесовии говорили, что Бог разгневался на стекольцев за их дерзость, за их чудеса, которые простым смертным делать не положено, за их колдовское мастерство. А в Озерии говорили, что Богиня-Мать наслала на колдунов ураган и землетрясение. А Триморцы считали, что их бог войны Торос отомстил Непобедимому Бриану, который родом из этого проклятого города, стертого теперь с лица земли!
Всякое болтали. Но мастера-то знали, что это не так. Они знали, что это сам Морох их покинул. То ли обиделся на что-то, то ли нашел себе других мастеров. Ушел всемогущий дух песков и никому ничего не сказал.
Мы стояли тогда среди обломков: всё, что было не из стекла, превратилось в крошево. Очень тихо было вокруг, люди устали кричать и плакать и пребывали в оцепенении. Я пытался подобрать хоть что-то, хоть какой-то осколок, но это целое было уже неделимо, и не было жизни и света в этом целом.
— Теперь твоя Оллит довольна? — спросил я Эрну.
Она с тоской оглядывалась вокруг.
— Лучше б ты меня опустил! Что ты наделал, Бриан!
— Я!? Да при чем тут я?! Я — просто дерзкий мальчишка, доведенный до отчаяния… неужели ты не понимаешь, что он сделал это сам?
— Кто?
— Морох… в которого я не верил. Великий Морох. Он сделал это ради нас.
— Как же это…
— Видимо, не зря наш Кир ушел к Песочным воротам.
— Господи… неужели ничего, ничего от них не осталось?!
Эрна опустилась на колени и тоже стала искать хоть кусочек этого огромного непостижимого существа, хоть что-то на память, чтобы сжимать в руке, согревать, благодарить и долго просить прощения за то, что мы оказались такими недозрелыми. Такими большими, тупыми и совершенно не готовыми принять его волшебство!
Увы, и она не нашла ни крупинки и даже заплакала. Я поднял ее и обнял, утешая.
— Ваши кони, Батисто, — сказал Карлос, — насилу поймал! Уезжайте отсюда. Ваш — черный, герцогиня. Киру он теперь вряд ли понадобится.
— Да, — всхлипнула она, — бедный Кир!
Карлос пожал плечами.
— Да нет, Берта за ним присмотрит.
— Что?!
— В сарае он прятался, его и присыпало. Не волнуйтесь, Берта ушибы хорошо лечит… да и замуж ей пора.
— Бриан! — ахнула Эрна, — Бриан, ты слышал!?
— Слышал, — вздохнул я с огромным облегчением, — что ж такого?! Может, я ему и разрешу жениться… но только после нас.
Она улыбнулась, смахнула слезинки со щек, поправила белокурые как у Снежной Королевы волосы и посмотрела глазами ясными и синими как морская даль.
2.02.89
Елена Федина
